Мы перешли из бара в вагон-ресторан, и я почувствовала приятное волнение. Уже сами столы производили сильное впечатление — пышные скатерти украшал хрусталь с алмазной огранкой. Венецианский официант угощал нас дарами французской кухни: запеченный лобстер в соусе из бренди, обжаренные в масле молодые овощи, жареная на огне утка и фуа-гра с белыми трюфелями (ик!). ассорти из сыров (от этого я отказалась), потом горький шоколад и мороженое с бергамотом, о каком можно только вздыхать. (Я сохранила для Клео копию меню.)
Вагонов-ресторанов в Восточном Экспрессе было три: «Этуаль дю Нор», «Шинуаз» и наш — «Лалик». Я попивала бархатистое красное вино, а Тайлер, указав на край матового бокала, где классические фигуры переплетались с тяжелыми виноградными гроздьями, рассказал, что Рене Лалик вообще-то был ювелиром и занялся стеклом только в сорок пять лет, когда его попросил разработать дизайн флакона для духов его добрый приятель Франсуа Коти.
На что я ответила:
— А знаешь, что у Коти есть мужской одеколон «Стетстон»? И женский вариант под названием «Леди Стетстон»! Смешно, правда?
Это наглядно передает разницу между нашими манерами вести беседу. Он весьма искушен, и я невольно думаю, что ему бы подошла более утонченная леди. Я видела, как некоторые из обедавших с нами женщин поглядывали в мою сторону с завистью, а потом — с разочарованием на своих собственных спутников. Мне было немного неловко, что я отнимаю Тайлера у более достойных. А потом я решила: «Руки прочь! Я берегу его для подруги!»
За обедом Тайлер расспрашивал меня о моей жизни, и в частности о моей личной жизни, но почти ничего не говорил о себе. Я даже не смогла добиться от него прямого ответа, когда спросила, нравятся ли ему рыжие. Я-то, конечно, думала о Клео, а он сказал:
— Неужели ты собираешься перекраситься?
В какой-то момент Тайлер признался, что вряд ли когда-либо всерьез влюблялся, и пожаловался, что со стороны многим кажется, будто он — путешественник и плейбой, но на самом деле это не является его истинной сущностью. Единственной темой, на которую он говорил много и эмоционально, было искусство. Похоже, это семейная черта: Морган использует чужие слова, чтобы казаться умным, Тайлер использует чужие творения, чтобы казаться творческой личностью, а в действительности он думает только о бизнесе.
Хоть я и поставила в своей голове запрет на любые мысли о Капри, чтобы полностью насладиться этим вечером, перед моим внутренним взором возник Люка. Я представила, что он сидит рядом с Тайлером и попивает колумбийский кофе — такой открытый, раскрепощенный и настоящий, по сравнению с ним. Все склоняют меня на сторону Тайлера, но я думаю: что останется от его притягательности, если убрать внешность, статус и роскошный стиль жизни? Он воспитан и очарователен, когда ему это нужно, но я никак не могу разглядеть его истинное лицо.
После обеда мы вернулись в бар, где было уютнее, и выпили несколько рюмок «Амаретто» — на сон грядущий. Мне бы хватило и одной, но Тайлер настаивал, чтобы я выпила еще, и еще, и еще. Все вокруг становилось все более и более расплывчатым, но я помню, что заметила две вещи — во-первых, у администратора бара была самая забавная на свете смесь акцентов (наполовину итальянский, наполовину австралийский), а во-вторых, пианист играл безупречно, пока вагон, раскачиваясь и подпрыгивая, ехал вперед, но начинал фальшивить, как только поезд останавливался.
А Тайлер был все так же безупречен. Идеальные зубы, идеальный маникюр, идеальный джентльмен. Ни волоска не выбилось из прически. Ну, разве что когда он постучал к мне через полчаса после того, как мы распрощались до утра…
— Прости, я не хотел тебя беспокоить, — извинился он. прислонившись к косяку и глядя на меня через невесть откуда взявшуюся челку, будто сошел с рекламы одеколона годов этак семидесятых. — Ты ведь еще не легла?
— Не успела, — нервно пропищала я. Тайлер же не может не замечать, что рубашка у него расстегнута до пупа. Он что, пытается меня спровоцировать?
— Я только хотел спросить…
— Да? — говорю я, теперь уже хрипло.
— Мой телефон еще у тебя?
Я покраснела от того, что миг назад пришло мне в голову.
— Возможно, мне надо будет позвонить кое-куда завтра рано утром, — объяснил Тайлер.
— Да, конечно! — заторопилась я. — Прости, пожалуйста, — я забыла.
Я поискала на столике и протянула ему его «нокию».
— Спасибо, я…
Простая душа, я уже собиралась признаться, что звонила в Кардифф, но Тайлер меня отвлек:
— Какой красивый браслет, — сказал он, беря меня за руку.
— Это мамин, — единственное, что я смогла сказать в ответ.
— Понятно, — кивнул Тайлер, поправляя камешки, так что они отбросили в окно несколько ослепительных бликов. Затем, будто заметив, как я напряглась, когда его палец скользнул под браслет, он добавил: — Помочь тебе расстегнуть замок?
Я высвободила руку:
— Нет, я сама, спасибо!
Мне было неприятно ощущать на себе его прикосновения. Даже когда Тайлер просто касался кончиками пальцев моего запястья, мне казалось, что я предаю Люка. Я знаю, что на все реагирую чрезмерно, но каждый раз, когда он подходит ко мне слишком близко, у меня будто срабатывает банковская сигнализация — воют сирены, вспыхивают огни и вокруг главного хранилища с грохотом опускаются железные ворота.
Когда Тайлер теплым дыханием коснулся моего уха, целуя меня на ночь, и шепнул:
— Сладких снов, — я похолодела.
Типичная ситуация, не правда ли? Я оказываюсь в невероятно романтичной обстановке, ноне с тем парнем! У меня такое ощущение, будто я поступаю расточительно. Я знаю, мама не упустила бы возможности эротического приключения в Восточном Экспрессе. И в ушах у меня стоят недоверчивые вопли Клео: «Он был у тебя под носом, расстегнутый и уже тепленький, а ты отказалась?!»
Ах, что делать бедной девушке? Я же должна радоваться, что поступаю правильно, так?
Я сажусь и неуверенно приподнимаю шторку, чтобы впустить в купе солнечный свет. Еще одна ночь, и я вернусь на Капри, к Люка… А пока — здравствуй, новый день.
Приняв во внимание вчерашнюю ошибку, я включаю свет до того, как начинаю умываться, — на случай если мы въедем в тоннель. И — о чудо! — я успеваю привести себя в пристойный вид к тому моменту, когда появляется Стивен и приносит на завтрак круассаны, фруктовый салат, апельсиновый сок и «Граф Грей». Я устраиваю себе личное, сольное чаепитие и при этом чувствую себя так, будто заперта в тюремной камере, отделанной под чудесный кукольный домик в стиле «Алисы в стране чудес».
Часов в восемь я слышу, как Тайлер по телефону подтверждает встречу с агентом по имени Аврора, а потом стучит в мою дверь. Я с облегчением замечаю, что он опять точен в движениях, а рубашка снова застегнута на все пуговицы.
— Нам назначено на сегодня, после обеда. Как ты спала?
— Замечательно! — вру я.
— Укачивает, как в колыбели, верно? — улыбается Тайлер. — Мы прибываем во Флоренцию через полчаса, ты, кажется, хотела пофотографировать. Сейчас — самое время.
— Да! Непременно хочу сфотографировать бар. — Теперь это мое любимое место.
Я хватаю фотоаппарат и собираюсь с духом перед путешествием сквозь пять трясущихся вагонов. Я успеваю пройти полпути, когда мне приходит в голову проверить, сколько у меня осталось кадров. Один. Проклятье — придется идти обратно. Так, минимум на три синяка больше, чем я рассчитывала.
Я возвращаюсь в купе и в поисках пленки открываю сумку. И тут Тайлер раздраженно говорит: — Ну в кармане же, я тебе говорю! Я удивленно поднимаю голову — он меня видел? Он не замолкает, и я понимаю, что он говорит по телефону — вероятно, убеждает кого-то, что работы Алессандро от него уже не уйдут.
