тени — если я тебя оставлю, ты добудешь много свежего мяса для моих детей. — Смерть улыбнулась ему, уходя. — Убей для меня целое войско, Райф Севранс. Если мне покажется мало, я еще могу потребовать тебя назад».
— Нет! — завопил Райф в пустоту. — НЕЕЕЕЕЕЕТ!
Его разбудил упавший на лицо тонкий луч солнца. Еще не успев открыть глаз, он понял, что горячка прошла. Лежа без движения и наслаждаясь солнечным теплом, он составлял перечень своих недомоганий. Где-то рядом витали воспоминания, и он мог позвать их к себе, когда хотел, но сначала надо было разобраться с телесным ущербом.
Хотелось пить, и Райф пошарил по скамье, ища пузырь с водой. Язык распух и с трудом умещался во рту. Найдя сосуд, Райф разлил больше, чем выпил, оросив водой подбородок и шею. В горле от глотания саднило, и он быстро утолил жажду. Вернуть пузырь на место не было сил, и Райф просто уронил его в воду, где тот поплавал немного, а потом затонул.
Райф поспал, а когда проснулся снова, в камере было темно. Он огорчился, скучая по солнцу и жалея, что поддался сну.
В ногах у него снова оставили миску с водой и овсом. Отсутствие перемен в его темном мире ободрило Райфа. На этот раз он выпил всю воду, но еда в горло не пошла. Когда он отодвинул миску, руку прошила боль, и он вспомнил тени прошлой ночи с их холодными, как лед, клыками. Райф тряхнул головой, отгоняя память о них, облегчился, отойдя в угол камеры, и снова уснул.
Ему ничего не снилось, а если и снилось, то не запомнилось. Он спал долго и крепко, а когда проснулся, был рассвет.
Ему стало легче слезать со скамьи, и в голове не так стучало. Он потянулся к пузырю с водой, и боль оказалась меньше, чем он ожидал. Напившись вволю, он ощупал свои синяки и ссадины. Ребро, сломанное при первом избиении, уже начало срастаться, на удивление ровно, хотя и отзывалось болью. Под левой почкой прощупывался кровоподтек, величиной и очертаниями напоминавший баранье сердце. Райф поморщился, исследуя это место. Разошедшиеся швы на груди зарастали снова, порезы на руках и ногах тоже находились в разных стадиях заживления. Все мышцы ныли. Потрогав железки на шее, Райф наткнулся на шнурок от амулета.
Он перестал обследовать свои болячки и лег, чтобы отдохнуть и подумать об Аш. Сознание того, что она жива и здорова, успокоило его, и он опять заснул.
Его разбудило чувство, что он не один. Не открывая глаз и продолжая дышать, как спящий, он оценил степень освещенности и состояния воздуха. В камере стоял полный мрак — это мог быть любой час долгой зимней ночи, но густота и плотность тьмы предполагала, что ночь настала уже давно. По запаху собачьей шерсти и собачьего сала Райф понял, что к нему пришел Собачий Вождь.
Он открыл глаза.
Лунный свет серебрил камеру, мерцая на воде и придавая стенам льдистый блеск. Собачий Вождь смотрел прямо на него с наполовину скрытым тенью лицом и глазами, как чернильная яма. Его грудь поднялась, вдохнув пахнущий смертью воздух.
— Мне сказали, что твоя горячка прошла.
Райф подтвердил это, слегка пошевелив головой. Это вызвало раздражение вождя, и он ударил ногой по воде, плеснув в лицо Райфу.
— Ты живуч, но те, кто попадается тебе на пути, умирают быстрее, чем младенцы в зубах у волка. Почему?
Райф смахнул с лица воду и сел, не отвечая Бладду. Слышен был только плеск воды о стены камеры.
Собачий Вождь провел большой красной рукой по лицу и косам, на миг показавшись Райфу очень старым, и вновь промолвил дрожащим голосом:
— Какое же зло гнездится в вашем клане, если он рождает таких, как ты и Градский Волк?
Градский Волк. Вот, значит, как прозвали Мейса.
— Не связывай его имя с моим, — сказал Райф.
— Почему это? Ты убивал его именем и на Дороге Бладдов, и у печного дома.
Райф вспыхнул. Ему было нечего сказать.
— Отвечай!!
Райф сжался, но смолчал. Ответить значило бы предать свой клан... предать Дрея. Правда умерла в тот день на Дороге Бладдов, и он не собирался воскрешать ее.
Собачий Вождь подошел, расплескивая воду, схватил Райфа за горло и закричал, вдавливая большие пальцы ему в гортань:
— Ты убивал моих малюток — там, на холоде, в снегу. Малых ребят, которые дрожали от страха и цеплялись за юбки матерей. — В голосе вождя заключалось столько горя, что каждое слово встряхивало его всем телом. Рисуемая им картина была так близка к правде, что Райф не смог смотреть ему в глаза. — И звали на помощь деда, а дед их не слышал.
Вождь внезапно разжал пальцы и отвернулся. Мышцы у него на шее ходили ходуном, но он быстро унял их.
Райф сплюнул кровью. Гортань жгло огнем, но он ответил твердым голосом:
— Вы убили нашего вождя на Пустых Землях, его и еще дюжину человек. Вы начали этот танец с мечами. Вы нанесли первый удар.
Собачий Вождь отмахнулся.
— Наш клан не нападал на Черный Град. Пусть Градский Волк говорит то, что ему выгодно, — Дагро Черный Град умер не от моей руки.
Райф встал. Ему, наверно, следовало бы удивиться словам Собачьего Вождя, но он не удивился. С нарастающим в нем холодным гневом он уставился в повернутую к нему спину Вайло Бладда.
— Почему же ты не выступил с опровержением?
— А зачем? Когда одна половина кланов восхваляет тебя за удачный набег, а у другой моча примерзает к ляжкам от страха, как бы с ними не случилось того же, разве станет кто-то отрицать и говорить, что ничего такого не делал? Я, во всяком разе, не стал.
— Кто же тогда? Кто это сделал?
Что-то в голосе Райфа заставило Бладда повернуться к нему. Его глаза были тверды, как сапфиры, но Райф ответил не менее твердым взглядом. Этот человек знал то, что могло положить конец войне.
Косы на груди Собачьего Вождя дрогнули от дыхания.
— Меня не спрашивай. Не я приехал с побоища на Пустых Землях и объявил себя вождем.
Гнев Райфа немного ослаб. Собачий Вождь высказывал его собственные мысли. Стремясь добраться до истины, Райф спросил:
— Ну а раны? Брон Хок присутствовал при вашем набеге на Дхун, и он говорил, что ваши мечи не проливали крови. То же самое я видел в лагере на Пустых Землях. Моему отцу разнесли ребра вдребезги, но крови едва хватило, чтобы окрасить его рубашку.
Собачий Вождь выругался, тяжело опершись рукой о стену.
— Мне следовало бы знать, — пробормотал он. — Дьявол ведет двойную игру.
Волосы на руках Райфа поднялись дыбом, и он сразу вспомнил то, что сказала ему смерть «Убей для меня целое войско, Райф Серванс». Его пробрала дрожь, и он спросил каким-то чужим голосом:
— Что ты хочешь этим сказать?
— И ты еще смеешь спрашивать меня, что я хочу сказать? Ты, хладнокровно убивавший детей, а трех моих воинов искромсавший так, что я не допустил вдов к их останкам? — Вождь брызгал слюной, и косы мотались у него по плечам. — Я не стану отвечать на вопросы Свидетеля Смерти. Клафф Сухая Корка прав. Тебя надо прикончить, и поскорее. Жаль, что он и его люди не зарубили тебя там же, на месте, а приберегли для меня. Все было бы кончено, и мне не пришлось бы марать о тебя руки
Райф стоял молча и прямо, принимая на себя его ярость. Только часть ее он мог отнести на свой счет. Вайло Бладд ничего не знал о ранах, нанесенных убитым на Пустых Землях, но теперь он узнал, и это известие потрясло его.
