каждый день и не жалел своего времени, обучая Аш читать и писать. Он мог поручить это священникам и писцам, но предпочитал делать это лично. И не только потому, что он старательно удалял от Аш всех, с кем она могла бы подружиться, — а она рано стала замечать, что ни ее любимые прислужницы, ни живущие в крепости ребятишки не остаются при ней надолго. Нет, Иссу на самом деле нравилось ее учить. Наука составляла одну из радостей его жизни.
— ...и у вас, само собой, будет новая комната с настоящими слюдяными окнами и...
Аш моргнула, внезапно заинтересовавшись.
— Новая комната?
— Ну да. Это верно, как лед на Кости.
— Но почему?
Ката отложила щетку, стрельнула глазами по сторонам, словно опасаясь нежелательных ушей, и понизила голос.
— Разговоры об этом уже ведутся. На днях, когда я... ну... зашла с Ножом в Кузницу, туда явился его милость и сказал Ножу, чтобы тот был готов перевезти вас по его указанию. Но когда Разварная Телятина увидел меня, он осекся на полуслове и глянул на меня — вы знаете как, — бледный такой и страшный, что твой покойник. Я прямо стрелой оттуда вылетела, не дожидаясь его приказа. — Ката просто сияла — она любила рассказывать секреты.
Аш сглотнула, радуясь, что сидит, а не стоит.
— Перевезти меня по его указанию?
Ката, кивнув, отошла к туалетному столику и сунула в рот одну из деликатесных розовых коврижек.
— Точно так, — подтвердила она с набитым ртом. — Мне сдается, это будет один из тех роскошных верхних покоев в Фитиле, с черным мрамором и дымчатыми стеклами в полу. Может быть, даже с отдельным входом и лестницей. — Ката взяла еще одну коврижку, посмотрела на нее и положила назад. — Поклянитесь, что возьмете меня с собой, барышня. Я не вынесу, если меня снова отправят на кухню и заставят скрести горшки.
— Помолчи, Ката. — Болтовня служанки начинала раздражать Аш.
Ката обиженно закрыла рот, взмахнула юбками и принялась проверять ставни, ворошить угли в жаровне и делать прочие ночные приготовления.
Аш почти перестала обращать на нее внимание. Значит, ей предстоит переезд? Это просто немыслимо. Комната в Бочонке была ее домом, сколько Аш себя помнила. Из всех четырех башен крепости только Бочонок и был ей знаком. Здесь она в шесть лет сломала себе руку, лазая по внешним укреплениям, а в восемь не выходила из комнаты два месяца из-за красной горячки, и приемный отец навещал ее каждый день, принося ей замороженный мед и желтые груши; здесь, когда ей было одиннадцать, ее птичка заболела в своей клетке, начала выщипывать себе перышки и клевать ноги, а Исс, чтобы угодить Аш, провел небольшую церемонию, прежде чем поручить Кайдису прекратить мучения птички. Здесь Аш провела всю свою жизнь.
В полном расстройстве она села на кровать с ногами и обняла руками колени. Ей никто даже слова не сказал о переезде, и в крепость не приглашали ни каменщиков, ни плотников. Должна же была эта новость хоть как-то дойти до нее? Аш потерла голые икры. Простыня под ногами была мокрая от пота и ледяная.
Нет, не станет она вспоминать свой сон. Он ничего не значит. Ничего.
Ката засунула две оставшиеся коврижки в сумку у пояса.
— Не нужно ли еще чего, барышня?
— Нет. — Но что-то в Кате, идущей к двери, заставило Аш передумать. — То есть да. Еще одна вещь.
— Какая? — Ката надула свои и без того пухлые губки.
— Я знаю, что ты сейчас увидишь моего приемного отца... — Аш жестом пресекла возражения Каты. — Не отрицай. Я тебя за это не виню. Если не хочешь возвращаться на кухню, сделай вот что — я бы на твоем месте поступила именно так. — Ката продолжала дуться, но Аш гнула свое: — Можешь сказать ему все: что мне нездоровится, что я плохо выгляжу и что даже постель у меня в беспорядке. Не говори только, что я знаю о переезде, который он задумал. Пожалуйста.
Ката посмотрела на свою госпожу. Аш знала, что Ката завидует ее платьям и разным красивым вещицам вроде серебряных щеток и черепаховых гребенок, но знала и то, что Ката может быть доброй, когда это ей выгодно. Однажды она прошлась до самых Нищенских ворот, чтобы купить Аш засов для двери.
С преувеличенно тяжелым вздохом Ката тряхнула кудряшками.
— Ладно уж, не скажу — для своей же пользы. Если Разварная Телятина узнает, что я вам это разболтала, хотя мне и слышать-то об этом не полагалось, он мигом меня на кухню наладит, а то и пониже.
Спасибо тебе, Ката.
Ката, фыркнув, направилась к двери.
— Но уж про вас мне ему все придется рассказать. От этого никуда не денешься. Сами знаете, какой он.
Аш, кивнув, встала и задула лампу. Она хорошо знала, какой он.
Мясные мухи жужжали в своей сетке, трепеща черными прозрачными крылышками так часто, что взгляд не улавливал этих движений. Но, несмотря на свои усилия, эти четыре тощие мухи с длинными суставчатыми лапками летали медленно, беспорядочно кидаясь из стороны в сторону. Это, разумеется, были самки. Блестящие зеленые мешочки у них под брюшком были набиты сотнями яиц. Пентеро Исс, правитель города Вениса, командующий гвардией Рубак, хранитель Крепости Масок и властелин Четырех Ворот, старался держать садок на расстоянии. Мухи были в самой поре, им не терпелось отложить яйца, и они вполне могли прогрызть сетку своими крепкими челюстями, особенно если почуют кровь.
Исс зачарованно следил за мухой, подлетевшей к его бледным держащим садок пальцам. Его кожа была чистой и неповрежденной, совсем не такой, как требовалось мухе, но Иссу встречались мясные мухи, способные сами наносить нужные им раны. У этой такого случая не будет. Исс вынул из-за пояса кусок голубого фетра и накрыл им верхнюю часть сетки. Он будет на месте через четверть часа — за это время мухи не успеют заснуть даже и в темноте. Исс хорошо изучил их — сонными их делал не мрак, а холод.
Идя по заброшенной восточной галерее к Кости, Исс сосчитал дни. Шесть. Он, конечно же, вел записи, но своему скрупулезному уму доверял больше, чем каракулям на пергаменте. Не следует терзать Скованного слишком скоро после предыдущей процедуры. Тщательность нужно соблюдать во всем, особенно в подобных делах.
Но шести дней вполне достаточно. Шесть дней — как раз то, что требуется.
Зима пришла в горы и в Венис рано, и в восточной галерее стоял мороз. Исс подавил дрожь. Он вырос в ненависти к холоду. Холод — это когда не хватает дров в очаге и одеял. Ему это было хорошо известно. Ребенком он мечтал о жарком, трескучем пламени и множестве пуховых перин. По прошествии сорока лет он все это имел, но не считал, что этого довольно.
Он правитель, а не король — он может править еще лет двадцать, но под конец все равно умрет не своей смертью. Так уж заведено в Венисе. Историки могли бы назвать Юрона Чистого, Риза Грифона и других правителей, скончавшихся во сне. Но Исс сам видел, стоя во мраке, как пятеро присяжных братьев порезали Боргиса Хорго на куски. Он был старый, сухой и сморщенный — Исс подивился тому, сколько в нем оказалось крови. Эта кровь до сих пор снилась ему, и порой она была его кровью.
Их было так много. Боргис Хорго, Раннок Хьюс, Терик Хьюс, Коннад Хьюс, Левик Криф, прозванный Полукоролем, Карат Лоре, Сторновей Лысый — этот перечень тянулся в глубь веков, к Терону Пенгарону, убитому наемниками своего племянника на том месте, где теперь стоит Кость. Все они умерли смертью правителей: от ножа в спину, от стрелы, от яда, от дубинки, от измены. Единственным законом о престолонаследии в Венисе было право сильного. Как только соперник отыскивал в нынешнем правителе слабость, он устраивал заговор и помогал правителю умереть. Исс знал свою судьбу, но не желал с ней мириться.
Правителем быть недостаточно — он должен стать кое-кем повыше.
Дыша холодным воздухом, он приблизился к Кости. Известняк, бледный и гладкий, как озерный лед,
