она бы мигом скинула платье.
Пока она размышляла об этом, Кочерыжка свернула в закоулок между крепостной стеной и башней, и Аш забыла обо всем на свете, увидев на снегу следы. Две пары ног и две глубокие борозды вели прямо к заколоченной двери. Следы на вид были свежие и вели только туда, а обратно нет.
— А ну-ка потише, — сказала Аш то ли себе, то ли кобыле. Теперь она видела, что следы тянутся от южных ворот. Аш знала по опыту, что, если она направится туда, ее остановят еще до стены. Эти ворота всегда охраняло с дюжину гвардейцев.
— Стой, — промолвила Аш, слегка натянув поводья. Кобыла с радостью подчинилась ей и принялась обнюхивать что-то около крепостной стены. Аш спрыгнула, посмотрела налево, потом направо и подошла к двери в башню.
Доски с нее сорвали, оставив вокруг кайму из погнутых гвоздей. С притолоки свисали толстые сосульки, и Аш на капюшон капала вода. Замочная скважина была прорезана в медной плите величиной с голову Кочерыжки, и кто-то потратил немало времени, скалывая оттуда лед. Аш помедлила, отступила на шаг и вдруг, к собственному удивлению, нажала на дверь. Та не уступила.
Аш следовало бы испытать облегчение, но чувство, испытанное ею при соприкосновении с дверью, осталось в нервах ее руки. Помимо воли ей вспомнилась та ночь, когда она проникла в восточную галерею. Аш сама не понимала, что почувствовала тогда, и много раз пыталась убедить себя в том, что все случившееся было плодом ее воображения вкупе с холодом, страхом и тьмой. Но теперь чувство чьей-то нужды вернулось к ней так резко, что вызвало привкус металла у нее во рту.
Что-то внутри Кости хотело, чтобы это случилось.
В глубине души Аш всегда это знала, с той самой минуты, как почувствовала чье-то присутствие в башне, но она загоняла свое знание все дальше и дальше, погружая его в тень. Зато теперь все стало предельно ясно.
Медленно, мелкими шажками Аш попятилась прочь от Кости, прижимая к себе руку. Пальцы, коснувшиеся двери, были как лед.
— Пойдем, Кочерыжка, — сказала она, разозлившись на собственный голос за то, что он так слабо звучит. — Вернемся на конюшню. — Кобыла не обратила на нее внимания, и Аш пришлось подойти к ней самой. Ей не хотелось поворачиваться спиной к двери, и желание бежать было таким сильным, что она прикусила губу, боясь ему поддаться. Но нельзя же было оставлять лошадь на дворе. Мастер Хейстикс сказал бы ей не одну пару теплых слов, если бы она это сделала.
Кочерыжка продолжала что-то нюхать у стены. Аш нагнулась, чтобы взять уздечку, и вся кровь отхлынула от ее лица. В снегу лежала голубая лента, словно жилка под белой кожей руки. Аш сразу узнала ее. Это была завязка ночной сорочки, которую Аш отдала Кате починить. Ткань износилась, и ленты плохо держались на ней. Аш подняла ленту со снега. Ката спрашивала, не надо ли ей чего-нибудь починить на зиму, и Аш отдала ей целую охапку плащей, платьев и сорочек. Горничная пока не вернула их, но это еще ничего не значило — в шитье Ката была не сильна. На то, чтобы подшить подол, у нее уходило целое утро.
Лента была холодной и влажной, как голубая льдинка. Аш присмотрелась к двум бороздам на снегу, сопровождавшим следы ног. Что-то большое и тяжелое втащили в башню. Вроде кровати. Аш нахмурилась. Почему именно кровать? Мало ли что могло оставить такие следы. Все постепенно начинало обретать смысл. Внутренняя дверь в башню вдвое уже этой, и ничего крупнее человека в нее не пролезет. Если Иссу понадобилось перенести в Кость что-то объемное, он мог воспользоваться только этим путем.
Аш вертела ленту в пальцах. Что общего с этим могут иметь ее ношеные вещи?
«...и у вас, конечно, будет новая комната...»
Нет. Аш потрясла головой, отгоняя от себя слова Каты. Это безумие. Не может быть, чтобы приемный отец собирался поселить ее здесь. Только не в Кости. Он любит ее и беспокоится о ней. Только что, прошлой ночью, он говорил, что она слишком бледная, и велел ей выйти погулять. Аш стиснула ленту в кулаке. Надо поскорее вернуться в свою комнату. Что-то здесь неладно.
Аш быстрым шагом двинулась вперед, ведя за собой Кочерыжку. Марафис и Ката до сих пор оставались на конюшне, и даже мастер Хейстикс не выслал конюха за лошадью. Дойдя до конюшенной двери, Аш совсем запыхалась, и сильные судороги сводили ей живот. Она не знала, что делать, не знала, что думать, не хотела верить одолевающим ее мыслям.
— Эй, госпожа, вам чего?
Аш вздрогнула. Сама того не ведая, она вошла внутрь. Из-за груды сена вышел молодой конюх, прыщавый и плоскоголовый.
— Вы бы вышли, барышня. Мастер Хейстикс не любят, когда господа суются сюда без него. А Кочерыжку я возьму.
Чувствуя себя полной дурой, Аш отдала ему поводья. И о чем она только думает? Сама завела лошадь в конюшню, как простой посыльный. В этот самый миг по конюшне прокатился грохот. Аш, и без того уже на пределе, подскочила. Внутрь хлынул свет, и половина задней стены отошла в сторону. Ну конечно, с облегчением вспомнила Аш. Здесь есть другой выход, ведущий к товарным воротам.
Как раз в это мгновение из ближнего денника появился Марафис Глазастый, застегивая пояс. Увидев Аш, он ухмыльнулся и стал делать это нехитрое дело так, что смотреть было противно. Почувствовав, что краснеет, Аш повернулась и выбежала вон, преследуемая его смехом.
Оказавшись снаружи, Аш тут же бросила ленту и втоптала ее в снег. Она чувствовала омерзение к этому месту, к Марафису, прыщавому конюху и мастеру Хейстиксу. Ко всему, что творилось у нее за спиной. Где эта Ката?
— Ой, барышня, разве нам уже пора?
Аш обернулась. Ката, без шапочки, с растрепанными кудряшками, лениво улыбалась своей госпоже, прислонившись к двери.
— Я, наверно, вся раскраснелась. Надо поваляться в снегу, чтобы кровь остудить.
Аш, подскочив к Кате, схватила ее за руку и потащила прочь.
— Вы делаете мне больно! — вырываясь, вскрикнула Ката. Аш заломила ей руку за спину. Она кипела от гнева, злилась на все и всех, и ей опротивело бояться.
— Ничего с тобой не сделается. Шагай.
Ката повиновалась, но молчать было не в ее натуре.
— Вы сами велели мне идти на конюшню! Сказали, что я вам не нужна. Я не виновата, что вы ревнуете меня к Ножу. Не виновата, что вы плоская, как доска, и ни один мужчина на вас не взглянет. Что вам нужно, так это...
— Замолчи! — Аш заломила ей руку еще сильнее, сама дивясь своему гневу. Ее всю трясло, но впервые за много месяцев это было вызвано не страхом. Хорошо было показать кому-то свою власть, пусть даже простой служанке. — Открой дверь, живо.
За те четырнадцать месяцев, что она знала Кату, Аш никогда еще не видела, чтобы девушка поворачивалась так быстро. Она подняла щеколду проворнее, чем совала в карман розовые коврижки. По круглому нижнему коридору Бочонка прохаживались двое Рубак в кожаных плащах, пристегнутых к камзолам свинцовыми пряжками величиной с мелкую птичку. Легкие полушлемы затеняли им глаза. Они не улыбнулись и вообще не выказали никаких чувств. Это говорило о многом: должно быть, всей крепости уже известно, что, куда бы ни шла Найденыш, Нож следует за ней по пятам. Аш захлопнула за собой дверь и направила Кату прямо на гвардейцев, вынудив тех посторониться и пропустить их.
Аш поднималась по лестнице, чувствуя, как колотится сердце в груди. Одно прикосновение! Одно- единственное, и то, что обитает в Кости, узнало, что она здесь. За всю свою жизнь она ни разу не чувствовала, что так нужна кому-то. Это затрагивало в ней нечто такое, чего она назвать не могла.
— О-ой! Барышня! Вы мне так руку сломаете.
Аш, вздрогнув, увидела, что скрутила Кату слишком сильно, лишив ее руку притока крови, и отпустила ее. От этого внезапного движения Ката споткнулась и тут же принялась тереть свою руку, наговорив хозяйке еще кучу разных вещей. Аш ее не слушала. Спокойно, так, как будто Ката молчала, а не рыдала и не выкрикивала угрозы, она сказала:
— Иди за мной.
