на Мура и Гвендолен, но, судя по его рассеянной, растерянной улыбке, по-видимому, не смог вспомнить, кто они такие.
— О, — промолвил Крестоманси. — Гм... Это моя жена.
Их подвели к пухлой даме с кротким лицом. На ней было великолепное кружевное платье — вне себя от восторга, Гвендолен так и пожирала его глазами, но в остальном жена Крестоманси казалась самой обыкновенной дамой. Она обратилась к ним с дружеской улыбкой:
— Эрик и Гвендолен, не так ли? Зовите меня Милли, мои дорогие.
Они вздохнули с облегчением — они уже начали ломать голову над тем, как обращаться к миссис Крестоманси.
— А теперь вы должны познакомиться с моими детьми, Джулией и Роджером, — продолжила Милли.
Из-за ее спины выглянули двое пухлых ребят, бледных и одышливых. На девочке было такое же, как у матери, кружевное платье, а на мальчике костюм из голубого бархата, но даже их нарядная одежда не могла скрыть того, что оба они обладают внешностью еще более заурядной, чем их мать. Они вежливо посмотрели на Гвендолен и Мура, а затем все четверо поздоровались друг с другом. Больше сказать было нечего.
К счастью, очень скоро появился дворецкий, который распахнул двери и объявил, что ужин подан. Гвендолен снова возмутилась.
— Почему это он не открыл дверь перед
Мур ничего не ответил — он из последних сил старался не отстать от сестры. Все расселись за длинным, празднично накрытым столом, и если бы Мура усадили далеко от Гвендолен, он наверняка упал бы в обморок от ужаса. К его облегчению, все обошлось, но ужин и без того был ужасен. Из-за левого плеча Мура постоянно возникали серебряные блюда с яствами, и поскольку это случалось неожиданно, то он каждый раз подскакивал, задевая тарелку. Но хуже всего было то, что он левша. Ему было не с руки орудовать ложкой и вилкой, ведь они лежали у него так, как у всех остальных. Пытаясь поменять их местами, он ронял ложку, а решив оставить все как есть, проливал соус. Лакей неизменно повторял: «Ничего страшного, сэр», отчего Мур совсем сник.
С беседой дела обстояли не лучше, чем с трапезой. На дальнем конце стола громкоголосый человечек не переставая тараторил об акциях, а там, где сидел Мур, рассуждали об Искусстве. Мистер Сондерс, по- видимому, все лето пропутешествовал за границей. Он видел статуи и картины во всех европейских музеях и был от них в полном восторге. От волнения молодой человек то и дело с силой ударял по столу. Он взахлеб говорил о студиях и школах, кватроченто и голландских интерьерах. У Мура голова пошла кругом. Мальчик взглянул на худое, скуластое лицо мистера Сондерса и с благоговением подумал обо всех знаниях, заключенных в этой голове. Тут в разговор вступили супруги Крестоманси. Милли так и сыпала именами, которых Мур в жизни не слыхивал, а волшебник отзывался о них так, словно речь шла о его близких друзьях. «Какими бы обыкновенными ни казались все прочие члены Семьи, — подумал
Мур чувствовал себя ужасным невеждой. Неудивительно, что из-за этой беседы и внезапно возникавших серебряных блюд у Мура совершенно пропал аппетит (к тому же он имел глупость съесть все печенье, поданное к чаю). Насилу одолев только половину торта из мороженого, Мур завидовал сестре, с невозмутимым и даже высокомерным видом вкушавшей изысканные яства.
Наконец трапеза завершилась. Юных Чантов отпустили на свободу, и они удалились в роскошную комнату Гвендолен. Девочка со всего размаху плюхнулась на свою бархатную кровать.
— Какое ребячество! — воскликнула она. — Они выставляют напоказ свои знания, чтобы мы почувствовали себя ничтожествами. Мистер Нострум меня об этом предупреждал. Они пытаются скрыть свое малодушие. Какая жуткая у Крестоманси жена! А видел ли ты когда-нибудь более некрасивых и глупых детей, чем эти двое? Да, Замок уже меня угнетает. Чувствую, скоро я все здесь возненавижу.
— Может, когда мы привыкнем, жизнь покажется нам не такой ужасной? — без особой надежды предположил Мур.
— Будет еще хуже, — пообещала Гвендолен. — С этим Замком что-то не так. Я чувствую его дурное воздействие. Здесь есть нечто мертвящее, высасывающее из меня жизнь и магические способности. Я здесь задыхаюсь.
— По-моему, ты все выдумываешь, возразил Мур, — потому что хочешь вернуться назад, к миссис Шарп. — Он вздохнул, поскольку сам по ней скучал.
— Нет, не выдумываю, — упорствовала Гвендолен. — Кстати, Замок давит так сильно, что даже ты можешь это почувствовать. Давай-ка сосредоточься. Разве ты не чувствуешь это омертвение?
Муру не пришлось особенно сосредоточиваться, чтобы понять, о чем говорит Гвендолен. Действительно, с Замком творилось нечто странное. Сначала Мур подумал, что это всего лишь тишина, но он ошибся. В атмосфере ощущалась какая-то мягкость, а в то же время и тяжесть, как будто все слова и движения были придавлены огромной периной. Обычные звуки — например, их голоса — казались очень тонкими, к тому же не давали эха.
— Да, как-то странно, — согласился Мур.
— Странно? Да просто ужасно! — роковым голосом произнесла Гвендолен. — Буду рада, если мне удастся выжить, — и, к удивлению брата, добавила: — Хотя я не жалею, что попала сюда.
— А я — жалею, — признался Мур.
— Ну и кто бы, интересно, за тобой присматривал? — спросила сестра. — Ладно. Принеси мне колоду карт — ту, что лежит на туалетном столике. Вообще-то карты волшебные, но если мы скинем все козыри, то сможем, если хочешь, поиграть в снэп[2].
Глава четвертая
Наутро Мура разбудила рыжеволосая Мэри, и его тотчас обволокла все та же тишина и мягкость. Неровные стены комнаты были залиты ярким солнечным светом. И даже теперь, когда Мур знал, что в Замке полно людей, он не слышал ни звука. Казалось, и за окнами царит безмолвие.
«А, знаю, на что это похоже! — подумал Мур. — Так бывает, когда ночью выпадает снег». От этой мысли ему стало так уютно и тепло, что он снова погрузился в сон.
— Эрик, тебе правда пора вставать, — затормошила его Мэри. — Я приготовила для тебя ванну, а уроки начинаются в девять. Поторопись, а то не успеешь позавтракать.
Мур вскочил. Мысль о ночном снегопаде настолько засела у него в голове, что он сильно удивился солнцу и почти летнему теплу. А выглянув в окно, Мур просто не мог поверить своим глазам: перед ним расстилались зеленые лужайки с цветами, а дрозды кружили над пышной листвой деревьев. Мэри уже ушла. Это обрадовало Мура, ведь он еще не понял, нравится она ему или нет, да и боялся опоздать на завтрак. Наспех одевшись, он забежал в ванную и вытащил из ванны затычку. Потом он сбежал вниз по винтовой лестнице и влетел в комнату Гвендолен.
— Ты знаешь, где мы завтракаем? — спросил он Гвендолен.
По утрам Гвендолен всегда бывала не в духе. Вот и сегодня, восседая на голубом бархатном стуле перед зеркалом с гирляндами, она свирепо расчесывала свои золотистые волосы. Это занятие постоянно выводило Гвендолен из себя.
— Понятия не имею, и вообще — мне все равно! Замолчи! — огрызнулась она.
— Как ты нехорошо разговариваешь, — заметила Юфимия, быстро входя в комнату вслед за Муром. Она была очень даже симпатичной девушкой и, по-видимому, вовсе не считала свое имя обузой. — Мы ждем вас, чтобы подать завтрак. Идемте.