Свиной желудок не считается деликатесом, и все-таки это объедение. Ничто не сравнится с ним по нежности и пикантности, ничто так не дразнит язык. Многие совершают ошибку, отваривая рубец с солью и луком, — но Тавалиск знал, что его надо лишь слегка потомить в свином бульоне с уксусом: только тогда он сохраняет свой букет. В правильно приготовленном рубце можно различить вкус всего, что ела свинья.
Тавалиск отрезал себе кусок, наслаждаясь мягкостью кушанья, — но тут в дверь постучали.
— Войдите, — крикнул архиепископ так, что пришедшему следовало бы хорошо подумать, входить или нет.
— Надеюсь, ваше преосвященство сегодня в добром здравии? — спросил, вступая в комнату, Гамил.
— Я чувствовал себя преотлично, но только что мое настроение круто изменилось к худшему.
Гамил продолжал как ни в чем не бывало:
— Я получил известие о вторжении Кайлока, ваше преосвященство. Он идет по западному Халькусу словно пожар. Это настоящий демон — он убивает женщин и детей, истребляет скот и строит дамбы, чтобы затоплять поля. Не говоря уж о том, что он сжигает каждый стог и курятник на своем пути. Новый король, как видно, твердо намерен поставить Халькус на колени.
— Гм-м. — Архиепископ деликатно откусил кусочек рубца. — Надо сказать, Кайлок показывает себя с самой интересной стороны. Я полностью сочувствую его желанию перебить халькусских женщин — до того они все сварливы и безобразны.
— Но разве ваше преосвященство не тревожат последствия? Если Кайлок дойдет до Хелча, весь Север обратится в сплошное ратное поле.
— Полно, полно, Гамил. — Тавалиск махнул на секретаря вилкой с наколотым рубцом. — Нет нужды впадать в панику. Мы не станем терять сон из-за того, что Север превратится в поле битвы. Наше дело — Юг. Весь секрет в том, чтобы заинтересовать Юг войной, не втягивая его в боевые действия. — Тавалиск бросил рубец кошке, и та жадно схватила его. — Марльс и Тулей удрали бы при одном виде солдата с алебардой, и я намерен обратить их страх себе на пользу.
— Каким образом, ваше преосвященство?
— Очень просто. Я растолкую им, что единственный способа помешать войне распространиться на Юг — это заставить Баралиса с Кайлоком крепко увязнуть на Севере. Для этого, конечно, потребуется немало всего: оружие, деньги, наемники, провизия... — Архиепископ взмахнул руками. — Вот южные города и должны все это обеспечить. Не говоря уж о том, что они наконец-то избавятся от этой язвы — от рыцарей.
— Кстати, о рыцарях, ваше преосвященство. Тирен и герцог Бренский договорились совместно охранять все грузы, идущие с Юга на Север. Мне думается, к этому привели слухи о захваченном подвенечном платье. Не может же герцог допустить, чтобы ополчение четырех городов перехватывало его грузы. Для него это унизительно. Так что теперь, нападая на рыцарей, мы нападаем и на Брен.
— Разве не занятно наблюдать, Гамил, как разгорается всемирная война? — Тавалиск снова бросил кошке рубец — на этот раз высоко, и кусочек зацепился за висящий на стене гобелен. Пусть-ка зверь попрыгает. — Там оскорбят кого-то, здесь зарежут несколько коров — и вот уже люди сбиваются в два противоположных лагеря, готовя ножи для драки. Право же, это волнует.
Кошка, некоторое время жадно созерцавшая вожделенный рубец, наконец решилась и прыгнула, вцепившись когтями в ковер. Гобелен, подвешенный на цепи, начал угрожающе раскачиваться. Кошка держалась всеми четырьмя лапами за изображение лошади Кесмонта. Рубец отцепился и шмякнулся на пол. Кошка рванулась за ним, но ее коготь застрял в ткани, и она повисла на одной задней лапе.
Гамил хотел освободить животное.
— Не надо помогать ей, Гамил, — остановил его архиепископ. — Даже бессловесные твари должны усвоить, что жадность пагубна.
Кошка с жалобным криком билась о стену.
— Но она расшибется, ваше преосвященство.
— Раньше надо было думать. Что еще у тебя?
Гамил был вынужден говорить, перекрывая вопли кошки.
— Еще две новости, ваше преосвященство. Во-первых, наш рыцарь стал бойцом герцога Бренского, а во-вторых, люди Старика находятся на пути домой.
Раздался грохот — кошка вместе с гобеленом свалилась на пол. Тавалиск спросил, не обращая внимания на шум:
— Значит, им не удалось убить рыцаря?
— Они и не пытались, ваше преосвященство. Доставили ему письмо — только и всего.
Тавалиск на миг перестал жевать.
— Недурно было бы узнать содержание этого письма, Гамил. — Архиепископ легко вздохнул. — Наблюдение за рыцарем придется продолжать — кто знает, что еще может обнаружиться. Можешь идти, если это все.
— Да, ваше преосвященство.
— Перед уходом я попрошу тебя о небольшой услуге, Гамил.
— Снести вашу кошку к лекарю, чтобы тот остановил кровь?
— Вот именно, Гамил. Я вижу, ты достиг умения предвосхищать мои желания.
Бринжу не повезло. Все пошло у него вкривь и вкось с тех пор, как он подрубил Мейборовы сады. Баралис уплатил ему без обмана — девятнадцать королевских золотых, тут Бринж ни на что пожаловаться не мог. Но через пару дней его жене вздумалось почистить пивоваренный чан, что она проделывала раз в год. И пока Бринж сидел в таверне, распивая с пышнобедрой Герти чашу лучшего местного эля, эта крыса открыла его тайник под чаном.
Когда Бринж вернулся домой, ее и след простыл. Герти после нескольких оплеух созналась, что у них с сестрой есть тетка в Высоком Граде. Деревенский стражник после нескольких увесистых пинков сознался, что жена Бринжа, уплатив два золотых, присоединилась к торговому каравану, шедшему на восток. Бринж пустился за ней в погоню, таща за собой несчастную, жалобно воющую Герти. Через четыре дня они догнали караван. Жена натравила на Бринжа стражу, и те принялись пускать в него стрелы — а Герти тем временем быстренько подольстилась к старшей сестре. Караван ушел, и Бринж остался один.
Он продолжал брести на восток, воруя по пути еду и деньги. Он намеревался захватить жену и Герти в Высоком Граде, но хальки рассудили иначе. Две недели назад его схватили как вражеского шпиона. После вторжения Кайлока хальки словно обезумели и вылавливали всякого уроженца Королевств, чтобы подвергнуть его пыткам и сжечь.
И вот он сидит в халькусской темнице с рожей как разбитая тыква, и какой-то сумасшедший пялит на него глаза.
— Не подходи ко мне, волосатый, — предостерег Бринж. Не хватало еще заразиться дурной болезнью или другой какой прилипчивой хворью.
Привыкнув к сумраку, Бринж разглядел, что незнакомец моложе, чем ему показалось, и совсем плох. Все руки в болячках — похоже, это укусы, — и трясется с головы до ног. Бринж даже плюнул.
— Ты за что здесь, парень?
Тот сидел на куче грязного камыша. По шее после пинка часового струилась кровь.
— Я убил человека.
Убил? Парень сразу вырос в глазах Бринжа.
— Меня и самого подозревают в убийстве. Тут в таверне пару недель назад купца порешили — и все клянутся, что сделал это чужой. Мне это дело пришить не смогли, ну и взяли как шпиона. — Это было не совсем правдой, но Бринжу не хотелось признаваться, что его, как и сотни других, взяли только за то, что он был родом из Королевств. Насчет убийства в таверне он не солгал, но в этом обвиняли его последнего соседа по камере, а не Бринжа. — Как тебя звать, парень?
— Джек.
Бринжу очень не нравился вид этого Джека — кожа серая, а глаза как есть безумные.
— А меня кличут Бринжем. — Не получив ответа, Бринж продолжил: — Так ты тоже из Королевств? Где там жил?
— В замке Харвелл.
