У входа в узкий, ведущий в молельню коридор Рейна оправила платье и посмотрела, чисты ли у нее башмаки. Пусть это глупо, делать нечего. Она чувствовала, что ей предстоит битва, и хотела быть во всеоружии. Инигар должен видеть в ней жену вождя, а не робкую молодку, которую можно запугивать и улещивать, как ему угодно.
Одевшись спокойствием, как броней, Рейна вошла в молельню Черного Града.
Там ее прежде всего встретил холод, глубокий, смертельный холод. В чем тут дело? Заморозки прошли добрых десять дней назад. Вчера Рейна, когда поила Милашку у Протоки, ощутила первое дыхание весны. Но здесь, в молельне, по-прежнему стояла пора трескучих морозов. Рейна зябко потерла руки, жалея, что не накинула шаль.
Ее глаза стали привыкать к полумраку, и оттуда, словно по волшебству, выступила громада Градского Камня. Он подавлял Рейну своей мощью, и она, несмотря на все усилия, испытала прежний благоговейный трепет.
Она не сразу увидела, что камень дымится.
Страх, внезапный и отдающий крепкой солью, сдавил ей горло. Градский Камень дымился, как парное мясо на морозе.
— Да, Рейна Черный Град. Орлы знают, когда надо бояться.
Голос ведуна застал Рейну врасплох, но она, не желая этого показывать, выпрямилась и спросила:
— Давно ли это началось?
Инигар вышел из мрака и дыма, и она подумала: а он постарел. Черные глаза, как всегда, непреклонны, но тело как-то ссохлось, точно кровь из него высосали. Рейна попыталась скрыть, как она поражена, но обмануть Инигара было не так-то просто.
— Ты находишь, что я изменился, Рейна? — с прежней твердостью спросил он. — Тогда тебе, возможно, следовало прийти сюда пораньше.
Рейна не собиралась оправдываться перед ним и потому промолчала.
Она была уверена, что ему известны ее мысли, и какое-то время они смотрели прямо в глаза друг другу — жена вождя и клановый ведун. Затем Инигар внезапно стянул с рук свои перчатки из свиной кожи, протянул их Рейне и сказал:
— Надень их и потрогай камень.
Рейна медлила. Ей не хотелось идти у него на поводу, но мрачный тон его голоса действовал на нее помимо воли.
— Без перчаток к нему прикасаться нельзя — кожа слезет, — настаивал ведун.
Как это возможно? — рвалось у Рейны с языка. Но задавать такой вопрос было еще страннее, чем трогать камень, поэтому она надела перчатки и подошла к восточному боку глыбы. От камня веяло таким холодом, что Рейна, как маленькая, застучала зубами. Здесь, вблизи, она различала на его поверхности борозды, трещины и ямы. Валун, всегда влажный на ощупь, оделся теперь броней инея. Рейна осторожно приложила к нему защищенные перчатками руки.
О боги. Она словно притронулась к умирающему. При всех прежних прикосновениях — в конце ее девичества, после обеих свадеб, после смерти Дагро — камень вливал в нее жар и силу. Теперь он остыл, и сила ушла куда-то в самую его глубину. Она чувствовала, как что-то шевелится там, внутри — будто тянется к ней и не может дотянуться.
Рейна оцепенела, терзаемая чувством утраты.
Инигар, понаблюдав за ней некоторое время, наконец сказал:
— Боги оледенили сердце камня, и он расколется еще до конца этого года.
Рейна потрогала вышитую ладанку с порошком священного камня у себя на поясе. Она слышала истории о том, как раскалываются священные камни, но они больше походили на сказку, чем на правду.
— Канун Пришествия? — тихо молвила она.
— Ночь, когда Станнер Хок бросил собаку в огонь, — кивнул Инигар.
Рейна склонила голову, не в силах смотреть на его всезнающее лицо, и медленно попятилась к стене. В молельне царил беспорядок: дымник почти догорел, на полу угли и пепел, долота раскиданы как попало. Даже одежда ведуна, сшитая из тончайшей свиной кожи, перепачкана и изорвана. Рейне вдруг стало жаль его, но она благоразумно не подала виду.
— Ты сказал об этом Мейсу?
— Ты же знаешь, что нет. Что хорошего вышло бы, если б я посеял страх в клане?
— Но в разговоре со мной тебя это не останавливает.
— Ты женщина, а не воин.
Ей захотелось ударить его. Как он смеет? Боги знают, как сражается она за этот клан. Вся дрожа, Рейна сказала:
— Не понимаю, зачем ты позвал меня сюда, будучи столь низкого мнения обо мне. — Она повернулась, чтобы уйти, но ведун с привычной властностью приказал ей:
— Останься. Я сказал, что ты не воин, но не говорил, что у тебя нет власти.
Устав от его игр, Рейна швырнула перчатки на пол.
— Что тебе нужно от меня? Камень болен, и поправить этого я не могу. Я ведь не бог.
Ведун, все так же не поддаваясь ее гневу, нагнулся и поднял перчатки.
— Знаешь ли ты, что все камни живые? Спроси любого крестьянина. Камни могут усеять поле за одну ночь, выброшенные наверх спазмами земли. Горы порождают их, реки и ледники уносят прочь, а жар и лед в конце концов губят. Когда священный камень умирает, вместо него следует подыскать новый.
Инигар умолк. Рейна тоже молчала, дожидаясь, когда он закончит говорить о камнях и начнет говорить о себе.
— Мне нужна Эффи Севранс, Рейна. Скажи мне, где она.
Вот, значит, чего он хочет. Эффи. Следовало бы догадаться.
— Ты не сможешь уберечь ее, Инигар.
— Я ведун и берегу весь этот клан, а значит, и ее тоже.
«Что ж ты не устерег ее, когда Станнер Хок хотел спалить ее в печи? Где были в ту ночь мы все?» Рейна рассердилась на себя и потому ответила резко:
— Ты один против тысяч, Инигар Сутулый. Эффи нельзя больше оставаться в этом клане.
Ноздри ястребиного Инигарова носа побелели.
— Она нужна здесь. Я выбрал ее своей преемницей.
Рейна удержалась от нового резкого ответа. Глядя на закопченные стены молельни, на каменные корыта и скамьи, она понимала, что Инигар видит это место не так, как она. Жалость снова овладела ею. Он недужен и может умереть, а заменить его будет некем.
— Выбери кого-нибудь другого, Инигар, — мягко предложила Рейна. — Эффи скоро уедет отсюда. Я отсылаю ее на юг к моей сестре, в Дрегг.
Глаза ведуна вспыхнули холодным гневом.
— Эта девчонка для тебя важнее, чем клан?
Ведун задал нечестный вопрос. Рейна не могла на него ответить. Когда Битти Шенк прибежал к ней в Канун Пришествия и рассказал, что нашел Эффи у собачьих закутов, трясущуюся от холода и страха, сердце у нее чуть не разорвалось. Ни одному ребенку не довелось еще испытать столько горя, как Эффи Севранс, и Рейна решила избавить ее от дальнейших испытаний.
Инигар нарушил ход ее мыслей:
— Уже пять лет я ищу ученика, который мог бы меня заменить. Каждый раз, как рождался мальчик, моя надежда оживала. Каждый раз, когда кто-то из ребят проявлял особенный интерес к молельне, я следил за ним, надеялся и ждал... но новый ведун так и не явился. А потом сюда стала приходить Эффи и сидеть под этой вот скамьей. Никто из детей не вызывал во мне такого волнения. В ней есть сила, Рейна. Сила, которая может пригодиться этому клану. Она еще мала, но с возрастом многому научится. Я сам ее научу. Тебе молельня кажется мрачным местом. Нет, не отрицай: это написано у тебя на лице. Ты не видишь скрытой здесь жизни. Когда я с долотом в руке подхожу к священному камню, я имею дело с человеческими душами. У каждого мужчины и каждой женщины этого клана есть сталь, выкованная Брогом Видди, и порошок священного камня, смолотый мной. Скажи мне, Рейна, что сильнее? То, что убивает, или то, что дает благодать?
