— Употребила чары, — объяснила Чармейн с некоторым высокомерием — она была страшно горда, что у нее получилось колдовать по-настоящему. — Летательные.
— Правда?! — спросил Питер то ли недоверчиво, то ли завистливо. — Какие летательные чары? Откуда ты про них узнала?
— В книге вычитала, — ответила Чармейн. — Сначала я падала, а потом стала парить и преспокойно спустилась себе на садовую дорожку. И нечего так смотреть! Когда я спустилась, в саду был кобольд по имени Ролло. Не веришь мне — его спроси.
— Спрошу, — кивнул Питер. — Что это была за книга? Покажи.
Чармейн надменно перебросила косу через плечо и направилась к столу. «Книга Палимпсеста», похоже, решила спрятаться. Там, где Чармейн ее оставила, ее не было. Наверное, Питер куда-нибудь переложил, решила Чармейн. В конце концов она все же нашла книгу — та втиснулась между томами «Рес Магика» и притворилась очередным томом энциклопедии.
— Вот, — заявила Чармейн, швырнув книгу поверх «Порчи». — И не смей сомневаться в моих словах! А теперь найду-ка я себе что-нибудь почитать.
Она зашагала к стеллажу и стала рыться там в поисках подходящих названий. Похоже, увлекательных историй, которые любила Чармейн, в здешних книгах не было, но кое-какие названия показались ей занятными. Например, «Чудодейство как высокое искусство» или «Мемуары экзорциста» — каково? С другой стороны, трактат «Теория и практика хоральной инкантации» был явным занудством, а вот со стоявшей рядом монографией «Волшебный посох о двенадцати ветвях» Чармейн решила познакомиться поближе.
Между тем Питер устроился за столом и усердно листал «Книгу Палимпсеста». Только Чармейн успела обнаружить, что в самоучителе «Чудодейство как высокое искусство» было полно тошнотворных пассажей наподобие «И вот уже веселая феечка радует нас сладкой волшебной песенкой», как Питер раздраженно заметил:
— Здесь нет никаких летательных чар. Я все внимательно просмотрел.
— Может, были, да все вышли, я их израсходовала, — рассеянно предположила Чармейн. Она заглянула в «Волшебный посох о двенадцати ветвях» и нашла, что это весьма многообещающее чтение.
— С чарами так не бывает, — сказал Питер. — Где ты их нашла? Говори.
— В этой книге, я же тебе сказала, — отозвалась Чармейн. — А если ты не веришь ни одному моему слову, так и не спрашивай!
Она скинула очки с носа, захлопнула книгу и потащила всю стопку многообещающих книг в коридор, хлопнула на Питера дверью кабинета и ходила в дверь ванной туда и обратно, пока не оказалась в гостиной. Там она и решила остаться, невзирая на сырость. После статьи в «Рес Магика» сидеть на солнышке было уже совсем не уютно. Чармейн представила себе лаббока, маячащего среди гортензий, и предпочла усесться на диван.
Она погрузилась в «Волшебный посох» и даже начала понимать, о чем эта книга, но тут раздался резкий стук во входную дверь. Чармейн, как обычно, подумала, что найдется кому ее открыть, и снова углубилась в чтение.
Дверь с нетерпеливым грохотом распахнулась. Голос тетушки Семпронии произнес:
— Бернис, уверяю вас, ничего страшного с ней не случилось. Наверняка, как обычно, сидит носом в книжку.
Чармейн с трудом оторвалась от книги и сняла очки — как раз вовремя: она увидела, как в дом следом за тетушкой Семпронией входит ее мама. Тетушка Семпрония, как всегда, была облачена во внушительный наряд из жесткого шелка. Миссис Бейкер была в своем самом приличном сером костюме с ослепительно- белым воротничком и манжетами и в самой приличной серой шляпке.
Хорошо, что я утром оделась в чистое, подумала было Чармейн, но тут ее осенило, что в остальном дом в таком виде, что пускать в него этих двух дам попросту нельзя! Мало того что кухня битком набита грязной посудой, и человеческой, и собачьей, мало того что там еще и пузыри, и грязное белье, и огромная белая псина, — в кабинете сидит Питер! Мама скорее всего попадет только в кухню, что само по себе уже скверно. А вот тетушка Семпрония — ведьма (точно и несомненно), а значит, доберется и до кабинета и обнаружит Питера. Тогда мама, конечно, начнет интересоваться, что здесь делает этот незнакомый юноша. А когда Питер ей ответит, мама скажет, что в таком случае Питер может и сам присмотреть за домом дедушки Вильяма, а Чармейн следует из соображений приличия немедленно вернуться домой. Тетушка Семпрония согласится с ней — и Чармейн поедет домой как миленькая. И конец свободе и покою!
Чармейн вскочила на ноги и изобразила ослепительную улыбку — такую широкую и гостеприимную, что даже за ушами заболело.
— Ой, здравствуйте! — воскликнула она. — Я не слышала, как вы стучали.
— Вечно ты ничего не слышишь, — заметила тетушка Семпрония.
Миссис Бейкер уставилась на Чармейн потемневшими от тревоги глазами:
— Лапочка, у тебя все хорошо? Все-все? Точно? Почему ты не сделала себе прическу как полагается?
— Мне так больше нравится, — откликнулась Чармейн, занимая позицию между гостьями и дверью в кухню. — Как вы думаете, тетушка Семпрония, мне идет?
Тетушка Семпрония оперлась на кружевной зонтик и придирчиво оглядела ее.
— Да, — рассудила она. — Идет. Так ты выглядишь моложе и пухлее. Ты ведь этого добивалась?
— Да, этого, — мятежно отвечала Чармейн.
Миссис Бейкер вздохнула:
— Лапочка, прошу тебя, не говори таким своенравным тоном. Это никому не нравится. Но я рада, что у тебя такой довольный вид. Я полночи не спала, все слушала дождь и боялась, не протекает ли здесь крыша…
— Не протекает, — отвечала Чармейн.
— …и не оставила ли ты окно открытым, — договорила мама.
Чармейн вздрогнула.
— Нет, окно я заперла, — проговорила она и тут же почувствовала, как именно сейчас Питер открывает окно прямо на лаббоков луг. — Мамочка, ты зря волнуешься, — соврала она.
— По правде говоря, я очень волнуюсь, — сказала миссис Бейкер. — Ведь ты впервые в жизни покинула гнездышко. Я говорила об этом с твоим отцом. Он сказал, что ты не в состоянии даже нормально питаться! — Она протянула Чармейн битком набитую вышитую сумку. — Вот, он передал тебе пирожков. Я положу их в кухню, хорошо? — спросила она и ринулась мимо Чармейн к внутренней двери.
Помогите, подумала Чармейн, только не это! Она схватила вышитую сумку — постаравшись сделать это как можно нежнее и цивилизованнее, а не дернуть изо всех сил, чего ей очень хотелось, — и сказала:
— Мамочка, не надо. Я сама сейчас схожу и принесу тебе ту, вторую…
— Почему же, лапочка? Мне это совсем не трудно! — запротестовала миссис Бейкер, не выпуская сумку.
— …потому что я хочу сделать тебе сюрприз, — затараторила Чармейн. — Пойди сядь. На диване тебе будет очень удобно, мамочка. — Диван стоял к двери спинкой. — Тетушка Семпрония, прошу вас, присаживайтесь…
— Мне это ничего не стоит, — упиралась миссис Бейкер. — Я положу ее на кухонный стол, так тебе будет удоб…
Чармейн замахала свободной рукой. Другой рукой она намертво вцепилась в сумку.
— Дедушка Вильям! — закричала она. — Утренний кофе! Пожалуйста!
К ее великому облегчению, ласковый голос дедушки Вильяма ответил:
— Постучите по углу столика на колесах, душенька, и скажите: «Утренний кофе».
Миссис Бейкер изумленно ахнула и огляделась, чтобы понять, откуда исходит голос. Тетушка Семпрония посмотрела сначала с интересом, потом насмешливо, направилась к столику и энергично постучала по нему зонтиком.
— Утренний кофе? — спросила она.
Комнату тут же наполнил теплый аромат кофе. На столике возник высокий серебряный дымящийся
