обрадовалась, когда язычок Потеряшки опять лизнул ее в подбородок. Ступив на крыльцо у парадной двери Королевской резиденции, она так распереживалась, что едва не повернулась и не убежала прочь.
Но Чармейн твердо сказала себе, что именно этого и хотела. Хотя сейчас я и не уверена, что так уж этого хочу, подумала она. К тому же всем известно, да-да, что эта кровля — всего-навсего жесть, которую заколдовали, чтобы она выглядела как золото, — добавила она про себя, после чего взялась за огромный позолоченный дверной молоток и отважно постучала им по двери. Тут колени пригрозили, что сейчас подогнутся, и Чармейн подумала, не стоит ли и в самом деле убежать. Она стояла, вся дрожа и изо всех сил прижав к себе Потеряшку.
Дверь открыл старенький-старенький слуга. Дворецкий, наверное, подумала Чармейн, пытаясь вспомнить, где она его уже видела. Наверное, встречала на улице по пути в школу, решила она.
— Э-э-м-м… — сказала она. — Меня зовут Чармейн Бейкер. Король написал мне письмо… — Она перехватила Потеряшку одной рукой, чтобы второй достать письмо из кармана, но не успела его вытащить, как старенький дворецкий распахнул дверь и отступил в сторону.
— Прошу вас, входите, мисс Шарман, — произнес он дребезжащим старческим голоском. — Его величество ждет вас.
И вот Чармейн словно бы со стороны наблюдала, как входит в Королевскую резиденцию, пошатываясь не меньше старенького дворецкого. Дворецкий так согнулся под бременем лет, что, когда Чармейн пошатываясь шагнула за порог, его лицо оказалось вровень с мордочкой Потеряшки.
Он остановил Чармейн дрожащей старческой рукой:
— Прошу вас, мисс, держите собачку покрепче. Нехорошо, если она убежит и потеряется.
Чармейн услышала собственную скороговорку:
— Ах, я так рассчитывала, что ее можно будет принести, я уверена, что она ни на шаг от меня не отойдет, понимаете, она ни за что не хотела остаться, вот мне и пришлось ее взять и нести всю дорогу, иначе я бы…
— Очень хорошо, мисс, — сказал дворецкий, с усилием закрывая тяжелую дверь. — Его величество — большой любитель собак. Более того, его несколько раз кусали, когда он пытался подружиться с… по правде говоря, мисс, у нашего повара из Раджпухта есть пес, которого никак нельзя назвать миролюбивым созданием. Известно, что он убивает других собак, если им случается нарушить границы его территории.
— Какой ужас, — слабым голосом произнесла Чармейн.
— Вот именно, — сказал старенький дворецкий. — Прошу вас, мисс, идите, пожалуйста, за мной.
Следуя за дворецким по широкому каменному коридору, Чармейн так крепко прижала Потеряшку к себе, что та заерзала. В резиденции было холодно и довольно темно. Чармейн даже удивилась: здесь не было никаких украшений и почти никаких следов царственной роскоши, если не считать двух-трех больших коричневых картин в потускневших золоченых рамах. На стенах то и дело попадались бледные прямоугольники — там, где раньше висели картины, — но Чармейн страшно разволновалась и поэтому не стала думать о том, куда они подевались. С каждым шагом она все больше зябла и становилась все тоньше и ничтожнее, пока не почувствовала, что стала малюсенькая, как Потеряшка.
Дворецкий остановился и со скрипом отворил массивную квадратную дубовую дверь.
— Ваше величество, мисс Шарман Бейкер, — объявил он. — И собака.
После чего уковылял прочь.
Чармейн взяла себя в руки и проковыляла в комнату. Кажется, трясучка у дворецкого заразная, подумала она и даже не отважилась на реверанс, испугавшись, что ноги у нее подкосятся.
Комната оказалась огромной библиотекой. В обе стороны тянулись мрачные коричневые стеллажи. Запах старых книг, который Чармейн вообще-то любила, валил с ног. Прямо перед ней стоял огромный дубовый стол, загроможденный стопками книг и кипами пожелтелых от времени бумаг; на ближнем краю бумаги были поновее и побелее. По эту сторону стола стояло три больших резных кресла вокруг переносной угольной жаровни в виде крошечной железной корзинки. Корзинка стояла на чем-то вроде железного столика, а столик — на истертом чуть ли не до дыр ковре. В двух из трех кресел сидела пожилая пара. Старик был крупный, с ухоженной седой бородой и (это выяснилось, когда Чармейн отважилась взглянуть ему в лицо) добрыми выцветшими голубыми глазами, окруженными сетью морщинок. Чармейн сразу поняла, что это, наверное, и есть король.
— Подойдите, милочка, — пригласил он, — и садитесь. Посадите собачку поближе к огню.
Чармейн снова взяла себя в руки и сделала так, как велел король. К ее облегчению, Потеряшка, судя по всему, сообразила, что здесь надо вести себя примерно. Она солидно уселась на ковер и вежливо помахала хвостиком. Чармейн пристроилась на краешке резного кресла и дрожала с ног до головы.
— Позвольте представить вам мою дочь, — сказал король. — Принцесса Хильда.
Принцесса Хильда была тоже старенькая. Если бы Чармейн не знала, что она дочь короля, то решила бы, что они с королем ровесники. Главное отличие между ними состояло в том, что принцесса выглядела в два раза царственнее короля. Она была крупная, в отца, с очень аккуратной серо-стальной прической и в твидовом костюме — таком простом и такого скучного твидового цвета, что Чармейн сразу поняла: это очень аристократический костюм. Единственным ее украшением было массивное кольцо на старческой руке со взбухшими венами.
— Какая прелестная собачка, — твердо и безапелляционно постановила принцесса. — Как ее зовут?
— Потеряшка, ваше высочество, — выдавила Чармейн.
— Давно ли она у вас? — спросила принцесса.
Чармейн сообразила, что принцесса беседует с ней, чтобы успокоить, и от этого разволновалась еще сильнее.
— Нет… э-м-м… то есть… — промямлила она. — Дело в том, что она бродячая. Ну… это… дедушка Вильям так говорит. Наверное, она у него недавно, потому что он даже не знал, что она… э-м-м… су… ой, в смысле, девочка. Вильям Норланд, вы его, наверное, знаете. Чародей.
На это король с принцессой хором сказали «О!» — а король спросил:
— Надо полагать, вы родственница чародею Норланду, милочка?
— Он наш большой друг, — добавила принцесса.
— Я… м-м… вообще-то он двоюродный дедушка моей тетушки Семпронии, — призналась Чармейн.
Почему-то обстановка после этого стала гораздо теплее. Король с явным интересом спросил:
— Полагаю, вы не знаете, как сейчас чувствует себя чародей Норланд?
Чармейн помотала головой:
— К сожалению, нет, ваше величество, но, когда эльфы его забирали, он выглядел просто ужасно.
— Неудивительно, — заявила принцесса Хильда. — Бедный Вильям. А теперь, мисс Бейкер…
— А… а… пожалуйста, называйте меня Чармейн, — пролепетала Чармейн.
— Очень хорошо, — снизошла принцесса. — Нам пора перейти к делу, дитя мое, поскольку вскоре я должна покинуть вас, чтобы встретить гостью.
— Моя дочь уделит вам около часа, — сказал король, — и объяснит, чем мы заняты в библиотеке и как вы поможете нам наилучшим образом. Дело в том, что по вашему почерку мы заключили, что вы довольно молоды и, видимо, по этой причине не обладаете достаточным опытом. — Он наградил Чармейн неотразимой улыбкой. — Мы так признательны вам за то, что вы предложили нам помощь, милочка. Никому и в голову не приходило, что нам надо помочь.
Чармейн почувствовала, как к щекам приливает жар. Она понимала, что позорно краснеет.
— Рада служить, ваше… — с усилием пробормотала она.
— Пододвиньте кресло к столу, — перебила ее принцесса Хильда, — и приступим к работе.
Когда Чармейн поднялась и потащила тяжелое кресло по ковру, король предупредительно заметил:
— Надеемся, вам не будет слишком жарко у самого огня. Пусть сейчас и лето, но мы, старики, вечно мерзнем.
Чармейн по-прежнему бил холодный озноб.
