окончен.
— Храбрый, однако, человек был Вальдис, — заметил Боджер.
— Да, Боджер. И орден, который он основал, должен был следовать его заветам.
— Бедный Таул. Ему, должно быть, больно видеть, как пал его орден.
— Если хочешь знать мое мнение, Боджер, он в самую пору вышел оттуда.
— Кабы ты видел его нынче утром, Грифт, ты знал бы, что он думает иначе. Сидит на своем подоконнике и смотрит на юг.
— На юге стоит город Вальдис, Боджер.
— Да, и сердцем Таул нынче там.
Баралис закрыл за собой дверь, подумал и задвинул засов. Кайлок во дворце, и его присутствие все меняет.
Мальчик вырос с тех пор, как Баралис видел его в последний раз. Его, собственно, и мальчиком уже не назовешь. Он мужчина. Король. Вождь. Как держал он себя в большом зале! Как напрягались все, чтобы расслышать каждое его слово, и как дружно вздохнули с облегчением, когда он ушел! Сомнений нет: Кайлок рожден, чтобы стать императором. Он и зачат был для этого. Но он еще так молод, так неопытен, так подвержен соблазнам юности. Следует руководить им, осторожно направлять его решения, придавать больше тонкости его ходам.
Между тем не похоже, чтобы Кайлок позволил управлять собой. Он тверд, полон сил и хочет править сам. Баралис разрешил себе чуть-чуть улыбнуться. Не так уж он тверд, король. За это следует благодарить блестящий порошок под названием ивиш. Ивиш преграждает путь магии, и Кайлок, покуда продолжает его принимать, никогда не доберется до ее источника. А что король его принимает, сомнения нет. Его волосы, платье, дыхание — все пропахло ивишем, однако побочное действие лекарства он скрывает хорошо.
Одних людей ивиш приводит к безумию, у других вызывает страх преследования и всех наделяет бредовыми фантазиями. Ганаттские мужчины принимают ивиш, чтобы приблизится к богу, женщины — чтобы забыть о жестокости своих мужчин, а детям там дают сосать тряпицы с ивишем, чтобы они не плакали. Баралис попробовал его только однажды — с губ юной племянницы своего наставника — и больше никогда к нему не прибегал, не желая терять власти над собой.
То, что Кайлок, принимая это снадобье, сохраняет все же видимость здравого рассудка, по меньшей мере примечательно.
Пять лет он глотает эту отраву, и трудно даже вообразить, что она могла натворить с ним за это время. Между тем он держится как ни в чем не бывало.
Баралис ощутил нечто вроде отцовской гордости, но тут же подавил это чувство: еще не время поздравлять себя с победой. Есть кое-какие дела, которые он запустил, оправляясь после встречи с Мейбором в таверне.
Баралис уселся у огня, и Кроп подошел, чтобы налить ему сбитня.
— Приготовь мое питье, Кроп. Мне предстоит долгое путешествие.
Чары, к которым он прибег в «Полном ведре», значительное ослабили его, и лишь теперь он окреп достаточно, чтобы покинуть свое тело. Он медленно попивал сбитень, стараясь оттянуть этот миг. Он терпеть не мог предстоящей ему процедуры. Когда мозг расстается с телом и душа — с питающей ее плотью, и сердце гонит кровь по опустевшей шелухе, время решает все, и смельчака караулят во мраке небытие и безумие.
С глубоким вздохом Баралис начал приготовления: порошок, сок листа, кровь. Он вдохнул пары полученной смеси и упал на руки стоящего наготове Кропа.
Страшная легкость, которую он обрел, каждый раз вызывала у него потрясение. Он старался придать своим мыслям больше тяжести — иначе его разум улетел бы под небеса и не смог бы вернуться. Тело взывало вослед, но он уже был слишком далеко, чтобы ощущать его потерю. Он поднимался все выше и выше, сквозь облака и слой разреженного воздуха, и лишь земное притяжение удерживало его. Как ни странно, он чувствовал холод. Жара, ветер и влага не влияли на него, но холод имел особую власть.
Не успев опомниться, он оказался на месте и увидел под собой ларнский храм: каменный четырехугольник на острове, похожем формой на грушу. Баралис сквозь кровлю, камень и дерево проник в покой, приготовленный для его приема. Четверо мужчин у стола, на столе четыре свечи и чаша.
— Добро пожаловать, Баралис, — сказал один из четверых. Баралис выждал немного, чтобы прийти в себя. Будь у него дыхание, он бы совсем запыхался. Он не стал повторять свою оплошность и придавать себе форму — он не собирался расходовать свои силы ради того, чтобы угодить жрецам.
— Я пришел, чтобы получить ответы.
— Ты пришел в нужное место, но что ты дашь нам взамен?
— Только не душу свою, если вы это имеете в виду.
— У тебя нет души, Баралис. Ты живешь одним лишь честолюбием.
Баралис напряг свою волю, и все четыре свечи угасли.
— Не Ларну меня судить.
— Говори, чего ты хочешь, — быстро сказал старший из четверых.
Баралис был уверен, что они уже знают, за чем он пришел. Все эти разговоры — только игра.
— Герцогская вдова носит ребенка. Я хочу знать, мальчик это или девочка.
Четверо помолчали немного, обмениваясь мыслями, затем самый младший сказал:
— Ответ не обрадует тебя, Баралис.
— Стало быть, мальчик. — Более прямого ответа от Ларна ожидать не приходилось. Баралис не стал задерживаться на этом: не следовало позволять жрецам раздумывать слишком долго.
— Когда Аннис и Высокий Град выступят против Брена?
— Ну-ну, Баралис, — прищелкнул языком младший. — Помни: услуга за услугу.
Баралис был готов к этому. Ларн славился тем, что ничего не делал даром. Он медленно произнес, смакуя каждое слово:
— Я знаю, кто тот человек, которого вы боитесь.
Все четверо надолго затаили дыхание, и наконец старший прошептал:
— Говори.
— Ученик пекаря из замка Харвелл грозит вам погибелью. Зовут его Джек, и когда-то он был у меня писцом.
— Где он теперь? — спросил младший.
Баралис начинал получать удовольствие от беседы. Жаль, что у него не было плеч: он бы пожал ими.
— Где-то к западу от Брена — в Хелче или в Аннисе.
— Почему ты так уверен в том, что говоришь?
— Э, друг мой, разве я спрашиваю, каким образом предсказывают ваши оракулы? — Баралис не собирался оповещать их о пророчестве Марода — пусть дойдут до этого своим умом. У Марода сказано много такого, что Ларна не касается.
— А что слышно о рыцаре, который ищет юношу по имени Джек?
— Думаю, он все еще в Брене. Очень сомнительно, чтобы он сумел тайно вывести из города беременную женщину и ее престарелого отца. Но ведь вы сами должны знать об этом? — не удержался от шпильки Баралис.
— Мы не можем навязывать нашим оракулам, что они должны увидеть.
— Если бы могли, вы бы все из них выжали. — Баралис уже устал обмениваться колкостями, да и время было на исходе. — Скажите, что вам известно о планах Высокого Града.
— Их планы — уже не их планы. Войска не выйдут из города, пока брак не состоится.
— Почему?
— Потому что кто платит, тот и заказывает музыку.
Тавалиск. Плетущий интриги архиепископ Рорнский оплачивает войну. Но ему-то какой прок ждать? Баралис слабел. Притяжение тела влекло его назад.
— Уже уходишь, Баралис? Так скоро? — поддел его младший.
— Еще одно слово, — сказал старший. — Выследи рыцаря и мальчишку и убей их, а мы будем
