Какой спрос с ушей?
– Будто Вы не знаете, что Наблюдатель – единственный, кто имеет документально подтвержденное право вмешаться в происходящее.
– Я не знаю ни одного случая, когда кто-то из Наблюдателей этим правом воспользовался. Нет, Элрой, меня не интересует имя того, кто не воспользовался своим эксклюзивным правом на решение. Оставим это. А где, если не секрет, разгуливают сейчас малолетние вершители судеб?
– По эйрскому счету, им нет двадцати одного года, и мы не можем привлечь ихк ответственности.
– Зато Таур может. – Локи взглядом убрал с пальцев кровь и шампанское. – В Ваурии совершеннолетие наступает в момент рождения.
– Им Вы тоже не хотите помочь?
– Они не избранные, а значит, имеют право и на ошибку, и на помощь.
– Ну, хоть кому-то повезло, – вздохнул Элрой.
– А что будет с… – Локи запнулся на полуслове, – в общем, с обвиняемыми?
– Вы имеете в виду Машу и Катарину? – уточнил Элрой. – В ближайшие часы они будут арестованы за убийство.
– Это еще кто? – изумился Локи. – Почему не знаю?
– Полагаю, одна из них известна Вам под именем Варвара.
– А-а-а… – неопределенно протянул Локи.
– Самосуд преследуется по закону, – напомнил Элрой.
– Неужели я похож на палача?
– Есть что-то неуловимое, – проворчал себе под нос дознаватель.
– Я не воюю с женщинами и детьми, – отрезал Локи.
Арси вскочил в колесницу и что-то приказал страже. Стражники погрузили к ногам советника тело Инсилая. Арси хлестнул рабов, они во весь дух побежали прочь от города, таща за собой колесницу. Они стартовали так резко, что рука Илая соскользнула с повозки, свесившись в дорожную пыль. Ком встал у меня в горле; я видел, как его тонкие смуглые пальцы бились о камни, когда колесница подпрыгивала на ухабах. Изящная цепочка сине-черного металла мерцала тусклым холодным блеском на разбитом запястье. Утешало только одно: Илаю было уже все равно, его боль умерла вместе с ним.
– Быстрее, за ними, – вывела меня из оцепенения Мирна. – Шевелись.
– Зачем? – спросил я. События сегодняшней ночи стоили мне последних сил. – Теперь уже ничего не исправить. Инсилай мертв, нас разыскивает вся тауровская стража. Краш, и тот ушел, понял, что мы – компания опасная.
– Ты хочешь убраться из Ваурии? – прошипела Мирна, оборачиваясь пантерой. – Тогда бегом, нужно забрать серьгу. Своими силами нам отсюда не вырваться, а Инсилаю она уже ни к чему. Он на нас не обидится. Садись скорее, копуша.
Мы легкой рысью припустили по дороге.
– Думаешь, маяк нам поможет? – спросил я Мирну после пары километров пробежки.
– Отец не бросит нас в Ваурии, – уверенно сказала Гаара. – Он обязательно вернется. К тому же он вряд ли узнает о смерти Инсилая, а значит, не дождавшись его возвращения, воспользуется сигналом. Кого Локи точно здесь не оставит, так это Наследника Школы.
– А если они снимут серьгу с Илая? Что тогда?
– Тогда все, конец надеждам. Надо добраться до нее раньше, чем она попадет в чужие руки.
– А если твой отец узнает, что Инсилай мертв, и убили его мы?
– Он никогда в это не поверит. А если его все же смогут убедить в том, что это правда, примчится в Ваурию, чтоб своими руками свернуть нам шею.
Еще километр ленивой трусцы – и прямо перед нашим носом выросла стена. Или я чего-то не понимаю, или в этой стране сумасшедших дорога действительно упиралась в стену. Мы с Гаарой крякнули и уставились друг на друга.
– Нас бессовестно надули, – констатировала она, плюхнувшись на траву. – Или мы заблудились самостоятельно.
Я сосредоточился.
– Сигнал идет. – Я чувствовал, что голубая точка пульсирует недалеко от нас. – Маяк где-то рядом. Надо искать ворота.
– Опять искать, – проворчала Гаара. – Замучилась я за последние дни ковырять дырки в заборах. – Она начала медленно красться вдоль стены.
* * *– Господин Корн. – Севинч, как предрассветное привидение, появилась на порогегостиной. – Он договаривался о встрече с Вами.
– Пригласи на террасу и принеси кофе, – распорядился Локи и внутренне собрался. – Он официально или по-соседски?
– Я… я не знаю.
«Господи, как же ты бестолкова, – устало подумал Локи. – Когда же, наконец, вернется Илка?» Он вышел на террасу.
Корн появился в неофициальном наряде: легкие белые брюки и свободная черная рубашка, не подразумевающая наличие галстука. Маги обменялись дежурными приветствиями. Хозяин жестом пригласил соседа к столу и сел сам. Корн помолчал немного, исподволь внимательно рассматривая Локи и, убедившись, что хозяин дома настроен вполне миролюбиво, сказал:
– Простите за вторжение. Я знаю, что Вы не в настроении принимать гостей, но все же счел возможным нанести Вам визит. Неофициально, по-соседски. Если я нарушил Ваши планы, не стесняйтесь. Скажите, что я не вовремя, и я немедленно уйду.
«Уйдешь ты, как же, – вежливо улыбаясь, думал Локи. – Не для того ты так этой встречи добивался, чтоб так запросто от нее отказаться. Неофициально, по-соседски… мысли мои просканировал, или сам догадался?».
– Не волнуйтесь, у меня нет никаких планов. Я просто прихожу в себя после Запределья. Жуткое путешествие, надо Вам сказать. Врагу не пожелаю.
– Ужасно, – посочувствовал Корн, лихорадочно соображая, как перейти к интересующим его вопросам.
– Да, неприятно, но, хвала Мерлину, все позади.
– Простите мое любопытство, – замялся Корн, – Вы можете не отвечать, если эта тема Вам неприятна. Но Вы единственный, кому удалось вернуться из Ваурии. Что там сейчас происходит?
– Да, в общем, ничего интересного. – Локи взял со стола старинный нож для разрезания бумаг и завертел его в пальцах. – Немного страха, много насилия и практически полная невозможность выбраться своими силами.
– Но Вам все же удалось это, поздравляю.
Изящный серебряный поднос с дымящимся кофейником, чашками и пирамидкой пирожных вплыл вслед за Севинч и застыл между собеседниками. Девушка налила кофе в изящные, чуть больше грецкого ореха, чашечки и исчезла бесшумно и незаметно, как умеют только кошки и восточные женщины.
– Угощайтесь, – Локи пригубил свою чашку. – Знаете, о чем я мечтал в Запределье?
– О чашке хорошего кофе, должно быть, – предположил Корн.
– Именно так. Этого не хватало больше всего. Среди ваурского кошмара я мечтал о чашке хорошего кофе. Почему мы всегда так ценим то, что теряем?
– Потому что подсознательно ненавидим любое вторжение в мир своих привычек, – сказал Корн. – Вы не против, если я закурю?