ограничений было намерение заставить евреев заниматься «производительным трудом» на земле. Однако свободной земли было совсем мало, а то и вообще не было, и реальной целью было заставить евреев креститься – или переселиться. На практике это вело к обнищанию евреев и непрерывному переселению бедняков в города черты оседлости.
Следующий поворот винта, затягивающего пресс, пришелся на 1827 год, когда Николай I, один из самых жестоких самодержцев, издал «Указ о кантонистах», который объявлял призыв на воинскую службу всех евреев мужского пола с 12 до 25 лет, причем младших мальчиков должны были помещать в школы-кантоны при военных гарнизонах, где их могли бы крестить, иногда целыми подразделениями. Правительство также стремилось разрушить еврейскую школьную систему. Власти неоднократно пытались загнать еврейских детей в государственные школы, где обучение проводилось только на русском, польском и немецком языках – еще один способ принудить к крещению. В 1840 году был образован Комитет по делам евреев, дабы способствовать «моральному образованию» общины, к которой публично относились как к нежелательной и полупреступной. Еврейские религиозные книги подвергались цензуре и уничтожению. Были разрешены только две еврейских типографии – в Вильне и Киеве, причем из Киева через три года евреи были выселены. Правительство хитроумно разделяло еврейские общины, противопоставляя маскилей ортодоксам. В 1841 году, например, оно назначило маскиля Макса Лилиенталя (1815—1882) главой вновь образованных еврейских школ, которые были фактически антиталмудистским изобретением, предназначенным, согласно утверждению ортодоксов, для того, чтобы отдать их детей «молоху хаскалы». Но Лилиенталь счел борьбу, которая затем развернулась, слишком горькой для него и через 4 года покинул страну, эмигрировав в Америку. Правительство также запрещало евреям носить традиционные одеяния, типа ермолки и накидки. Оно разделяло их на «полезных евреев» и «бесполезных евреев», увеличивая для второй группы втрое квоту призыва в армию.
Постепенно в течение столетия накопилась огромная масса дискриминационных актов, которые регулировали жизнь евреев. Некоторые из них не были по-настоящему официально введены в действие. Многие можно было обойти при помощи взятки. Богатые еврейские родители могли за деньги послать в государственную школу или в армию чужих детей вместо своих. Они могли купить официальное разрешение на переезд, проживание в нужном городе или занятие запрещенным видом деятельности. В итоге попытка «решить» еврейский вопрос создала или, по крайней мере, усугубила, другой: коррупцию среди царской бюрократии, которая стала неисправимой и разъедала сердце государства. К тому же политика правительства была непоследовательной и часто менялась, колеблясь между либерализмом и подавлением. В 1856 году новый царь, Александр II, открыл новую либеральную фазу, даровав евреям определенные права, при условии, что они долго находились на воинской службе либо являются выпускниками университета или «полезными» торговцами. Эта фаза закончилась в 1863 году польским восстанием и попыткой покушения на царя. В 70-е годы имела место еще одна либеральная фаза, которой положило конец еще одно покушение, закончившееся в этот раз цареубийством. После этого положение евреев в России стало резко ухудшаться. Во второй половине XIX века в Российской империи официальные акты, определявшие положение евреев, являли собой грандиозный памятник человеческой жестокости, глупости и тщетности. Объем последнего их аннотированного собрания, выпущенного в 1914—1915 годы под названием «
Существовали привилегированные категории евреев, которым разрешалось передвигаться и даже селиться за пределами черты: отставные солдаты, выпускники институтов, «полезные торговцы», а также «механики, винокуры, пивовары и ремесленники, занимающиеся своим ремеслом». Но им требовались специальные бумаги, которые было очень нелегко получить и требовалось периодически обновлять. Все эти категории имели тенденцию к урезанию, особенно после 1881 года. Так, внезапно было принято решение о том, что из бывших солдат льготой могут пользоваться лишь те, кто служил до 1874 года. Купцам вдруг запрещали брать с собой приказчиков и слуг. Из числа привилегированных ремесленников были вычеркнуты табачники, настройщики роялей, мясники, ремонтники резиновой обуви, каменщики, плотники, штукатуры, садовники. Особенно серьезным ограничениям подвергались работающие женщины – за исключением проституток. Кстати, проституток, которые прекращали усердно работать (за деньги), полиция быстро выслеживала и возвращала в гетто. Акушерка еврейской национальности, имевшая разрешение на практику вне черты, не могла брать с собой детей, если только ее муж не был тоже «привилегированной персоной».
Студенты, получившие диплом за границей, в результате антиеврейской квоты в российских университетах не имели привилегированного статуса. На Кавказе так называемые горные евреи, утверждавшие, что их предки были депортированы туда Навуходоносором в 597 году до н.э., имели право проживания, но не могли переехать куда-либо еще. Евреи, имевшие разрешение жить за пределами черты, не могли оставить у себя на ночь даже сына или дочь, если те не относились к привилегированным. Фактически привилегированные евреи сталкивались с целым рядом ограничений за пределами черты оседлости; если они нарушали эти правила, то для первого раза их штрафовали, а на второй – высылали. Эти правила были исключительно сложными и постоянно изменялись в результате голосования в сенате, министерских циркуляров, постановлений местных властей, а также произвольных решений администраторов различного уровня.
Следование всем этим постоянно изменяющимся правилам представляло собой совершенный кошмар для всех, кроме, конечно, продажного полицейского или бюрократа. Приезжие с Запада бывали потрясены зрелищем толпы испуганных евреев, которых гнал по улицам полицейский конвой, – результат ночной облавы. Полиции разрешалось вламываться ночью в дом с применением любой необходимой силы и требовать у каждого документального подтверждения его права на проживание, независимо от возраста и пола. Тот, кто не мог дать его, немедленно забирался в полицейский участок. Евреев постоянно унижали перед лицом соседей-неевреев, тем самым как бы подчеркивая, что они – не такие, как все, недочеловеки, и пробуждая инстинкты погрома. Даже в первоклассных гостиницах полиция останавливала и допрашивала людей с «еврейской физиономией». Она вполне могла запретить пребывание известных иностранцев, как поступили, например, с Оскаром Страуссом, американским послом в Константинополе. Еврейским пианистам разрешали участвовать в Международном конкурсе Рубинштейна в Санкт-Петербурге, но только при условии, что они не будут ночевать в городе.
Время от времени полиция устраивала массовую «охоту на евреев». В Баку полиция однажды окружила биржу, арестовала всех евреев и доставила их в участок, где каждому пришлось доказывать свое право на проживание. В Смоленской губернии в 1909 году конная полиция окружила город Починок, но выявила только десять «нелегалов»; в результате прочесывания окрестных лесов удалось отловить еще 74. Закон о поселении развращал полицию, которая занималась поборами с евреев. Когда этот бизнес становился менее доходным, полицмейстеры подстрекали православных подавать петиции с требованиями высылки евреев под предлогом того, что они «возбуждают местное беспокойство». После этого бедных евреев изгоняли, а из богатых выколачивали деньги. Бедняки, возвращаясь в черту оседлости, становились растущей социальной проблемой. Например, в Одессе свыше 30% бедняковевреев жили за счет еврейской благотворительности.
Впрочем, с законов о проживании еврейские неприятности только начинались. Правительство требовало от местных еврейских общин определенного количества призывников-рекрутов, не принимая при этом во
