Уртред оказался прав. Это была только могила. Они разбирали камни пирамиды около двух часов, Наступил рассвет, но мужчина едва заметили его, настолько были погружены в свою каторжную работу. От камней, которые они откапывали снизу, вверх медленно поднимался запах. Запах разложения, запах живого существа, долго шедшего по грязной болотной жиже. Чем сильнее становился запах, тем тяжелее было работать, пока дело не дошло до того, что только страшным усилием воли они заставляли себя поднимать камни и отбрасывать их за полу разобранную пирамиду. В конце концов они смогли работать только повязав тряпки на лица, наполовину отвернув головы, и бояться того, что они найдут.
Потом они увидели его, блеск старого наруча. Они медленно подняли последние камни, и обнажили тело: тяжелая кольчуга, покрытая ярко-красной ржавчиной, ничем не покрытая голова, окруженная ужасной зеленой тиной, желтые кости и спутанные волосы, гниющие из-за сырости, руки в латных рукавицах, сложенные на груди как для молитвы, а в них сгнивший свиток пергамента. Джайал потянулся вперед, дрожащими руками выхватил свиток из железных пальцев и упал, споткнувшись о еще стоявший склон пирамиды, Уртред помог ему подняться.
Глаза Джайала слезились; он осознал, что ужасное зловоние едва не задушило его. Успокоившись, он осторожно развернул промокший лист пергамента, покрытый остроконечными буквами, почерк отца.
Он прочитал текст: молитва Ре за мертвого человека по имени Андул Уайтблэйз; они просили прощения у Андула, что не могли выполнить все ритуалы Ре, потому что у них не было огня, чтобы сжечь его тело, и они не видели в лесу ни одной из птиц Ре. Так что они не в состоянии перенести его кости в огненный рай Ре, и, поэтому, хоронят его здесь, под пирамидой. Свиток заканчивался словами: «Теперь мы идем вовнутрь. Ворота открыты, и Лорн будет наш, хотя нас осталось только девять. Мы идем к славе или к смерти. Если мы вернемся, брат, мы пошлем твои кости в Зал Белой Розы.» Молитва была подписана бароном и братом покойного, Горвеном. Барон, казалось, написал дату наугад, после нескольких попыток, но в любом случае это была весна, семь лет назад.
Джайал поднял глаза и посмотрел на озеро, как если бы ожидал найти ворота, о которых писал его отец, стоящими прямо перед ним в свете туманного утра. Но там не было ничего, и только призрачные клубы тумана плыли над пенистой поверхностью озера, протянувшегося от горизонта до горизонта.
Ворота должны были быть в воде. Он вернулся в лес, выбрал высокое молодое дерево, срезал его и очистил от веток. Когда он вернулся, Уртред собирал ветки и складывал их кучей над телом Андула. Жрец молча посмотрел на то, что делал юный рыцарь: Джайал опять вошел в воду там, где было мелко, и начал пробовать дно озера своим шестом.
Грязная вода заколебалась, на поверхность выплыли заплесневелые куски гниющих листьев, но сколько бы он не работал, сколько бы ни ходил взад вперед вдоль берега, не нашел ничего, кроме засасывающей тины на дне озера.
Пока все утро двое мужчин занимались своим делом, Таласса пряталась в лесной тени, для защиты от солнца потуже натянув на лицо капюшон.
В полдень жрец спустился с остатков пирамиды и, раскинув руки пошире, причитал ту самую молитву, которую он произнес два дня назад над телом Аланды. Потом, немного дольше поглядев на солнце, протянул руки вперед, к погребальному костру, который тут же взорвался огнем и горел до вечера, выбрасывая жирный зловонный дым, а жрец не сводил с него глаз.
Наконец и Джайал был вынужден признаться, что нет никаких ворот, скрытых под поверхностью воды, и его глаза устремились вдаль, к горизонту, за которым исчезало озеро. Возможно отец имел в виду, что дорога продолжается на той стороне?
— Я иду на север, — сказал он.
Уртред взглянул на него. — Дорога не приведет тебя в Лорн, вспомни слова Аланды, — сказал он. — Это магические ворота.
Джайал неохотно кивнул. — Помню. — Был поздний полдень, и бледный диск луны уже видел низко над горизонтом. — Но до полнолуния еще много дней. Я должен что-то делать.
— Пускай тебе поможет Ре. Приглядывай за Двойником. А я позабочусь о Талассе, — ответил Уртред.
Не проронив ни единого слова, Джайал вышел из воды и пошел вокруг озера. Два дня и две ночи он шел не останавливаясь по низкому, покрытому водорослями берегу, само озеро было вправо от него, его центр был невидим, укрытый горячим туманом, появлявшимся, по-видимому, из-за теплого ветра, дующего с его поверхности. Наконец, однажды вечером, он остановился там, где, судя по положению солнца, должна была продолжаться дорога, место, лежащее прямо против того, где он оставил Уртреда. На юге не было видно ничего, за исключением однообразных серых волн тумана и серого облака, видевшего над горизонтом.
В умирающем свете дня гудела мошкара, а листья деревьев казались высохшими и желтыми, как если бы наконец наступила осень. Насколько он мог видеть, непроходимый лес, без единой тропинки или дороги, простирался во все стороны. Пришло чувство бесполезности: цель поиска исчезала вместе со светом. Внезапно пришло двойное зрение: похожая на пугало фигура с Зубом Дракона в руке стоит на берегу озера, глядя на юг. Он сам.
Двойник здесь. Глядит на него. Почему не вышел из леса и не набросился на него, пока он шел в тумане? Потому что эта тварь не собирается сражаться с ним, сообразил Джайал. У нее другая цель: свести его с ума. Давить и давить на его рассудок, пока зло не войдет в него, и тогда завладеть его сознанием.
Он должен идти дальше: чем дольше он стоит на одном месте, тем больше власти будет у Двойника над ним. И он пошел на север, пробиваясь через лес, и шел еще день. Там, дальше, Искьярд, но насколько далеко? Лес никак не кончался. Над ним висел воздух старой тайны, секрета, давным-давно скрытого от человеческих глаз. Ничего не шевелилось в сердца леса, здесь не было ни одного животного: голод начал грызть его внутренности, в рюкзаке осталось только несколько черствых кусочков хлеба. И никак не избавиться об бесконечной зелени, о проходящем времени говорило только чередование дня и ночи. Постепенно, на третий день пути, он почувствовал, как тепло озера удаляется от него; чем дальше он уходил от берега, тем больше менялся цвет деревьев.
И каждый день с ним был Двойник; его непрошеный голос звенел в сознание Джайала: отчетливый, уверенный в победе. Уговаривающий поддаться отчаянию, отбросить надежду. Но где же он сам? Близко или далеко? Он постоянно поворачивался, надеясь найти Двойника, дышащего ему в спину, но каждый раз видел только темные стволы и зеленые ветки.
Рассвет третьего дня: солнце, пурпурное и неяркое, поднимается над лесом, его первые лучи пробиваются через красноватый туман и умирающие растения, рисуя оранжевые и светло-зеленые дорожки на лесном полу, устланном мхом и упавшими листьями. Порыв ветра открыл белую обратную сторону листьев на тех деревьях, которые все еще были зелеными, закрутил их волной, поднял в воздух. Потом он увидел птиц, вспышка зелено-красных перьев: дятлы. Они летели как-то странно, опустив хвосты вниз, и быстро исчезли в сердце леса. Хоть какая-то жизнь. Могут ли они привести его в Лорн? Или в Искьярд? Он пошел по их следу, не заботясь о направлении.
Он кружил все шире и шире по лесу, будучи уверенным, что птицы — это знак, который приведет его к воротам отца. Прошла еще одна ночь, его единственная защита от холода — изорванный плащ. Еда давно кончилась. Он шел на птичьи трели, раздававшиеся на востоке.
В конце концов он достиг края леса: Сверкающая Равнина, он глядит на Сверкающую Равнину, снег стелется по ее слюдяной поверхности. То самое место, где когда-то жили боги, а теперь слюдяная пустыня, выжженный камень и снег, снег, и еще раз снег. Северный ветер намел снег на кряжи и равнины, ледяные дюны протянулись до горизонта. Земля стонала и вздрагивала под его ногами, он чувствовал ее трепет, как если бы под ней лежит связанный Гигант Древних Времен, который старается высвободиться из своих уз. Из трещин в снегу с шипением вырывался пар, образуя разломы длиной в пятьдесят ярдов. Никто не смог бы пройти там. Не было никакой дороги, по которой мог бы пройти его отец. Далеко впереди, где, как он думал, мир должен был бы загибаться, в воздух поднимались огромные колонны дыма: место последней битвы Богов. Аланда была права: это было покинутое всеми место, такое же, как и любое другое в этом умирающем мире.
И теперь он был далеко от озера. Придет полнолуние, и он останется один, наедине с видениями,
