– Я, признаться, сам толком не знаю. Вы можете подсказать мне, где находится статуя святого Тибо?
Герцогиня на миг задумалась, затем уверенно кивнула.
– Да, конечно. Это вон в той рощице!
Чтобы сократить дорогу, они поехали прямо через поле.
В аббатстве горели лишь несколько окон.
– Господа монахи легли спать! – констатировал факт Фабьен. – Тем лучше для нас.
– Это почему же?
– Потому что издалека вас еще можно принять за мужчину. Но вблизи ни один монах не усомнится, что перед ним девушка. Простите уж, мадам.
До статуи они добрались в полном молчании.
– Лошадей придется оставить здесь. И пусть монахи помолятся, чтобы на них не напали волки, – сказал де Ру, спешившись.
– Лошадей можно оставить у часовни. Там ночует служка, он присмотрит… Мне об этом говорил викарий. Он несколько раз возвращался после сигнала к закрытию ворот. – Девушка тоже спешилась и нетерпеливо теребила поводья.
Предложение было вполне разумным. Благо, часовня находилась совсем рядом.
Оставив лошадей на попечение служки, они обследовали постамент статуи. Как объяснил Фабьену дю Мулен, нужно было найти небольшое углубление и нажать на него.
Провозившись несколько минут, де Ру нашел то, что искал. Каменный постамент медленно отодвинулся, открывая подземный ход.
Фабьен зажег факел, который предусмотрительно захватил с собой, и жестом пригласил герцогиню следовать за ним. Но девушка опередила его и первая начала спускаться по ступенькам подземного хода. Когда они оба были внизу, Фабьен нащупал в стене рычаг, повернул его, и каменный постамент медленно подвинулся на прежнее место.
Идти пришлось не очень долго. Удивительное дело, девушка не боялась ни сырости, ни крыс и храбро шла вперед.
В одном месте подземный ход разделился на два туннеля. Фабьен направился туда, откуда тянуло сквозняком. Вскоре они очутились у железной решетки. Де Ру достал ключ, который вручил ему дю Мулен, и решетка была отперта. Анна-Женевьева загасила факел и оставила его в специальном отверстии в стене.
Помещение, в которое они попали, оказалось церковью. Церковь была пустынна. Шаги гулко отдавались где-то в вышине. У самого выхода герцогиня наклонила голову и быстро перекрестилась. Ее губы зашептали молитву.
Фабьен не препятствовал ее порыву. Тем более что герцогиня не задержалась надолго.
– Куда теперь? – спросила она тихо.
Де Ру повел ее к монастырскому корпусу, где находились кельи.
Никто их не остановил, никто не поинтересовался, что они тут делают в столь поздний час. Стояла пугающая тишина, только ветер что-то пел в высокой полуразрушенной башенке.
В коридоре им попался Блез. Поздоровался и тотчас юркнул к себе. Дю Мулен сделал все, что от него требовалось, и мог быть собой доволен. А также тем денежным вознаграждением, которое получил от шевалье де Ру.
Анна-Женевьева с трудом дышала от волнения.
– Я только скажу ему несколько слов, шевалье…
– Сударыня, я думаю, что вам нужно остаться. Поухаживайте за аббатом, ему будет приятно, – произнес де Ру, стараясь скрыть грустную улыбку.
Он понимал, чем все это закончится. Он смирился. И хватит об этом.
– Здесь? – девушка невольно замедлила шаг.
– Да. Это его келья. Стучите же…
Герцогиня неуверенно постучала.
Несколько минут никто не открывал. Анна-Женевьева сняла шляпу, и Фабьен видел, что ее лоб покрыли мелкие капельки пота.
Наконец, из-за дверей спросили:
– Кто?
– Это я, де Ру! – отозвался Фабьен. – Открывайте поскорее, Андре. Я привез вам лекарство.
Дверь распахнулась.
21
Любовь никогда не перестает
Андре стоял на пороге, запахнувшись в халат и растерянно глядя на ночных посетителей. Шевалье де Ру отступил назад.
– Мадам, я тут неподалеку, если, конечно, вам понадоблюсь.
И он легонько подтолкнул девушку в келью. Дверь за спиной герцогини захлопнулась.
– Аббат, я решила, что вам плохо, и приехала… Понимаете, я…
Андре молчал.
– Я получила ваше письмо и…
– И что, мадам? – священник оперся рукой о спинку кресла.
– Я…
Теперь замолчала и герцогиня. Говорить о главном она не могла, не смела.
В молчании прошла минута, другая.
А потом герцогиня и аббат, наконец, посмотрели друг другу в глаза.
И в следующую минуту руки Анны-Женевьевы уже лежали на плечах Андре, Андре сжимал руками ее голову, и они упоенно целовались.
Никаких объяснений не потребовалось. Их просто бросило друг к другу.
Ни о каком отъезде речи быть не могло.
«Синие глаза, завитая прядь…»
Строчка из вздорной площадной песенки назойливо крутилась в голове герцогини.
– Ох, Андре… – прошептала Анна-Женевьева, когда Андре обнял ее за талию. – Боюсь, что радости от меня мало. Я… ледышка.
Аббат едва заметно улыбнулся.
– Тот, кто сказал вам такую чушь, ничего не понимает! – слегка охрипшим голосом произнес он.
– Нет, я и вправду…
– Тогда я докажу вам обратное!
Андре пресек все попытки герцогини возразить что-либо. Голова девушки запрокинулась. Алмазная шпилька, поддерживавшая волосы, со звоном упала на пол, и волосы хлынули по плечам…
Аббат так быстро и ловко расстегнул все крючки на колете, что герцогиня и не заметила, как осталась в одной рубашке, а потом и вовсе без нее. Осознала она все происходящее, когда ей стало немного холодно. Щеки Анны-Женевьевы залились румянцем, девушка бессознательно попыталась прикрыться, но Андре остановил ее.
В свете луны, льющемся в окно, золотисто-белокурые волосы девушки приняли совершенно фантастический оттенок, блики холодного серебристо-голубого света играли в распахнутых бирюзовых глазах, таинственный отблеск мерцал на изящной шее, на тонкой руке, откинутой в сторону… Ледяная дева?
«Красотка Аннет дрожит день и ночь…»
Все было совсем не так, как с мужем. Герцог никогда бы не поверил, что его вечно испуганная, зажатая глупышка-жена способна трепетать не от страха, а от страсти в мужских объятиях. Ледяная холодность сменилась страстным пламенем. Поначалу Анна еще помнила, что нужно соблюдать осторожность и по мере возможности сохранять тишину. Но потом всякое благоразумие исчезло.
«Синие глаза, завитая прядь…»
Там были еще какие-то слова… она не помнит… Кажется, что-то про пальцы красотки Аннет,
