кое-как выхватывал, но общий смысл ускользал.
— Эдит, сорри, вы не могли бы помедленнее…
— Да, конечно, простите. — Француженка сощурила лихорадочно блестевшие глаза. — Когда мы…
Минут через пятнадцать, досуха исчерпав свой английский и обогатив его французскими эквивалентами, Барон смог хотя бы в осях представить себе ситуацию. Абсолютно дикую. Даже при всех поправках на языковой барьер и эффект испорченного телефона.
Аркадий участия в разговоре не принимал. Сколько раз он повторял сорное выражение «я в шоке», но когда его этим самым шоком накрыло…
Из всех участников «пикника на обочине» хрупкая Эдит была, пожалуй, самой старшей, но бегала быстрее мужчин, да и мгновенной решимостью обладала завидной. Поэтому она самой первой, да ещё с хорошим опережением оказалась на пересечении троп, там, у таинственной полянки с кругами, где уфологи и гринписовцы установили ловушки и аппаратуру. Заметив вблизи ловушки невыясненную активность, стремительная охотница обратилась в голубя мира. Вскинула пустые ладони и принялась скандировать лозунги, достойные бывшего советского пионера: «Все народы Вселенной — братья и сёстры! Мы не причиним вам вреда! Мир, дружба, солидарность! Свобода, равенство, братство!»
На французском, английском, испанском и суахили.
После чего стала медленно приближаться к эпицентру происходившего.
И в этот судьбоносный момент кто-то напал на неё и потащил прочь. Работа в Гринписе научила Эдит, что добро должно быть с кулаками. Дико завопив, она вывернулась из захвата — и увидела себя в окружении русских военных, приехавших на двух бронированных машинах. У них, изволите видеть, там был лагерь. Они явно не собирались её отпускать, а один даже попытался что-то объяснить ей на ломаном английском. Эдит объяснений слушать не стала — продолжала кричать, оповещая сподвижников. Увы, от волнения она кричала по-французски, поэтому военные растерялись, а сподвижники ничего не поняли. Приблизительно в этот же момент послышалась стрельба. Двое солдат мигом уложили Эдит наземь, под прикрытие большого валуна, и наконец-то догадались заткнуть ей рот. В борьбе за свободу слова Эдит укусила кого-то за руку, но это не помогло…
Дальше она рассказывала со слов Аркадия.
Для «Дерсу Узала», который, оскальзываясь на мху и камнях, неуклюже продвигался вслед за Эдит и знать не знал ни о каких военных, существовали только две стороны — француженка и неизвестный, потревоживший уфологическую ловушку. Аркадий даже не пытался постичь происходившее. Он приседал на бегу и, втягивая круглую голову в толстые плечи, только ожидал новых сюрпризов от внезапно взбесившегося мироздания. Слишком мало данных для построения внятной гипотезы.
Зато как же ему было страшно….
Когда впереди отчаянно, явно призывая на помощь, закричала Эдит, Аркадий, не колеблясь, сдёрнул ружьё с плеча. Стрелять он умел. Даже получил в юности разряд но стендовой стрельбе — это был единственный вид спорта, в котором у него ладилось… Внезапно сгустившиеся сумерки и дождь не давали ничего как следует разглядеть, только то, что возле ловушки явно кто-то был.
Эдит больше не кричала, но между деревьями вроде мелькнул красно-жёлтый комбинезон… Аркадий выстрелил так, чтобы пуля прошла рядом, рассчитывая не столько задеть похитителя, сколько напугать, заставить им пустить жертву.
В ответ слева нервно ударил автомат Калашникова, отчего Аркадий автоматически упал на землю, уже понимая, что никаких йети или зелёных человечков с «калашами» быть не может.
А впереди, в районе пресловутых ловушек, начал надуваться и проворно подползать прямо к Аркадию пузырь туманно-сиреневого свечения.
Аркадий почувствовал себя в ловушке. Встанешь и побежишь — накроют из «калаша». Останешься на месте накроет туман.
И неизвестно ещё, что хуже.
Кто первый придумал расхожее выражение насчёт натянутых нервов?.. Аркадий чувствовал прямо противоположное: нервы обвисли, утратили свойство проводить нервный импульс и превратились в старые бельевые верёвки. Все ощущения скопились и бешено пульсировали где-то в глотке, в районе кадыка, отдаваясь в правый висок. И когда, размазанный в пространстве сумерками и дождём, снова зазвенел и оборвался крик Эдит, Аркадий выстрелил прямо в сиреневое свечение. Дважды. В упор. Просто потому, что не мог допустить, чтобы оно к нему прикоснулось.
Раздался болезненный всхлип, и туман разом исчез.
Аркадий отбросил ружьё (времени перезаряжать всё равно не было) и вскочил, необъяснимо перестав опасаться загадочных автоматчиков.
— Выйдите из зоны! — позвал голос, вроде бы усиленный мегафоном, но всё равно глухой, словно из-под земли. — Гражданин в энцефалитке, выйдите из зоны! Женщина из Гринписа у нас! Идите сюда! Идите на мой голос!
Аркадий услышал сказанное, но не понял ни единого слова. Бегом преодолев последние тридцать метров, он, глотая тягучую, горькую от ужаса слюну, склонился над безжизненным телом, протянул руку…
Когда мужчина очнулся, Эдит вытирала ему лицо своим носовым платком, а стоявший рядом армейский лейтенант что-то безнадёжно бормотал в неработающую рацию.
Аркадий внимательно рассмотрел шнуровку на высоких ботинках лейтенанта и безразлично подумал о том, что теперь всё пропало. Именно этими словами.
— Аркаша, прекратите истерику! Ещё ничего не известно! — Зинаида пыталась оттеснить Эдит от инженера.
Альберт пытался сделать то же самое, подтянув француженку к себе. Оба терпели неудачу. Крошечная Эдит по-турецки сидела у ног нехорошо расплывшегося на камне Аркадия и невозмутимо держала его за руку.
Барон стоял, привалившись к сосне, и держал на руках Монморанси. Время от времени пёсик коротко взлаивал и принимался трястись всем телом. Рядом с Бароном стояли двое шведов, пришедших вместе с Зинаидой. Оба были вооружены рыболовными баграми самого чудовищного вида. Барону кто-то рассказывал, что викинги на самом деле не носили рогатых шлемов. Но на этих — просились.
— Что в посёлке? — наконец-то спросил он у Зинаиды.
— В посёлке всё нормально, — бесстрастно ответила уфологиня. — Когда услышали стрельбу все мигом и как-то очень привычно перешли на осадное положение. С улицы исчезли не только дети, но и куры с собаками. Только к церкви пробежал поп в развевающейся рясе и несколько старушек за ним. Я бы не удивилась, услышав набат, но его, по счастью, пока не случилось, Зато сразу стало видно, сколько там на самом деле армейцев. А что они здесь?
— Их командир не поверил, когда и мы, и гринписовцы заверяли его, что не будем ничего предпринимать без разрешения, — объяснил Альберт. — И попросту отрядил кого-то из своих проследить за нашими действиями. Мы, конечно, люди привычные, но всё-таки с армейской разведкой нам не тягаться. Дальше они позволили нам развернуть все наши технические средства… надо думать, у них ничего подобного нет… и расположились поблизости — посмотреть, что у нас выйдет… Дальше — цепочка обстоятельств…
— Это не обстоятельства. Это я убил ребёнка, — уперев подбородок в грудь, пробубнил Аркадий.
Один из шведов вопросительно покачнулся. Барон тихо перевёл последнюю фразу Аркадия на английский. Рыболовы согласно сглотнули и поудобнее перехватили багры.
— Ну и где теперь этот… убитый? — Выговорить слово «ребёнок» у Зинаиды не повернулся язык. — Военные увезли?
— Ребёнка не видел никто, кроме Аркадия, — ответил Альберт. — Ни живого, ни мёртвого. Эдит успела что-то заметить, ей показалось, что существ было несколько, но толком не разглядела. Военные считают, что опять, как тогда, были вихри, колебания почвы и непонятный туман. А из людей, по их мнению, первой на сцене появилась Эдит. Подняла руки и начала читать стихи. Они решили, что она
