Потом она обернулась назад и сказала:
- Ну вот, - я ведь говорила, что он здесь!
- Это моя жена, - успел шепнуть Полезнову Макухин.
VII
В уютный садик пивной вошло с улицы четверо: жена Макухина Наталья Львовна, ее отец Добычин Лев Анисимович, полковник в отставке, - с белыми зигзагами на погонах, - ее мать, толстая старая слепая дама, и Алексей Иваныч Дивеев, с недавнего времени близкий этой семье человек, в фуражке гражданского инженера, с молоточками крест-накрест на зеленом околыше и с кокардой на тулье.
Конечно, Макухин пытался было представить их Полезнову, но из этого, по многолюдству их, по новости для него самого такого сложного дела и по непривычке к таким положениям Полезнова, ничего не вышло, кроме невнятного бормотания и крепких со стороны Полезнова рукопожатий. Если бы Полезнов имел в это время возможность присмотреться к своему собеседнику, он разглядел бы, что тот не выражал ни малейшего удовольствия при этом вторжении своих семейных и близких. Он только пытался скрыть это, суетясь, где бы и как бы их устроить. Ему помогла в этом та самая 'невредная бабочка': вместе с ним она приставила к их столику другой, пока пустовавший, а также еще четыре стула.
Конечно, тут же вслед за этим появились и новые бутылки пива и новая порция раков. Перебегавшими по лицам этих четверых новых для него людей глазами Полезнов не мог не заметить того блаженства, какое разлилось по широкому, совершенно круглому лицу белоглазой слепой, когда она взяла обеими руками свой стакан с пенистым холодным напитком, но он думал, что ей просто жарко и хочется пить. Однако она сказала хрипуче:
- Сколько это бутылок нам дали, а, Наташа? Смотри, чтобы на мою долю полдюжины!
В пристрастии к пиву тестя Макухина, как военного, Полезнов не сомневался и, как человек неглупый, понял, что деловой разговор наладить с Макухиным снова теперь уж, конечно, не удастся.
Главное же, чем обескуражен был Полезнов, это тем, что попал он в такую компанию: полковник, инженер, настоящая дама - жена Макухина, совсем не похожая на его жену... да и слепая старуха, тоже не кто-нибудь, а полковница, привыкшая пиво пить не иначе, как дюжинами бутылок!
О чем можно ему было бы заговорить с ними, он совершенно не знал, но они, видимо, совсем и не предполагали говорить с ним: они продолжали говорить между собою, о чем говорили, должно быть, на улице, когда сюда подходили.
Жена Макухина, одетая в такое легкое пальто, что оно все могло бы, кажется, быть свернуто, как носовой платок, и спрятано в любой карман, говорила инженеру:
- Нет, как хотите, Алексей Иваныч, а вы просто никогда и раньше не умели жить на свете!
- Вполне возможно... Даже, может быть, вы совершенно правы, - бормотнул Алексей Иваныч не особенно внятно; потом вдруг добавил громче и раздельнее: - Уметь жить - вы знаете, что это такое? Это полнейшая безнравственность, тупость и безмозглость, - вот что!.. Умеет жить на свете свинья в хлеву, а порядочный человек тем-то и порядочен, что он не... того, как это говорится... простите!
Тут Алексей Иваныч как-то непонятно для Полезнова смешался, втянул голову в плечи и как будто даже несколько покраснел.
Кожа лица его была вялая, дряблая, хотя он не казался старым. Он и не загорел почему-то, что удивило Полезнова, так как даже и по лицу слепой старухи, сосредоточенно вливавшей в себя пиво, был разлит сильный южный загар. Впрочем, он был блондин, с белесыми усами в обвис; когда же он снял фуражку, то оказалось, что спереди и до темени был начисто без волос.
Полковник Добычин был, правда, тоже лыс, но к нему, человеку старому, это шло, притом же лысина его сияла, как канделябр, - полнокровная, розовая, внушающая почтение. У него был большой, с горбиной нос, уткнувшийся в седые усы, подстриженные снизу, и очень заметен был кадык на морщинистой коричневой шее.
- Уметь жить на свете - это значит не волноваться по поводу пустяков разных, - вот что это значит, - уверенно высказал свое мнение полковник и, принявшись за самого большого рака, обратился к Макухину: - А как, Федя, раки? Они не того? А?
- Самые заправские! - хозяйственно ответил Макухин, усевшийся рядом с женой.
- Свежее и быть не может, - подтвердил Полезнов. - Раков только здесь и есть!
- Эх, под такое пиво пульку бы разыграть на свежем воздухе! - повернув к Полезнову белоглазую маску лица, хрипуче, но с искренней страстью в голосе сказала слепая.
Полезнов посмотрел в недоумении на Макухина, и тот объяснил любительнице преферанса:
- Здесь, мамаша, в карты не играют: это занятие домашнее.
- Ну что же, что домашнее, - упорствовала слепая. - Вот и приходите к нам домой, - сыграем... Вы кто такой? Зовут вас как?
- Зовут Иван Ионыч, - поспешил Полезнов ответить на второй вопрос, затруднившись первым.
Зато Макухин, повернув голову к слепой, но глядя на жену и тестя, сказал, как уже решенное:
- Это, мамаша, мой компаньон в деле. Фамилию имеет Полезнов.
- А-а! Хорошая фамилия какая! - задумчиво протянула слепая. Компаньон? В таком случае нужно устроить звон стаканов.
- Действительно, это надо запить, - согласилась с матерью Наталья Львовна, подымая свой стакан красивой, оголенной почти до плеча рукою.
Ей можно было дать лет двадцать пять - двадцать семь, - возраст, когда женщины отлично уже разбираются во всей жизни кругом - так думал, глядя на нее, Полезнов. У нее была высокая ровная шея, высокие полукруглые брови и высокий отцовский лоб, отчего она казалась, когда сидела, высокого роста. Полезнов не знал, какого цвета глаза были у слепой, но так как у полковника глаза были серые, а у Натальи Львовны карие, то он решил, что этим она пошла в мать.
- Компаньон в деле - это, конечно, веселее гораздо, чем одному, поддержал свою дочь полковник, тоже подняв стакан.
Алексей Иваныч добавил к этому:
- Давно известно, что человек - животное социальное... Кажется, Аристотель еще это сказал.
А полковник оживленно поддакнул и продекламировал вдруг:
Аристотель оный,
Древний филозоф,
Продал панталоны
За сивухи штоф!
Это мы еще в старину в Чугуевском юнкерском училище хором пели... Там есть и такой куплетец, помню:
Цезарь, сын отваги,
И Помпей-герой
Продавали шпаги
Тою же ценой!
- Знаменитая песня, - я тоже ее слышал, - сказал Макухин и чокнулся с Полезновым, а потом начали чокаться с ним все остальные, так что тот почувствовал, что неловко уж, пожалуй, было бы теперь отказаться от дела, предложенного Макухиным, хотя около него и устроился для течения своей жизни какой-то все неделовой народ.
- Дай бог нажить нам, а не прожиться, - говорил, кланяясь и привстав, Полезнов, понимая, что раз люди желают настроиться на праздник, то надо их подогреть в этом.
Что тесть у Макухина оказался полковник, хотя и в отставке, лестно почему-то было и для него, а насчет инженера он думал, что его просто прихватили на улице, - случайный какой-нибудь знакомый. Однако Алексей Иваныч, архитектор по своей профессии, уже месяца три жил у Макухина, просто так как- то, потому что ему негде и жить было, кроме как у него.
Макухин взял его на поруки из тюрьмы, куда попал Дивеев за покушение на Лепетова, бывшего любовника его покойной жены. Покушался на убийство Лепетова Алексей Иваныч в этом же городе на вокзале, и Макухин безусловно убежденно говорил тогда, как свидетель, дававший свои показания на следствии: 'Считал и считаю Дивеева не вполне нормальным'.
Он же поместил его, взяв на поруки, в частную лечебницу, которую вздумал устроить здесь полковой врач Худолей, но лечебница эта существовала очень недолго.
- Судя по вашей внешности, вы - купец? - неожиданно для Полезнова спросил его Дивеев.
- Торгуем понемножку, - ответил Полезнов, слегка улыбнувшись.
- Ну да-да, теперь я понимаю, мне говорил Федор Петрович, - продолжал Дивеев, как бы только теперь разглядевший, что он - в пивной, что перед ним какой-то совершенно новый для него человек. - Это хлеб,
