гостеприимное...
Щедрость солнечных лучей обогащает даже заведомо бедных, преображает в довольных судьбою даже привычных нытиков и золотушных...
Шубы пересыпаны нафталином и спрятаны; тело свободно дышит под невероятно легкомысленной тканью, и неудержимо тянет всех на так называемое лоно природы. Проходят самые заядлые горожане мимо крестьян в дачной местности, поливающих свою редиску, и как они им завидуют знойно!
В них просыпается давно, казалось бы, забытая детская безмятежность. Зеленое и голубое вытесняет в их душе все эти блеклые, искусственно созданные городские краски. Городской человек становится наивным в летние дни. Он начинает даже верить в разную несбыточность, - мечтать, как мечтают дети. И, что всего изумительней, этому впадению в детство бывают подвержены даже лица почтенных лет, высокого ранга, строгого образа мыслей. Даже они почему-то начинают улыбаться, приглядываться к тому, как садится солнце за дальним сосновым лесом, и восклицают: 'Какой закат! Это просто картина художника - замечательная картина!'
Всегда были интернациональны курорты Европы. Немцы ездили в Италию и Францию, к чарующей голубизне Средиземного моря, французы и итальянцы во множестве встречались на благоустроенных курортах Германии и Австрии; сыны туманного Альбиона и русских равнин считали своим долгом и поплавать по Средиземному морю, и посмотреть на развалины Колизея, и побывать в Ницце, и выпить положенное количество какой-нибудь, черт ее знает насколько целебной, тухлой противной воды на том или ином из прославленных немецких курортов.
И в это предгрозовое лето курорты были так же переполнены, как всегда; неукоснительно совершались прописанные немецкими врачами процедуры, на славу работали гостиницы и рестораны. На одном из немецких курортов наслаждался благами культуры член Государственного совета граф Витте, на другом министр народного просвещения в России Кассо, на третьем - командир корпуса, расположенного на Волыни, генерал Брусилов.
Они и другие русские тайные и действительные тайные советники, генерал-лейтенанты и полные генералы читали, разумеется, в немецких газетах, что какие-то сербы убили в каком-то Сараеве австрийского эрцгерцога, но значения этому не придавали: высшие русские чиновники были обстрелянные люди. Если бы даже их начали уверять, что выстрелы в Сараеве могут привести к мировому катаклизму, они бы только пожали снисходительно плечами или даже расхохотались вполне искренне, подчиняясь чудодейственным чарам лета, усыпляющим мозг картинами заката солнца за сосновым лесом на живописных высотах, откуда вытекали прославленные на весь мир целебные воды.
Но за гибкими спинами весьма вежливых и исполнительных метрдотелей с пышными усами, чрезвычайно внимательных к богатым пациентам врачей, всего вообще громадного и тщательно подобранного штата лиц, обслуживающих щедрых на чаевые курортных, за всеми благами показной культуры иные русские высшие чиновники и военные не разглядели другой Германии, - Германии, уже припавшей к земле, чтобы сделать смертоносный прыжок в сторону Франции и спустя самое короткое время повторить подобный же прыжок, но уже в сторону России.
Как паук, невидный, но видящий, что ему надо видеть, нервно, по-охотничьи выжидающий, запутаются или нет в его хитро развешанной паутине мухи, - Вильгельм скрылся в норвежских фиордах только после того, как одобрил текст австрийской ноты. В Германии, с чрезвычайной любезностью принимавшей на многочисленных курортах русских, французов, англичан, шла лихорадочная подготовка к такому военному столкновению с их странами, какого еще не знала история.
Это была пока война на бумаге, война, как она рисовалась воображению.
И военный министр Германии Фалькенгайн и начальник главного штаба Мольтке, племянник фельдмаршала Мольтке, отлично разбирались в плане действий, который был начерчен Шлиффеном, умершим незадолго до того, как этот план, всесильной волею обстоятельств, должен был осуществиться.
- Только крепите правое крыло! Как можно сильнее крепите правое крыло! - говорил Шлиффен, переселяясь в мир, где нет ни болезней, ни печалей, ни воздыханий.
Главное, чего можно было достичь, выполняя план Шлиффена, была чисто цезаревская быстрота победы: 'Veni, vidi, vici!'*.
______________
* Пришел, увидел, победил! (лат.)
Шлиффен подражал Аннибалу, уничтожившему войско римлян в сражении при Каннах при помощи охвата их правым крылом своего войска. Правое крыло немецкой армии должно было по плану Шлиффена обойти армию французов, двигаясь через Бельгию, в то время как левое крыло должно было приковать к себе главные силы французов на линии их крепостей: Бельфор, Эпиналь, Туль, Нанси, вдоль границы с Эльзас-Лотарингией.
Поскольку в дело вводились миллионные массы, этот маневр Аннибала должен был, по замыслу Шлиффена, дать победу Германии в несколько недель: попавшая в гигантские клещи армия французов должна была капитулировать, как армия маршала Базена под Седаном. После того, не теряя ни одного дня, необходимо было перебросить победоносную, значит достигшую высшей моральной крепости, убежденную в своей непобедимости армию против русских, которые не успеют еще отмобилизоваться, и гнать их до Урала, так как никакой стойкости от этой бесформенной массы людей в серых шинелях ожидать нельзя.
Пока германские армии всей своей неодолимой силой обрушивались бы на Францию, австро-венгерцы должны были начать наступление на русские войска на всем своем фронте, а для защиты Восточной Пруссии признавалась достаточной расквартированная там армия, по счету восьмая.
Была, правда, как бывает при составлении всех великих планов, кое-какая заминка, когда начинали в Берлине подсчитывать возможные силы двуединой монархии. Их выходило всего только два с четвертью миллиона против сербов и русских.
Но тут все надежды возлагались на быстроту, с какой австро-венгерцы должны были справиться с сербами, прежде чем появятся на фронте русские корпуса.
Аннибаловский маневр, питавший пафос Шлиффена, - охват, клещи, 'Канны', - австрийский генеральный штаб разработал и в отношении Сербии. По этому плану столица Сербии, отделенная от Австрии всего только пограничной рекою Савой, обходилась двумя армиями: одною - из Боснии в направлении на Вальево, другою - из Сирмии, через Саву, туда же, так, чтобы вся сербская армия оказалась в котле и положила оружие. Так как это, по замыслу австрийского штаба, отняло бы не больше двух недель, то против русских успела бы скопиться часть австро-венгерских сил, вполне способная если не разбить, то сдержать их, пока подоспели бы германские армии.
Что Белград превращен сербами в сильнейшую крепость, которую атаковать в лоб было бы слишком трудной задачей, это тоже учитывалось австрийским штабом: такой крепкий орех мог быть раздавлен только двойными клещами.
Австро-Венгрия имела пятьдесят миллионов населения, уступая в этом Германии не так уж много, чтобы довольствоваться армией вдвое меньшей, чем немецкая! В Берлине были, конечно, известны причины этого: вечные трения между Венгрией и Австрией; слишком большая зависимость военных министров и начальников штабов от прижимистых на военные расходы парламентов; слишком короткий срок действительной службы в войсках... Но так как в Берлине решено было взять руководство австро- венгерской армией в свои руки, то ни сравнительная слабость этой армии, ни ее малочисленность никого не смущали.
VII
Главный и самый сильный враг германского могущества был по ту сторону Ламанша, но его пока деятельно отбрасывала военная клика Берлина. Это был враг не первого, а второго плана; он был силен только на морях; он не имел сухопутной армии; он сначала объявлял войну, а потом начинал готовиться к ней; он имел привычку не спешить, а выжидать успехов своих союзников, чтобы присоединиться к ним в конце кампании; его генералы и солдаты учились воевать во время войны.
Мериться силами крупных единиц германского флота с объединенным англо-французским флотом было невозможно, конечно, как бы хороши сами по себе ни были новопостроенные дредноуты и тяжелые и легкие крейсера. Но в плане войны против Англии стояла работа подводных лодок, которым придавалось ничтожное значение во всех странах, имевших флоты, кроме Германии.
Правда, количество субмарин в Германии было все-таки меньше, чем в Англии, но зато дерзания
