— Кое-что прошляпить — это совсем другая материя!.. Да это и никто не назовет 'прошляпить', — разве только махровые черносотенцы, которых сколько же по сравнению с людьми здравого рассудка? Горсть!
— Пусть даже и не горсть, а целый миллион! — поправила Надя.
— Даже, скажем, пять миллионов, — поправил жену Алексей Фомич.
— Пусть десять даже! — поправила художника Нюра.
— Хорошо, пусть миллион, пусть пять миллионов, пусть десять, — со всеми тремя согласился Калугин, — все-таки это незаметное меньшинство.
— Гм… Меньшинство, вы говорите? — оживился вдруг Сыромолотов. — А если это меньшинство будет состоять из таких, как злоумышленник, погубивший и дредноут, и несколько сот человек? Ведь у этого меньшинства будут в распоряжении и умы, и таланты, и даже, пожалуй… пожалуй, как бы сказать, пожалуй, даже помощь со стороны тех, с кем мы сейчас воюем, а?
— О чем вы это, Алексей Фомич? — встревоженно обратилась к нему Дарья Семеновна.
— Да тут, Дарья Семеновна, ничего нет страшного, — успокоил ее Алексей Фомич. — Только как говорилось в старину: с одной стороны нельзя не признаться, а с другой нельзя не сознаться.
А Калугин, отвечая ему, заговорил:
— Пришлось мне как-то слышать на эту тему: 'Нас все равно, как мурашей, — куда же с нами справиться? Поди-ка передави всех мурашей в лесу! С ума сойдешь, не передавишь!' — говорил это один матрос другим, а я шел мимо и слышал. Вот что такое огромное большинство, Алексей Фомич! Дредноут «Мария» — он ведь был народное достояние, а не чье-либо личное, и экипаж на нем был кто же как не народ? А в меньшинство кто же попадет? Какая-нибудь дюжина… пусть даже две… пусть три всяких кранихов. Вам приходилось, конечно, как художнику, видеть муравьиные кучи в лесу, а мне тем более они знакомы, поскольку я — лесничий. Вот у меня и вертится все в мозгу. Нас, как мурашей: всех не передавишь. На то, что передавить могут многих, оказалось, вполне готовы, и это не пугает — война как война! Необходимые издержки.
— Так же, как и при взрыве 'Марии', — вставил Алексей Фомич, — много погибло, но… гораздо больше все-таки осталось.
— И кто остался, те стали гораздо умнее, — поддержала мужа Надя.
— Да уж смерти посмотреть в глаза, — поумнеть можно, — согласился Калугин. — И мне представляется весь наш фронт от Черного моря до Белого моря. По полукружью сколько людей там поумнело! Ведь это не десятки, не сотни тысяч, а все те же миллионы. Войны тем и любопытны для постороннего наблюдателя, конечно, что благодаря им люди быстрее все-таки движутся вперед…
— К новым войнам? — досказал по-своему Сыромолотов.
— Если хотите, — да, к новым войнам, пока…
— Что 'пока'? — очень живо спросила Надя.
— Пока не упрутся в стенку, за которой войн уже предвидеться не будет.
— Я вас понимаю, Михаил Петрович, — улыбнулся, глядя в это время в возмущенные глаза Нади, Алексей Фомич. — Упрутся в стенку потому, что увидят: черт возьми, какой же убыточный путь прогресса эта самая война! Где-то я читал о двух шотландских кошках, которые дрались между собой до того, представьте, яростно, что от них остались всего-навсего одни хвосты! Так вот чтобы такого грустного пейзажа не получилось на полотне Земли, начнут грядущие поколения думать: а нельзя ли как-нибудь обойтись друг с другом поделикатней, чтобы не вспоминали историки с сокрушением сердечным: 'Эх, был когда-то девятнадцатый век! До чего же необыкновенно золотой был этот покойничек!'
И так горячо вырвалось это у Сыромолотова, что все, включая и Дарью Семеновну, улыбнулись.
ПРИМЕЧАНИЯ
Утренний взрыв. Роман впервые напечатан в альманахе «Крым» № 7 за 1951 год. Отдельным изданием вышел в Крымиздате (Симферополь, 1952). Включен в девятый том собрания сочинений изд. 'Художественная литература', 1956.
Готовя роман для отдельного издания эпопеи 'Преображение России', С. Н. Сергеев-Ценский в 1956 году дописал конец пятнадцатой главы, начиная со слов: 'Что же, это ведь хорошо, — сказала Надя', а также главы шестнадцатую — двадцать третью.
Датируется на основании отчета С. Н. Сергеева-Ценского от 25.XI.1956 г., а также его «Автобиографии», помеченной: 'Москва, 31 августа 1958 г.' и опубликованной в четвертом томе эпопеи 'Преображение России' (Крымиздат, Симферополь, 1959).
В «Автобиографии» С. Н. Сергеев-Ценский писал:
'В послевоенные годы, живя в Крыму, я включил еще в эпопею 'Преображение России' роман 'Утренний взрыв' и роман 'Преображение человека', состоящий из двух частей: 'Наклонная Елена' (была написана в 1913 году) и «Суд» (это написано в 1954 году), а также повесть 'Пристав Дерябин', для чего старый свой рассказ 1910 года увеличил вдвое, что было сделано в 1956 году'.
H. M. Любимов
