может, как цветок, завянуть и умереть.
Отсюда об общем процессе сочинения можно сказать, выражаясь языков рыбаков, что это похоже на рыбную ловлю, но за идеями, через которые лично можно передать радость и восторг другим. Предварительным условием для этого является разнообразие новых идей, ибо повторение одних, и тех же идей утомительно и для самого композитора, как утомительна ловля одной и той же рыбы, если уместно это сравнение.
Как же «ловит» композитор идеи? Он импровизирует мысленно или на клавире до тех пор, пока случайно не наткнется на что-либо, или что-либо, что он любит, не попадет на него. Когда это происходит, он записывает это и продолжает свою «ловлю». Очень хорошо это выражено в обороте речи: «Ему что-то пришло на ум». Само собой разумеется, что ему не могло бы ничего «прийти», держи он себя невосприимчивым для этого и не открой он свой дух для этого. Этот метод «ничто другое, как процесс духовного раскрытия. Иногда ему могут приходить «на ум» идеи, когда он и не очень активно восприимчив и открыт для этого, но такие мгновенья относительной редки. Когда композитор садиться за работу в хорошей форме и имеет ясный дух, то он будет «ловить» идеи или внезапные, но важные для него мысли. Если же у него нет настроения, то он получит только избитое и повседневное и, обладая чувством недовольства, отвергнет полученное.
Существуют различные виды идей, которые могут прийти композитору во время работы. Есть такие, которые сами по себе уже совершенны и никуда не приведут, но есть и такие, которые откроют ему множество дальнейших возможностей. Они могут быть связаны с определенной формой: с гаммами или тональностями, с искусными приемами, идеи связанные с новыми структурами, а не с формальной расстановкой, и идеи связанные с гармонией. Например, композитор может натолкнуться на аккорд, который по меньшей мере представляет для него новое гармоническое созвучие, и тогда, к своему удовольствию, он откроет, что этот аккорд может быть применен в непредвиденном до сих пор многообразии. Он может построить на одном аккорде все виды мелодических форм; он даже может использовать его для того, чтобы построить саму мелодию так, как это сделал Брамс в своем произведении «Октава и терция». Он может использовать этот аккорд в разных сочинениях до тех пор, пока его звучание не станет для него привычным и он потеряет к нему интерес. Короче говоря, ему надоест, и снова потребуется что-то новое. Тогда он снова использует метод «ловли», и если ему посчастливится, его усилия будут вознаграждены. А если нет, он оставляет свои попытки, принимая монотонную фазу и говоря себе, что он не расположен к сочинительству музыки, он «не в настроении».
Есть люди, которые сникают от любого сопротивления и готовы считать «настроение» причиной продуктивности или непродуктивности в творчестве. Они, возможно, скажут нам, что бесплодные настроения есть следствие вялости, расстройства желудка, духовного истощения или других — физических причин, а творчески — плодотворное настроение — это результат хорошего здоровья и хорошего настроения. Такая. гипотеза, уязвима, хотя бы по той простой причине, что многие великие произведения были сочинены в период болезни, сильной физической боли или духовного гнета. Бетховен с удивительной выдержкой сочинял в то время, когда всё оборачивалось против него. Но, с другой стороны, Мендельсон мог успешно сочинять лишь тогда, когда река жизни принимала спокойный и гладкий характер. Некоторые творческие натуры; художники, музыканты, литераторы получали свои лучшие вдохновения во время душевных страданий от несчастной любви, в то время, как другие при таких же обстоятельствах, только чахли и увядали. Но для последних счастливые любовные отношения становились., импульсом для творения великого искусства.
Некоторые люди, переплетая между собой причину и внешнее воздействие, настаивают на том, что за пессимистическую жизненную философию ответственно расстройство пищеварения; но фактически расстройство пищеварения может быть ответственно лишь за пессимизм, но не за мировоззрение. Такие философы как Carlyle, отмечены не только изнурением от неудобоваримой пищи, а поэт Dowson вышел достойно не только из бесспорной страсти к девушке за стойкой.
Романтическое страдание — это физически-ментальный феномен, и хотя он при соответствующих условиях может вызвать стихотворчество, но все же не дает повод для возникновения поэта, иначе бы их было куда больше. Напротив, поэт это тот, кто сам создает романтическую страсть и в своей собственной голове превращает девушку за стойкой в поэзию, а тогда только влюбляется. Все это показывает, что главная причина для творческих и непродуктивных настроений не может быть ни чисто физической, ни эмоциональной, что физические и эмоциональные влияния могут лишь вызывать вдохновенье. Физические и эмоциональные поводы имеют вторичную природу, действительная же причина более глубока и скрыта.
Глава 4. Инспирированные и неинспирированные композиторы
Со времени опубликования ранних издании этой книги стали общеизвестными факты, подтверждающие сказанное на страницах этой книги. Чтобы данный труд не стал слишком объёмистым, имеющиеся данные должны встать на место тех, о которых я писал раньше.
Например, за четыре месяца до своей смерти, Брамс сделал признание, что он при сочинении музыки чувствовал себя вдохновлённым. силой, которая находилась вне его. Веря в Высочайший дух, он утверждал, что бессмертные произведения творческий художник смог бы написать только будучи открытым и восприимчивым к этому Духу. Это созвучно высказыванию, что великие художники в каких-либо областях являются проводниками этих сил, независимо от того, осознают они это или нет. Я хотел бы упомянуть, что Брамс, делая это признание, дал слово, что общеизвестным это может стать лишь по прошествии 50 лет после его смерти, потому ни в одной его биографии об этом не упоминалось до сих пор.
С запозданием, но все же признание Брамса о том, что он был одни из тех композиторов, который имел необычный способ инспирации, стало известно, но что этот факт для скептиков, которые верят только в то, что они могут увидеть, попробовать на вкус, почувствовать или понюхать. Такими людьми, а также некоторыми другими, был выдвинут аргумент, что композитор должен выходить из эпохи, в которой он живет и до какой то степени быть ее выражением и отражением. И все же, следуя эзотерическим фактам, это лишь полуправда, так как. общеизвестно, что есть два вида композиторов: те, которых мы можем обозначить как инспирированные Высшими Силами и в противоположности — неинспирированные, у которых отсутствуют такие качества и которые, следовательно не могут быть проводниками Высших Сил. В нескольких, словах, инспирированный композитор, посредством музыкальной вибрации и формы выражения, способствует формированию основных признаков будущего, в то время как неинспирированный композитор передает большей частью только характеристики собственного времени.
Отсюда объясняется, почему большую часть музыки прошлых лет и современности /я пишу в 1958 году/ можно причислить к ультра-диссонантному (крайне неблагозвучное) направлению. Разве мы не жили и не живем сейчас в чрезвычайно диссонантное и противоречивое время? Так же нужно отметить, что у неинспирированного композитора в противовес инспирированному, как правило, преобладают модные музыкальные направления. Вместо того, чтобы развивать свой собственный личный стиль, он склонен подчинить себя той или иной «школе», будь это, например, неоклассицизм, додекакофоническая музыка, или что-либо еще. Отсюда и высказывания, что композитор должен выходить из своего времени и быть его результатом. Эта мысль не совсем верна, если подразумевается большинство композиторов, не зависимо от того будут они рассматриваться «эстетическими» или нет. И совершенно не верна, если имеется в виду все композиторы, так как исключением из этого явления являются те относительно немногие, которые наделены больше чем простой сноровкой и чья музыка представляет не только отражение земных явлений, но и интересы духа. Когда я говорю об определенных креативных /творческих/ музыкантах «инспирирован», то я осознаю, что это понятие имеет смутное значение для религиозно-настроенных людей. Материалисту же оно не скажет ничего. Материализм не имеет убедительного объяснения для такого сокровенного, неопределенного НЕЧТО, которое позволяет ряду художественных произведений быть бессмертными, так же материализм и сама ортодоксальная церковь мало найдут объяснении гениальности. Одно только эзотерическое Учение, делает возможным удовлетворительное объяснение.
