отказа хотя бы выслушать ее объяснения застряли в горле. — Я знаю, зачем ты вышла за меня замуж. Не надо быть гением, чтобы дойти до этого. — Его глаза вспыхивали от еле сдерживаемого гнева. — Тебе было необходимо заполучить наследство, ждать еще целый год ты не могла, поскольку твой любовник начинал терять терпение. Он жаждал того скромного подарка, о котором тогда скулил. За него ты выйти не могла при всем желании: твои опекуны никогда бы не согласились на твой брак с этим подонком. Вот ты и вышла за меня, и… ну да ладно. — Он с шумом втянул в легкие воздух, и его щека дернулась, не выдержав внутреннего напряжения, которое она ощущала каждой клеточкой своего существа, словно он был продолжением ее самой. — Теперь мне все известно, и, даже если допустить, что наш брак — брак по расчету, все равно ты моя жена.
Внезапно его пальцы резко сдавили ей горло и, нажав на подбородок, откинули ей голову назад; ее сердце в страхе затрепетало, когда она прочла в его глазах некий мрачный умысел.
— Фентона ты больше не увидишь, и, поскольку ты будешь лишена удовольствия развлекаться с ним в постели, я решил тебе помочь. — Он понизил голос, который теперь напоминал угрожающее тигриное ворчание. Клео беспомощно содрогнулась, холодея под издевательским, ненавидящим взглядом этих суженных мерцающих глаз. — Ты дьявольски сексуальна, как мне удалось выяснить, когда ты упросила меня взять тебя, использовала меня для удовлетворения своих нужд в отсутствие Фентона. Так вот, чтобы помочь тебе, — он ухмыльнулся, — я буду доводить тебя до такого состояния, что ты не сможешь пошевелиться. Ты поймешь, черт побери, кому ты принадлежишь, и у тебя не останется сил даже думать о Фентоне!
Он рывком отпустил ее. Потрясенная услышанным, насмерть перепуганная, она еле расслышала его голос, словно он доносился откудато издалека:
— А теперь отправляйся вниз и помоги Мег. Начинай отрабатывать свое содержание!
Сидя за столом напротив Джуда, встречаясь с его язвительным взглядом, Клео повторяла про себя: «Ненавижу его! Ненавижу!» — и с усилием поворачивала голову к сэру Джеффри, пытаясь слушать, что он говорит.
Это был низенький кругленький человечек, любивший хорошо поесть — в этом не приходилось сомневаться, гладя, с каким удовольствием он расправился с седлом барашка, а теперь смаковал вторую порцию молочного пунша. Похоже, думала Клео, он будет столь же усерден за сырным десертом, тем самым продлив ей муку сидеть напротив Джуда с его язвительным взглядом и выслушивать его насмешливые «моя дорогая». Но по крайней мере аппетит сэра Джеффри с лихвой возместил отсутствие аппетита у нее, хотя Джуд наверняка все заметил, раздраженно размышляла она, машинально поднося к губам бокал. Весь вечер он не сводил с нее глаз. Это была легкая форма пытки.
Всякий раз как она поднимала глаза на этого холодного, жестокого, властного дьявола, она встречала устремленный на себя его умный, всезнающий, позорящий взгляд. В ее памяти всплывала угроза доводить ее до такого состояния, что она не сможет пошевелиться, и цель этой угрозы заливала ее жаркой краской. Она старалась смотреть в его сторону как можно реже, направляя все внимание на беседу с сэром Джеффри и Хильдой, его тощей разнаряженной женой.
Эти двое никогда не узнают, как далеки от совершенства отношения между утонченно‑обаятельным красавцем президентом «Мескал‑Слейд» и его молодой женой. Они не смогут разгадать цинизм его деланных улыбок, ложь его нежных обращений к ней, его глубокое к ней презрение.
Пора оставить глупую веру, что ему можно все объяснить, призвав на помощь его разум, что можно заставить его выслушать ее, рассчитывая на то, что он разумен до мозга костей. Как она вообще могла надеяться, что ей удастся наладить отношения? Ее самонадеянный муженек обо всем имел свое мнение. Ее он считал хитрой, ловкой и жадной изменницей. Никакие мольбы и объяснения с ее стороны не заставят его передумать.
А она и не намерена больше унижаться и умолять его хотя бы выслушать ее!
Забывшись, она снова поймала на себе его взгляд, в котором светились ненависть и насмешка, когда Джуд в ответ на сентиментальную просьбу леди Блэйр произнес:
— Не сомневаюсь, Хильда, что Клео поделится с вами рецептом молочного пунша. — И, лениво поигрывая серебряным фруктовым ножичком, улыбнулся, тая в улыбке презрение, очевидное лишь для Клео, и продолжал: — Я счастлив, что моя жена оказалась женщиной, так безраздельно преданной дому, и старается ни в чем не нарушать мой… покой.
— И к тому же она очень красива, — галантно присовокупил сэр Джеффри, и Клео вспыхнула от гнева, потому что Джуд прекрасно знал, что «безраздельно преданной дому» ее не назовешь, что же до слова «покой», то он явно имел в ВИДУ нечто совсем другое.
Клео изобразила улыбку, надеясь, что Блэйры припишут ее румянец стыдливому смущению новобрачной, вызванному лицемерной любезностью Джуда.
— Я, конечно, попрошу у Мег рецепт. Не выпить ли нам в гостиной кофе, Хильда? Оставим мужчин вести их бесконечные деловые разговоры.
К счастью, Хильда оказалась весьма разговорчивой дамой, и Клео лишь оставалось то и дело улыбаться в ответ; казалось бы, она могла немного отдохнуть, но этого не произошло. Ведь рано или поздно гости уйдут. Что потом? Оставит ли Джуд ее одну, обдав ледяным презрением, или исполнит угрозу, доведя ее в постели до полусмерти? И та и другая перспективы равно рождали боль. Она не хотела оставаться с ним наедине.
Ей в голову пришла почти истерическая мысль: что скажут сэр Джеффри и его жена, если она попросит их погостить еще день — или неделю, месяц!
Сдерживая желание вскочить и бегать по комнате, клочьями вырывая из головы волосы, Клео вставляла междометия в непрерывную болтовню Хильды, моля Бога, чтобы не ошибиться; вдруг дверь распахнулась, и Клео чуть не вскрикнула, увидев входящих Джуда и сэра Джеффри.
Толстячок был явно доволен жизнью: он широко улыбался и потирал руки. По удовлетворенной улыбке Джуда Клео поняла, что ему удалось заполучить вожделенный счет Блэйра и Дода.
Вскоре гости уехали, в доме все стихло; единственным звуком, который Клео еще могла воспринять, было ее собственное прерывистое дыхание. Она с трудом встала, и в это время в гостиную вернулся Джуд, закрыл за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, начал развязывать галстук, не сводя с Клео глаз.
— Что тебе удалось узнать из отчетов «Фондов Слейдов»? Насколько я понял, ты начала их просматривать, пока меня не было.
Клео молча посмотрела на него, сердце выпрыгивало из груди. Она собиралась холодно сказать ему, что идет спать, — слова уже готовы были сорваться с ее языка. Неужели он и дальше будет так непреклонен, не простит ее? Прощать, конечно, было нечего, но ведь он никогда в это не поверит.
Откуда‑то из глубины души доносился слабенький голосок, что если бы им удалось снова начать разговаривать о чем‑то интересном для обоих, то, может быть, она бы смогла найти к нему подход, заставить его признать свою ошибку.
— Сейчас я могу сказать лишь одно: там все очень неустойчиво.
Ей приходилось делать над собой усилие, чтобы говорить ровно, чтобы твердым шагом вернуться к креслу. Она должна была сохранять спокойствие. Они говорили не на личные темы, они говорили о деле, а в этом они всегда находили общий язык, чего нельзя было забывать. Но как можно держать себя в руках, если все чувства взбаламучены? Когда же он бросил резким, ледяным тоном: «И дальше что?», она усомнилась даже в их былом согласии.
Перед глазами все поплыло, руки похолодели и увлажнились. Он явно ожидал от нее какого‑то чудодейственного средства для спасения положения, и его терпение было на исходе. Но она была не в состоянии призвать былую сосредоточенность — да и как она могла, если от душевного равновесия не осталось и следа? К тому же она опасалась, не предпримет ли Фентон нового злодейства.
— Я жду твоих заключений.
Джуд уже успел снять галстук и пиджак; белизна его сорочки резко контрастировала с темным загаром, с жесткой чернотой волос, черными брюками, плотно облегающими его стройные длинные ноги. Он стоял с бокалом бренди в руке, и, несмотря на внешнее спокойствие, в нем чувствовалось нетерпение, в
