образом Халисстре предстоит умереть.
Она приготовилась к неизбежному. Так или иначе — от магии их вероломной богини или от холодной стали — она должна будет умереть. Жрицы, должно быть, уже опомнились и поняли, что, клянясь в верности Эйлистри, Халисстра лишь выгадывала время. Теперь для нее пришла пора молиться и готовиться к переходу в иные сферы — но молиться какому божеству?
Халисстра знала множество молитв к Ллос — молитв, которые она могла бы прочесть при помощи рук, на безмолвном языке жестов, — но их никто не услышит, никто не увидит. Ллос исчезла и не внимает больше молящимся ей. Она даже не наказывает отступников. На Дне Дьявольской Паутины нет больше душ умерших, и Халисстра вынуждена была сделать вывод, что те, кто предан Ллос, исчезают в небытии, так же как это случилось с их богиней.
Может, вместо Ллос Халисстре стоило бы помолиться Селветарму, воителю Паучьей Королевы? Насколько она могла судить, он, возможно, все еще сражается с Варауном и не услышит ее, а может, хуже того, он уже погиб. Остался ли еще хоть кто-нибудь из богов, внимающий смертным?
Халисстру пробрал озноб, она подтянула колени к груди и обхватила их руками. По крайней мере Рилд в безопасности. Сдавшись, она спасла его. Она уткнулась было подбородком в колени и вздрогнула, задев ранку от меча Рилда. Порез был крохотный, длиной с ноготь большого пальца, но горел, будто его прижгли раскаленным железом. Он открылся и снова начал кровоточить, хотя Халисстра едва коснулась его подбородком.
Пение снаружи прекратилось. Халисстра услышала наверху шорох и, подняв взгляд, увидела Фелиани, стоящую на коленях среди папоротников и смотрящую на нее сверху вниз. Жрица оттерла лицо от черной краски, ее кожа оказалась нездорового белого цвета. Глядя на нее, Халисстра поняла, что, пожалуй, ошибалась насчет того, будто небо затянуто тучами; луна, должно быть, выглянула из-за облаков, поскольку на миг Фелиани озарило слабое серебристое сияние. Потом оно исчезло, и лицо жрицы снова стало отчетливо различимым.
— Ну? — знаками спросила Халисстра. — Какая участь меня ждет? Песнь — или меч?
— Песнь, — ответила Фелиани.
Халисстра мрачно кивнула и поднялась. Она хотела встретить смерть стоя.
— Я готова, — показала она, напряженно, резко двигая пальцами.
Круглое лицо Фелиани расплылось в усмешке. С точки зрения дроу, это должно было быть злорадное торжество, но Фелиани выглядела столь простодушной и наивной, что Халисстре на миг померещилась теплая улыбка. Она выбросила эту глупую мысль из головы и неподвижно стояла, ожидая.
Фелиани запела на высоком дроуском. Халисстра расслышала вторящий ей хор женских голосов, хотя голос Фелиани был самым сильным.
Фелиани опустила руки в отверстие, словно протягивая их Халисстре. Ее бледная кожа засияла лунным светом.
Халисстра не сразу поняла смысл песни и жеста. Это была не казнь, но приглашение. И не просто жить, а присоединиться к кругу остальных. Присоединиться к жрицам Эйлистри.
Глаза Халисстры сузились. Здесь должен был быть какой-то подвох.
— Доверие? — вымолвила она — вслух, с изумлением обнаруживая, что способность говорить вернулась к ней.
Ей даже не нужно было специально стараться, чтобы вложить в этот вопрос все презрение, которое она испытывала. На языке дроу это слово и так уже имело негативный оттенок, подразумевая слабость, простодушие. Халисстре припомнилось, как она пыталась заключать союзы с собственными сестрами и как те предавали ее. Она пыталась установить контакт с Норендией, рассказав сестрице про женщину-барда, учившую ее темному пению. Несколько циклов спустя бард «упала» с одной из городских стен и разбилась насмерть. Ближе к концу того же самого цикла Джавил, вторая по старшинству дочь Меларн, покушалась на жизнь Халисстры. Когда Халисстра кинулась к Норендии за помощью, та вонзила ей нож в спину. Буквально. К счастью, магия Халисстры оказалась достаточно сильной, чтобы спасти ее — и уничтожить двух ее сестер.
— Доверие, — снова пробормотала она.
Она увидела позади Фелиани жрицу, убившую тролля. Женщина заглянула вниз, улыбнулась, потом отошла и стала не видна Халисстре.
В голове дроу мелькали мысли, быстрые, как вспышки молний. Она может очаровать Фелиани с помощью магии баэ'квешел, чтобы та сбросила ей веревку, потом оглушить остальных жриц Эйлистри пронзительным звуком и бежать. Но за каждой подобной вспышкой воодушевления тянулись сомнения, тревожные, как далекие раскаты грома.
Действительно ли она хочет бежать, или в данной ею клятве было зерно истины? Ее тянуло в Верхний Мир, хотя причины этого она не могла бы внятно объяснить ни Рилду, ни себе. Но теперь она начинала понимать. Халисстра всегда полагала, что предательство и себялюбие — неотъемлемые свойства дроу, но сейчас ей открылось, что может быть и иначе.
Дроу, живущие на поверхности, не просто доверяли друг другу, они также хотели распространить свое доверие и на нее. Даже зная, что она убила одну из их жриц и может сделать то же самое с каждым из них. Их вера в то, что она способна искупить свою вину, была сильна, хотя и основывалась всего лишь на словах умирающей Сейилл.
А может, не только?
Откуда-то сверху донесся голос флейты, несколько негромких напевных нот. Они напомнили Халисстре звуки, которые издавал меч Сейилл во время схватки со стиргами. И о той единственной протяжной ноте, от которой эти твари попадали тогда с неба. Присутствовала ли в этом магия Эйлистри? Может быть, уже тогда богиня была благосклонна к Халисстре?
Фелиани терпеливо ждала, все еще протягивая к ней руки, пока Халисстра боролась с сомнениями. Все тело эльфийской жрицы отливало серебром. Волосы ее казались живыми от искрящихся в них звезд, улыбка сияла, точно серп полумесяца. Богиня вошла в девушку и преобразила ее. Она взирала на Халисстру с материнской любовью, убеждая принять эту любовь.
Трепеща, Халисстра протянула руки к небу, точно как фигуры, нарисованные на стенах пещеры.
— Я согласна, Эйлистри, — вымолвила Халисстра. — Я буду служить тебе.
Она почувствовала, как по ее щеке ползет слеза, и сердито сказала себе, что это просто капля дождя с папоротников наверху, потом поняла, что это не важно.
