– Наверное, я очень неуклюжая и к тому же не заметила, куда иду.
Неуклюжая? Алек такого не сказал бы по отношению к Кейт. Она обладала великолепной осанкой, какую многие женщины стараются приобрести, тренируясь годами. Однако в отличие от этих женщин Кейт выросла на улице, где существовала большая вероятность изуродовать себя.
Наверное, она покинула дом без ведома Холмса? Если так, то почему? Может быть, она схватилась с кем-то на улице?
– Как ты себя чувствуешь? – ласково спросил Алек, сдерживая желание откинуть волосы с ее лица.
Кейт отстранила салфетку.
– Уже лучше, – тихо ответила она, хотя на самом деле это было не так. И не только травмы заставляли ее испытывать боль.
Ее пальцы онемели, крепко сжимая рваные края платья, но она продолжала скрывать разрыв, возникший в результате ее опрометчивых действий. Платье было безнадежно испорчено, и в этом виновата она.
Какое безумие овладело ею, заставив последовать за Алеком?
После того, что он сделал для нее сейчас, надо объясниться, однако она не могла заставить себя рассказать ему всю правду. Он непременно испытает отвращение к ней, если услышит, как она провела этот вечер, преследуя его, словно одурманенная школьница, и как Фалькон пристукнул толстяка, который напал на нее. Возможно, тот заслужил это, но власти едва ли поверят ей или Фалькону. Для них они были ничтожествами.
Что-то внутри Кейт восставало против того, как Алек смотрел на нее сейчас: с состраданием и еще каким-то непонятным чувством, отчего она вся начинала таять.
Внезапно ее нервы не выдержали и по щекам медленно потекли слезы, падая горячими каплями на руки. Кейт никогда раньше не плакала. Это было недопустимо, поскольку она стремилась поддерживать имидж стойкого лидера. Но сейчас она никак не могла сдержаться. Слезы текли сами по себе.
Алек взял ее руку.
– Не плачь, Кейт.
– Я не плачу, – возразила она, в то время как еще одна слезинка скатилась по щеке.
– Что бы ни случилось, мы все можем исправить, – пообещал Алек.
Кейт покачала головой, и слезы покатились еще быстрее.
– Этого никогда не исправишь. Алек сел рядом с ней на кровать.
– Я постараюсь, только скажи мне, в чем дело, Кейт.
Кейт нерешительно посмотрела на него. Она чувствовала тепло его руки, распространяющееся по всему ее телу, как медленно разгорающийся огонь, который в конце концов добрался до центра ее женского существа. Она испугалась, не понимая реакции своего тела в присутствии Алека. У нее возникло желание… желание чего? Чтобы такой человек, как его светлость, любил ее и, может быть, даже заботился о ней? Чтобы она могла стать женщиной, которую он уважал бы? Чтобы она была интересна ему? Чтобы она была здоровой, красивой, утонченной.
И аристократичной.
Кейт знала, что никогда не будет обладать этими качествами, как бы того ни хотела.
– Я прошу прощения, – прошептала она.
– Прощения? За что?
Кейт медленно отвела свою руку от юбки.
– Я порвала платье твоей сестры. Я очень сожалею… Я не хотела этого. Клянусь. Это произошло случайно.
– Значит, ты так расстроилась из-за платья? – недоверчиво спросил Алек. – И это все?
– Я не смогу починить его, – ответила она с такой щемящей тоской в голосе, какую Алек никогда прежде не слышал.
– Тебе и не надо чинить это платье, Кейт. Оно не имеет значения.
– Не имеет?
– Нет.
– Но ведь это платье принадлежит твоей сестре. Разве она не рассердится, оттого что оно порвано?
Алек был уверен, что Джейн даже не вспомнит об этом платье. Ее шкаф полон других платьев, более красивых и более дорогих, чем то, которое он предоставил Кейт.
– Нет, Джейн нисколько не расстроится, – попытался он уверить ее и, улыбнувшись, добавил: – Кроме того, мы просто не скажем ей об этом.
– Не скажем?
На ее ресницах блеснула слеза, которая затем скатилась по щеке. Алек не мог больше выдержать и осторожно смахнул ее большим пальцем, задержав его на ее гладкой коже. Кейт посмотрела на него ясным взглядом своих голубых и таких ярких глаз, каких он никогда раньше не видел.
– Нет… не скажем!
Прошло некоторое время, прежде чем Кейт сказала тихим голосом:
