с угрозами в адрес его детей – в случае, если он ответит отказом.
– Тогда, ради бога, будьте осторожны, Лукас! – попросила испуганная Изабель. – Заказчик нападения на вас может найти кого-то еще. Там, где вы живете, хорошая охрана?
– Самая лучшая. Здание оснащено самой надежной системой безопасности. У меня отличные охранники. Кроме того, я нахожусь под временной защитой полиции. Но как только смогу, я тут же вернусь на Чирос, где никто и никогда не сможет причинить мне вред.
Глава 7
Изабель долго не могла уснуть. Ее беспокоило то, что Лукас был в опасности, а еще больше – то, что это волновало ее. Она едва начинала приходить в себя от недавней эмоциональной травмы, и ей совершенно не нужна была еще одна.
Тяжелый сон, который наконец сморил ее, неожиданно сменился кошмаром наяву, когда чьи-то грубые руки вытащили ее из постели. Ее отчаянный крик был заглушен прижатой к лицу резко пахнущей тряпкой…
Когда Изабель снова открыла глаза, она увидела над собой звездное небо и ощутила ледяной холод. Ей был слышен какой-то настойчивый гул, но вместо того чтобы испугаться, она страшно разозлилась, поняв, что связана. И похолодела, узнав шум. Это был звук подвесного мотора, а она находилась на дне лодки и была связана по рукам и ногам. Интересно, как долго она была без сознания? Куда ее везут? И, самое пугающее, – что будет с ней, когда ее привезут на место? Хорошо еще, что удушливую тряпку сняли с лица. С хлороформом, наверное. Она подавила приступ тошноты, порадовавшись тому, что ей не вставили кляп. Она заставила себя лежать неподвижно. Лучше сделать вид, что еще не пришла в себя, чем снова дышать хлороформом.
Итак, ее буквально выкрали из дома. Но зачем? О выкупе не могло идти речи, потому что с нее нечего было взять. Тут у нее упало сердце, потому что мотор заглох, а лодка заскрежетала по прибрежной гальке. Что теперь? Изабель не открывала глаз, когда ее взвалили на чье-то мощное плечо. Она почувствовала несвежий запах шерсти, пота и табака, пока ее несли, судя по тому, как ее встряхивало, вверх на скалы. В голове снова застучала боль, а лодыжка заныла.
Изабель услышала, как скрипнула дверь. Потом ее положили на какую-то скамью, остро пахнущую мокрой древесиной и рыбой. Она приоткрыла глаза, чтобы хоть что-то разглядеть в лунном свете, пробивающемся через маленькое оконце какой-то хижины, и едва сдержала крик, когда огромный человек, с головой, скрытой под капюшоном, наклонился над ней. Он грубо заговорил с ней на греческом языке. Когда она уставилась на него в безмолвном ужасе, он схватил ее за плечи, видимо требуя ответа.
Изабель откашлялась:
– Я… англичанка. Я не понимаю по-гречески.
Должно быть, это стало для него неприятным сюрпризом, судя по потоку явных ругательств. Он рывком посадил ее и завернул в какую-то грубую ткань, прежде чем связать.
– Вы говорите по-английски? – с надеждой спросила она.
В ответ он что-то прорычал.
– Вы не могли бы развязать мне руки? – спросила она без особой надежды. – У меня болят запястья и плечи.
К ее удивлению, он сделал так, как она просила, потом снял ткань и связал ее руки перед грудью. Изабель заставила себя сесть как можно прямее и заволновалась, вспомнив, как мало надето на ней выше пояса, когда он зажег фонарь, висевший на крючке. Когда свет фонаря упал на нее, человек снова выругался, а его глаза сверкнули в прорезях капюшона. Изабель отшатнулась в ужасе. По ее коже побежали мурашки, когда он отвел с ее лица спутанные локоны.
Что он собирается делать? И тут это выяснилось. Мужчина сунул газету между ее связанными руками, сфотографировал своим телефоном, а потом, к ее ужасу, раскрыл нож и срезал прядь ее волос. Решив не показывать страха, Изабель вызывающе взглянула на него, когда он показал на ящик, в котором находился какой-то пакет и бутылки с водой. Он принес ведро и поставил у конца скамьи. Потом выключил фонарь и вышел из хижины. Дверь за ним захлопнулась, загремели засовы, и вскоре взревел подвесной мотор. Лодка отплыла. Изабель обмякла, обрадовавшись тому, что изнасилование не было частью этого чудовищного плана. По крайней мере, пока…
Лунный свет стал слабее, забрезжил рассвет. Изабель немного воспрянула духом, когда стало достаточно светло, чтобы она могла оглядеть свою темницу. Она находилась в какой-то рыбацкой хижине, довольно примитивной. На скамье можно было только сидеть, а матрас был влажным и источал неприятный запах.
На этот раз похититель связал ее руки намного свободнее, чем раньше, что было хорошо, иначе она не смогла бы пользоваться ведром. Трудно было бы также что-то съесть и выпить. Как долго собирался этот человек держать ее здесь? И какому счастливцу предназначались ее волосы и фотоснимок в этой обстановке? Лукасу? Теперь ее похититель знал, что она англичанка и явно не родственница Лукаса Андреадиса. Может, он посчитал ее любовницей Лукаса и собирался получить от него выкуп? Но в большинстве случаев вымогатели старались избавиться от своих жертв, независимо от того, был заплачен выкуп или нет…
Изабель отогнала эти мысли и постаралась выработать план. Прежде всего ей надо было высвободить руки, чтобы выбраться отсюда. Она попыталась зубами развязать узел. После долгих усилий узел поддался, и веревка упала. Ура! Торжествуя, Изабель потерла затекшие запястья и после короткой передышки, изловчившись, подняла ноги на скамью, чтобы развязать и их. Каким-то чудом повязка на ее лодыжке уцелела, хотя нога нещадно болела. Двумя руками развязывать узлы было куда легче, чем зубами. После, казалось бы, бесконечной напряженной работы ей удалось освободить ноги, и она села, тяжело дыша.
Солнечный свет дал ей возможность разглядеть окружающую обстановку. Она находилась в бедной хижине, где ей не на кого было надеяться, кроме себя. Но несмотря на весь пережитый ужас, ее мучил голод. Изабель осторожно встала и, хромая, пошла по сырому дощатому полу, не имея возможности опереться на костыль. Покрывшись испариной от весьма ощутимой боли в лодыжке, она достала из ящика пакет. Там оказались хлеб, кусок черствого сыра, неизменные оливки и несколько помидоров. Тяжело дыша, она вернулась к скамье и с сомнением посмотрела на свою добычу. Насколько должно хватить этого?
Съев немного хлеба и помидоров и откусив кусочек сыра, она отложила остальное на потом. С жадностью сделав несколько глотков воды, заставила себя остановиться. Кто знает, насколько должно было хватить этого запаса… Выбившись из сил, Изабель решила, что, только отдохнув, будет способна напрячь свои мозги. Как ни странно, она уснула глубоким сном и, проснувшись, обнаружила, что чувствует себя гораздо лучше.
Встав коленями на скамью, Изабель выглянула в окно. Хижина находилась в узкой бухте среди скал. Покрытый галькой берег окружали сосны и кустарники, но скалы, на которых они росли, были высокими и крутыми. Она похромала к двери, чтобы осмотреть ее. Дверь была сделана из толстых досок. Вспомнив, как щелкнул засов, она поняла, что открыть дверь ей не удастся, поэтому вернулась к скамье.
Изабель прижалась лбом к стеклу. Окошко было маленьким, но, может быть, удастся в него протиснуться? Однако сначала надо было разбить стекло. Она осмотрелась. Ничего подходящего для этой цели… Снова повернувшись к грязному окну, она протерла куском тряпки уголок стекла, чтобы осмотреть ближайшую часть берега. И тут ее ждало потрясающее открытие: оконное стекло оказалось не стеклом, а тусклой пластмассой! Поэтому и было так трудно что-то разглядеть. Ее глаза засияли. Если она швырнет в это окно жестяное ведро, все может получиться! Изабель взвизгнула от радости. Как хорошо, что она подумала об этом прежде, чем использовать ведро по его прямому назначению. Стоя на здоровой ноге, она схватила ведро, сделала шаг назад и изо всех сил метнула его в окно, вспомнив, как играла в школе в баскетбол.
На окне появилось несколько трещин, но оно уцелело. Черт!
Отпив глоток воды, Изабель повторила попытку. Это была тяжелая и шумная работа, но она упрямо продолжала бросать ведро, пока у нее не заболело все тело. Наконец окно поддалось, и осколки пластмассы
