вышло.
— И ты решил...
— И я решил, что такие девушки, как ты, не врут.
— Что-о?
— Ты сказала, что любишь меня. И ты обещала выйти за меня замуж.
Лу смотрела на Альдо, не в силах вымолвить ни слова, но в этот момент напряженную тишину прорезал женский, довольно пронзительный голос.
— О да. Она обещала. Более того, насколько мне известно, она даже подписала на этот счет контракт. Не так ли, мисс Джонс? Может, поделитесь с родственниками, на какую сумму и каковы условия?
Вероника Фабиани эффектно застыла в центральном проходе, как никогда напоминая анаконду в своем серо-зеленом, облегающем и блестящем платье. Ее глаза излучали ярость и презрение, а в руках она держала... Лу вцепилась в руку Альдо, тот обнял и привлек девушку к себе.
Лист бумаги в руках Вероники был склеен из десятков мелких кусочков, однако выглядел вполне читаемым. Вероника довольным голосом провозгласила:
— Полагаю, всем будет интересно узнать, какие высокие отношения связывают мисс Лу Джонс, певичку из бара, и графа Альдо Бонавенте, наследника миллионов империи Бонавенте...
В эту минуту раздался еще один голос, и Альдо повернулся, словно ужаленный.
Невысокий седовласый толстячок раскланялся с присутствующими и мягким, почти неуловимым кошачьим движением выдернул из рук Вероники злополучный листок. Та взвизгнула:
— Синьор Бергоми!
— Прости, детка, но иначе нельзя. Я понимаю, ты обижена, но тут уж ничего не поделаешь. Эти двое любят друг друга.
— Она охотится за деньгами!
— В таком случае она избрала очень хитрую тактику. Дамы! И господа, разумеется, тоже. Как официальный поверенный в делах семьи Бонавенте, как президент коллегии адвокатов Тосканы и Падуи... наконец, как старинный и верный друг всей этой семьи, я заявляю: контракт на заключение брака между синьориной Люси Розалиндой Джонс и Альдо Витторио Ренцо Бонавенте существует.
По рядам пробежал трепет. Граф Ренцо нахмурился, Джакомо подался вперед. Альдо слегка побледнел, но Лу из объятий не выпустил. Толстячок невозмутимо обвел всех присутствующих взглядом и продолжал:
— Традиция заключения брачных контрактов восходит к незапамятным временам, когда гордые принцы и герцоги, вступая в родство между своими семьями, скрепляли клятвы печатями. Не видит в этом ничего предосудительного и святая Католическая церковь, чему свидетель достопочтенный падре Андреа, чье терпение мы так долго испытываем. Чтобы избежать кривотолков и досужих сплетен, в этот радостный день я позволю себе огласить сей документ перед собравшимися.
И синьор Бергоми огласил брачный контракт. Лу успела только прерывисто вздохнуть и прижаться к плечу Альдо. Ноги ее уже не держали.
В церкви наступила тишина, и только голос синьора Бергоми, неожиданно звучный и торжественный, плыл под древними сводами.
...Сим беру тебя, дабы владеть тобой и оберегать тебя, беру на долю хорошую и долю плохую, долю самую лучшую и долю самую худшую, днем и ночью, в болезни и здоровье, ибо люблю тебя всем сердцем своим и клянусь любить вечно, пока смерть не разлучит нас...
Голос адвоката уже стих, а в старинном храме все еще царила тишина. Наконец опомнился старый граф Ренцо.
- Хорошо! Право слово, умели наши предки как-то это все выразить... Альдо, сынок, ты отлично придумал, молодец. Так как, падре, может, все-таки спросим, согласны ли молодые?
Падре Андреа укоризненно посмотрел на графа, повернулся к Альдо и Лу и прогремел:
- Берешь ли ты, Альдо, сию женщину в жены?
-Да!
- А ты, Лучия, берешь ли этого мужчину в мужья?
В эту последнюю секунду Лу вспомнила свой самый первый выход на сцену. Тогда при первых же аккордах музыки у нее из головы вылетели все слова песни, и она с ужасом уставилась в зал. Тогда она испытала - и запомнила на всю жизнь - леденящий ужас, как перед прыжком в пропасть. Тогда же она узнала и то, каким может быть истинное облегчение, если вовремя вспомнить слова песни.
Лу Джонс вскинула голову и звонким ясным голосом ответила:
-Да!
Эпилог
Свадьбу праздновали долго. Месяц - это уж точно, а отголоски длились и того дольше.
Мама Роза подружилась с графом Ренцо и пропадала в саду, обсуждая сорта роз и методы подкормки. Кьяра часами разговаривала с Марго, успела свозить ее в Милан и показать профессору консерватории, после чего у Марго случился приступ истерики, потому что профессор пришел в восторг и изъявил желание немедленно зачислить Марго в ряды студентов. Билл Кросби этому совершенно не обрадовался, но его от мрачных мыслей отвлек Джакомо, которому Билл показывал комплексы упражнений для позвоночника и ног.
Сестры Бонавенте не отходили от Даймона Джонса, мотивируя это тем, что его, бедненького, все бросили.
Вероника уехала, не простившись. Что интересно, никто не расстроился.
Каждый вечер начинался пир. Гуляли в деревне, гуляли в замке, гуляли во всех ресторанах городка Корильяно, заздравные речи гремели под вечерними небесами, и жизнь превращалась в один бесконечный праздник.
Разумеется, в этой суматохе очень мало кто заметил отсутствие молодых. Точнее сказать, никто не заметил.
В замке считали, что молодые в деревне, в деревне - что они в городе, а в городе справедливо полагали, что лучшего места для медового месяца, чем замок Корильяно, не найти. Именно поэтому никто молодых и не искал.
Лето дарило Лондону небывалую жару прямо с самого утра. Золотые лучи пробежали по маленькой комнатке, зацепились за спинку кровати, прокрались по одеялу, потом по смуглой мужской руке перебрались на алебастровое плечико женщины, запутались в буре черных волос, разметавшихся по подушке, — и залили наконец всю комнату.
Птицы распевались за окном, встречая новый день. Где-то прогудел старинный клаксон. От соседнего дома потянуло запахом угля, потом к нему примешался аромат горячих булочек.
Альдо улыбнулся, не открывая глаз. Осторожно провел рукой по гладкой коже нежного плечика своей жены. Зарылся лицом в гриву спутанных волос.
Лу тоже улыбнулась и стремительно развернулась к нему лицом. Они целовались и смеялись, а потом отстранились друг от друга на миг и выпалили одновременно то, что в последнее время постоянно говорили только одновременно:
- Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
