царство, которое ты создашь, и будет править по твоим заветам.
— Преемники далеко не всегда следуют заветам своих предшественников, — возразила я, — а сколько кому жить, известно лишь богам. Моя жизнь может оборваться в любой момент. Она едва не оборвалась нынешней ночью, когда в мою спальню заползла кобра. Тебе доложили об этом? Бедная Касу приняла на себя укус, предназначавшийся, боюсь, мне. Но я надеюсь, обезьянка выживет. Змея промахнулась.
— Да. Я слышала. Боюсь, такое случается чаще, чем мне хотелось бы. Видимо, хранители змеиных вольеров и заклинатели плохо исполняют свою работу. Я не в силах выразить словами, как я рада, что ты осталась невредима. Боги защитили тебя и заставили змею промахнуться. Но как насчет нашего союза? Подумай о нем. Вспомни, как наши предки — благородный Птолемей Четвертый и Аркамани — совместными усилиями возвели храмы в Филе и Дакке. Это хорошее начало, и у него должно быть достойное продолжение. Мы просто обязаны действовать вместе!
— Не сейчас, — ответила я спокойно, но со всей определенностью. — Ты искушаешь меня. Да, твоя идея интригует. Я всегда буду помнить о ней и чувствовать себя польщенной тем, что ты удостоила меня подобного доверия. Но твое предложение кажется мне неосуществимым, и я считаю, что уважительный отказ лучше попытки воплотить невозможное. Я благодарю тебя за оказанную честь и надеюсь, что даже без официального договора мы навсегда останемся друзьями и союзниками.
Лицо ее вытянулось, но мой ответ она приняла.
— Ладно. Когда римляне поведут тебя за триумфальной колесницей, помни об этом и утешайся тем, что я отомщу за тебя.
Кандаке глубоко вздохнула.
— Я своих предложений не повторяю. И если когда-нибудь ты все-таки передумаешь, тебе самой придется сказать мне об этом.
— Буду иметь это в виду и обещаю, что, если наступит такое время, гордость не помешает мне обратиться к тебе за помощью. Еще раз от души тебя благодарю. Стоило проделать столь долгий путь, чтобы встретить друга, подобного тебе.
Уже по пути назад к Мероэ я увидела свежий песчаный холм с несколькими камнями на вершине. Солнце садилось, и камни отбрасывали длинные тени.
— Могила самозванца, — сказала кандаке. — Там он лежит.
Верблюды прошли мимо, и мы оставили холм на милость наступающей ночи и пустынных пожирателей падали. Оставалось надеяться, что камни не дадут им добраться до тела слишком быстро.
Глава 20
Полдень на Ниле. Нубия проплывала мимо. Мы отправились в путь на рассвете, а теперь спины моих гребцов, блестели от пота. Мы плыли по течению, и весла позволяли удвоить скорость, а вот ставшие бесполезными паруса были убраны. Я устроилась на палубе под навесом, у моих ног сидела полностью оправившаяся от змеиного укуса обезьянка Касу. Мы с Ирас выхаживали ее в своих покоях (местные жители говорили, смеясь, что мир перевернулся, и теперь царицы ухаживают за обезьянами), и наши заботы не пропали даром. О ночном приключении напоминал лишь облысевший из-за действия яда кончик хвоста. Я чувствовала, что привязалась к забавному зверьку, от которого поначалу хотела отказаться.
Я ощутила дурноту и осторожно прикоснулась к желудку: похоже, пиршество из страусиных яиц, устроенное на прощание Аманишакето, не пошло мне на пользу. Кандаке заставила поваров постараться и приготовить страусовые яйца всеми известными способами, да еще и множеством неизвестных, позаимствованных у различных племен.
Нам подали страусиные яйца, пышно взбитые и сдобренные корицей; запеченные вместе с кончиками сушеных хвостов ящериц и засоленными морскими моллюсками; проложенными слоями сыра из верблюжьего молока, плавниками морских звезд и головами новорожденных крокодильчиков (разумеется, мелко нарубленными); вареные страусиные яйца — их ели прямо из позолоченной скорлупы, — сдобренные перебродившим рыбным соусом или пряным медом. Единственным мясным блюдом было вареное мясо страуса под финиковым соусом. Поскольку каждое страусиное яйцо равно паре десятков утиных, количество еды поражало воображение.
Но еще более поражал воображение аппетит кандаке. Она ухитрилась съесть три или четыре яйца, не считая птичьего мяса. К тому же она была украшена целым облаком пышных страусовых перьев. Правительница усердно заботилась о поддержании авторитета власти, выражавшегося в весомости ее тела.
В отличие от нее, мне удалось затолкать в себя лишь по крохотному кусочку каждого блюда, а сопровождавшие пиршество головокружительные выступления нубийских танцоров и акробатов мало способствовали пищеварению. Несовместимые — во всяком случае, на мой вкус — блюда вступили в моем желудке в борьбу, продлившуюся всю прошлую ночь. Их война продолжалась и сейчас. Сегодня мне явно придется поголодать.
Ирас, как всегда тихая и спокойная (ее присутствие я скорее чувствовала, чем слышала), стояла рядом со мной.
— Хорошо, что я взяла тебя с собой, — сказала я ей. — Думаю, мне станет легче понимать тебя после того, как я смогу посмотреть на родину твоих предков.
— Мне тоже было приятно и интересно повидать этот край, — ответила она. — Хотя, признаюсь, для меня он все-таки чужой.
Вскоре зеленые поля Нубии остались позади, и река понесла нас через безжизненную пустыню.
Казалось, что бесконечная река вобрала в себя само время: создавалось впечатление, будто наша ладья стоит на месте, а по берегам меняются пейзажи. Окрестности становились то зелеными, то коричневыми, то серыми; поля, луга, рощи, водяные колеса, скалы, храмы, монументы, ясные зори и закаты, окрашивавшие воды Нила багрянцем, следовали друг за другом. Налетевшая песчаная буря вспенила реку, наполнив ее бурым донным илом, и заставила прибрежные пальмы согнуться чуть ли не до земли. На каком-то этапе мы оказались между отвесными утесами, с одной стороны, и морем песка — с другой. Эту песчаную равнину я назвала Желтой Долиной, потому что там господствовали все мыслимые оттенки желтого цвета — от коричневатого, как буйволова кожа, до янтарно-золотого и оранжевого, словно топаз.
Поездкой я осталась довольна и о потраченном времени ничуть не жалела; предложение кандаке, пусть и отклоненное, весьма мне польстило. Откровенно говоря, это было единственное достойное предложение, какое я на тот момент получила от кого бы то ни было.
Александрия, сверкающая в солнечных лучах, открытая свежим, бодрящим морским ветрам! Как же приятно вернуться домой!
Восстановление города продвигалось, и к моему возвращению военные разрушения уже не бросались в глаза. Дела у Мардиана и Эпафродита шли хорошо, хотя между ними и возникали острые разногласия. Из-за чего? Конечно же, из-за власти. Мардиана обижало вмешательство нового, невесть откуда взявшегося человека, а самолюбивому Эпафродиту не хотелось быть на вторых ролях. У обоих накопились обиды, и обоим не терпелось излить их мне.
Сначала я поговорила с Мардианом и терпеливо выслушала его повествование о сложностях работы с Эпафродитом, о его высокомерии, настойчивости и навязывании своих методов, о склонности отвлекаться от государственных обязанностей ради личных дел. Я попыталась его успокоить и объяснить, что Эпафродит приглашен именно для того, чтобы снять с Мардиана часть лишних обязанностей и тем самым освободить, дав ему возможность сосредоточиться на более важных делах.
— Освободить меня! — фыркнул Мардиан. — Как он может освободить меня, когда навязывает всем собственный график?
Я вздохнула. Эпафродит не мог мгновенно полностью переключиться на новую работу, поскольку у
