которым ничего не было, и солнечный свет очерчивал соблазнительный силуэт. Гордон подумал, что Джина действительно мечта любого мужчины. Она сознавала силу своей сексуальности. Она понимала, что в общении с мужчинами чувственность всегда берет верх над разумом.
Джина встала у раковины, посмотрела в окно. Сказала что-то об утре. Было еще не жарко, но жара непременно снова придет. Джина спросила, трудно ли работать на крыше в такую погоду.
Гордон не ответил, но ее это не озаботило. Она наклонилась вперед, словно что-то на улице привлекло ее внимание.
— Я могу помочь тебе убрать остальную часть загона, раз лошадей больше нет.
«Лошадей». Его впервые удивило то, что она называла их лошадьми, а не пони. Джина с самого начала называла их лошадьми, но он не поправлял ее, потому что… И правда, почему? Что она значила для него и почему он не удивлялся многим вещам, которые с самого начала говорили ему, что здесь что-то не так?
— Я с удовольствием займусь этим, — продолжила Джина. — Мне нужно какое-то движение, все равно сегодня мне нечего делать. Они считают, что деньги придут примерно через неделю, а если повезет, так и раньше.
— Какие деньги?
— На программу. — Она обернулась к нему. — Ты уже забыл? Я говорила тебе вчера, Гордон. В чем дело?
— Ты имеешь в виду западный загон? — спросил Гордон.
Лицо у нее стало озадаченным, потом она, очевидно, проследила за его петляющими мыслями.
— Помочь тебе расчистить остальную часть западного загона? — уточнила она. — Да. Я могу поработать на этом заросшем участке возле старого забора. Как я и сказала, мне нужно движение…
— Оставь загон в покое, — прервал ее Гордон. — Я хочу, чтобы он остался таким, какой есть.
Джина растерялась, однако быстро взяла себя в руки и улыбнулась:
— Дорогой, ну конечно. Я просто пыталась…
— Здесь был детектив, — сказал он. — Та женщина, что раньше приходила с чернокожим.
— Женщина из Скотленд-Ярда? — спросила Джина. — Не могу вспомнить ее имени.
— Хейверс, — ответил Гордон.
Из стоящей на столе салфеточницы он вынул визитку, которую дала ему Барбара.
— Чего она хотела? — спросила Джина.
— Поговорить об инструментах кровельщика. В частности, о крюках. Ее интересовали крюки.
— С чего бы это?
— Думаю, она обдумывает новое направление расследования.
Джина схватилась за горло.
— Ты, конечно, шутишь, Гордон, дорогой мой. О чем ты говоришь? Ты и выглядишь неважно. Могу я чем-нибудь?..
Он ждал, пока она закончит, но она молчала. Ее слова повисли в воздухе, и она смотрела на него, словно ожидая вдохновения.
— Ты ее знала? — спросил Гордон.
— Я ни разу ее не видела. Откуда мне ее знать?
— Я говорю не о детективе, — сказал Гордон. — Я говорю о Джемайме.
Глаза Джины широко раскрылись.
— О Джемайме? Где бы я могла увидеть Джемайму?
— В Лондоне, — ответил Гордон. — Пони ты называешь лошадьми, потому что ты не местная, ты даже не из Уинчестера. Тут все дело в размере, но ты и этого не знаешь. А Джемайму ты видела в Лондоне.
— Гордон! Что за чушь! Тебе что, сказала это та женщина-детектив?
— Она мне показала.
— Что? Что?!
Он рассказал ей о журнале, о фотографиях и о том, что Джина была среди гостей в Национальной портретной галерее. Она была на заднем плане галереи, той самой, в которой висел портрет Джемаймы.
Джина заметно напряглась.
— Ерунда какая-то. Национальная портретная галерея? Для меня это все равно что страна Оз. Да и когда бы мне там оказаться?
— В вечер открытия выставки.
— О господи.
Не сводя глаз с Гордона, Джина покачала головой. Она поставила стакан с апельсиновым соком на столешницу, и звон стекла о керамическую поверхность был таким сильным, что Гордону показалось, стакан разобьется, но этого не случилось.
— А что еще я, по-твоему, сделала? Может, Джемайму убила? Вот ты как думаешь? — Ответа она ждать не стала, подошла к столу и сказала: — Дай мне эту визитку. Как ее зовут? Где она, Гордон?
— Хейверс, — ответил он. — Сержант Хейверс. Я не знаю, где она сейчас.
Она выхватила у него карточку и взялась за телефон, набрала номер и подождала ответа.
— Это сержант Хейверс?.. Спасибо… Прошу вас, подтвердите это Гордону Джосси, сержант. — Джина протянула ему трубку. — Я хочу, чтобы ты был уверен, Гордон, что я позвонила ей, а не кому-то еще.
Он взял трубку.
— Сержант…
Гордону ответил именно ее голос: судя по выговору, она происходила из рабочей лондонской семьи.
— Черт возьми! Вы хоть знаете, который сейчас час?.. В чем дело? Это что, Джина Диккенс? Вы обещали позвонить мне после того, как она придет домой, мистер Джосси.
Гордон передал телефон Джине.
— Ну что, удовлетворен? — обидчиво спросила Джина, а потом сказала в трубку: — Сержант Хейверс, вы где?.. В Суэе? Спасибо. Пожалуйста, ждите меня там. Я буду через полчаса, хорошо?.. Нет-нет. Пожалуйста, не надо. Я к вам приеду. Я хочу увидеть фотографию в журнале, который вы показывали Гордону… В гостинице есть ресторан?.. Я буду там вас ждать.
Она закончила разговор и повернулась к Гордону. Уставилась на него, как на разбойника с большой дороги.
— Меня это поражает, — сказала она.
— Что? — спросил Гордон пересохшими губами.
— То, что тебе и в голову не пришло, что там мог быть кто-то похожий на меня. Какими же жалкими мы с тобой стали!
Из-за паранойи Мишель Догерти Мередит всю ночь не сомкнула глаз. Чуть свет она покинула родительский дом в Кэднаме, оставив матери записку, в которой написала, что уехала в Рингвуд раньше обычного, потому что у нее накопилось много работы. Мередит знала, что после выволочки, устроенной ей мистером Хадсоном, она не может позволить себе никаких выходок — того и гляди уволят, — однако она понимала, что, не разрешив загадку Джины Диккенс, не сможет полностью отдаться дизайну. Поэтому в пять утра Мередит отбросила мысли о сне и отправилась к дому Гордона Джосси. Там она нашла подходящее место для парковки автомобиля. Это были полусгнившие ворота у фермерского поля, неподалеку от дороги. Мередит развернула машину и стала смотреть в сторону дома Гордона, хотя самого дома не было видно: его скрывала живая изгородь.
Мередит долго пыталась припомнить все, что с момента знакомства поведала ей Джина Диккенс. Оказалось, информации так много, что трудно все привести в порядок. Впрочем, возможно, это и входило в намерения Джины. Чем больше подробностей сообщала ей Джина, тем труднее Мередит было в них разобраться и дойти до правды. Джина просто не рассчитывала на то, что Мередит наймет Мишель Догерти, а та просеет все данные.