Он сел.
— Солгать?
— Это делается сплошь да рядом, разве ты не замечал? Октавиан «положил конец гражданским войнам». Даже Цезарь объявил, будто завоевал Британию, тогда как он лишь исследовал ее, и при этом дважды лишился флота. Скажи, что ты одержал в Парфии победу. Тебя не уничтожили — это само по себе победа.
— Но… ни один город не захвачен, ни штандарты, ни пленные не возвращены. Более того — они захватили новых орлов и еще больше пленных.
— Ну и какой смысл сообщать обо всем в Рим? — спросила я. — Это только ослабит твое положение, не более того. Подожди, пока не выиграешь очередную войну, тогда сможешь объявить правду. К тому времени народу будет наплевать на эту историю — всех интересует лишь последняя война. Парфия очень далеко от Рима, и кто сможет проверить, как там вышло на самом деле?
— Даже ты! Даже ты! — Он был ошеломлен. — Ты — как все остальные.
— Нет, — возразила я. — Но я их понимаю и умею играть в их игры лучше, чем они сами.
Я подошла к нему, села рядом и взяла его руки в свои.
— Сам посуди: не умей я всего этого, кем бы я сейчас была? Девушкой, которую согнали с трона третьеразрядные советники…
— Сумевшие, при всей своей «третьеразрядности», убить Помпея, — вставил Антоний.
— Я осталась бы без армии, без средств, без союзников, не имея ничего, кроме собственных мозгов. Нет, дорогой, чтобы одолеть противника, нужно научиться думать, как он. Перестань быть Антонием и стань Октавианом. Не навсегда, конечно, но на время, когда ты разрабатываешь свои планы. В другое время — нет, Октавиан мне не нужен! — Я подалась вперед и поцеловала его. — Я бы не хотела иметь Октавиана в моей постели.
Я почувствовала, как его рука обвивает мою спину.
— Я тоже.
— Сообщи в Рим, что ты взял верх, — прошептала я ему на ухо. — Восстанови свою разбитую армию, а уж там решишь, куда ее направить, на восток или на запад.
— Куда поведешь меня ты, моя египтянка? — спросил он. — Что, по-твоему, должен я предпринять?
Увы, этот вопрос, как и выражение его лица, говорили о готовности быть ведомым.
— Сейчас увидишь, — сказала я, падая ему на грудь и целуя его шею, скулы, уши. До сего момента я и сама не подозревала, как изголодалась по его телу. Я забыла о парфянах и даже об Октавиане; единственное, чего мне хотелось, это затеряться в ночи, превратить походную койку в ложе наслаждений.
— Я жду, — сказал он.
Крепость его объятий доказала, что Антоний не окончательно сокрушен своим поражением. Прежний Антоний жив, раз живы его желания.
В сумраке рассвета я спросонья сняла покрывало с клетки ворона. Птица откинула назад свою большую голову и прокаркала:
— Голый импер-р-р-раторр! Голый импер-р-ррратор!
Я торопливо набросила покрывало обратно. Кто, интересно, выучил его этому?
Рассмеявшись, я потянулась к Антонию. Ночь еще не кончилась, и ее остаток не мешало бы использовать с толком.
Глава 27
Когда я быстрым движением сорвала покрывало уже в полном свете утра, ворон снова принялся кричать о голом императоре. Ну и шуточки! Интересно, сколько потребуется времени, чтобы расширить словарный запас этой птицы?
В комнату, робея, заглянул Эрос.
— Твоя находчивость по части благоустройства моего жилья… впечатляет, — сказал Антоний.
Эрос покраснел и засуетился вокруг: положил принесенную для Антония чистую одежду, поспешил за теплой водой. Когда Антоний одевался, я присмотрелась к его ране — стало только хуже.
— Надо обязательно показать твою руку Олимпию, — заявила я.
Конечно, Олимпий недолюбливает его, но пусть относится к Антонию как к обычному больному. Я не допущу, чтобы мой муж лишился правой руки из-за неприязни моего врача.
«Я правая рука Цезаря», — сказал однажды Антоний. Неужели теперь эта рука откажет?
Олимпий собирался увидеться со мной позже: утро он посвятил обходу, осмотру солдат и консультациям с армейскими врачами. После памятной поездки в Рим у него сохранился стойкий интерес к вопросам заживления ран.
Мы встретились в боковой комнатушке штаба, и мне сразу бросилось в глаза его воодушевление.
— Сколько тут работы! — с ходу заявил он. — Я в жизни не сталкивался с таким количеством ранений, нанесенных стрелами. Воспользовался «ложкой Диокла» — приспособлением для извлечения наконечников, — и ты знаешь, оно действует!
Чувствовалось что он в приподнятом настроении.
— Надо думать, инструмент хитроумный. Судя по названию, его изобрел грек.
Я слышала про это приспособление, но никогда не видела.
— Хочешь, я тебе покажу? — спросил он. — Сегодня после обеда…
Я покачала головой. Олимпий перестал тарахтеть и присмотрелся ко мне.
— Ну что ж, должен признать, что ты выглядишь лучше. Во всяком случае, не такая унылая. Наверное, нет нужды спрашивать, какое средство тебе помогло!
Он говорил раздраженно, словно завидовал тому, как я провела время с Антонием.
— Я чувствую себя гораздо лучше, хотя до конца еще не поправилась, — сказала я, желая задобрить его. — Но у меня возникли два вопроса. Они не связаны с моим здоровьем, но все-таки по твоей части. Надеюсь, ты сможешь помочь. Во-первых, вот этот корешок.
Я вручила ему высушенное растение и рассказала о том, какое воздействие оказывает оно на людей.
Олимпий покачал головой.
— Никогда не видел и не слышал о нем. Впрочем, возможно, это так называемое «волчье проклятие» — растение, встречающееся в холодных краях. Да, похоже. Чтобы выяснить точнее, мне нужны манускрипты из Мусейона. Ох уж эти путешествия, — он досадливо поморщился, — они все усложняют. Ну а что второе?
— Рука Антония. Она никак не заживает. Рана выглядит воспаленной.
Он подался назад, но заметить это непроизвольное движение мог лишь тот, кто знал его так хорошо, как я.
— При чем тут я, если это обычная рана? Магией я не владею, а лечить раны римляне и сами умеют.
— Рана уже старая, он упоминал о ней в письме. Я вижу, что дело становится хуже, но Антоний не обращает внимания. Пожалуйста, хотя бы взгляни на его руку.
— Простая рана есть простая рана, — упрямо повторил он. — Она либо заживает, либо нет. Полагаю, ее уже обрабатывали вином и медом?
— Я не знаю. Похоже, ее вообще не лечили.
Он фыркнул.
— Что ж, когда он применит обычные средства и они не помогут, позови меня. — Олимпий помолчал. — Рука не перевязана?
— Нет. Потому-то я ее и заметила.
