только одна из всех была законной», — пишет индейский хронист Помар. Все тексты в этом сходятся: например, Иштлильшочитль говорит, что в обычае правителей было «иметь одну законную жену, от которой мог родиться их преемник». Неизвестный конкистадор также говорит о том, что «у индейцев много жен — столько, сколько они могут прокормить, как у мавров… но одна стоит надо всеми прочими, а ее дети получают наследство за счет своих кровных братьев». Муньос Камарго уточняет, что законная жена отдавала приказания сожительницам своего мужа и даже сама наряжала и прихорашивала ту, кого избирал ее муж, «дабы спать рядом с нею».
Несомненно, полуварварские племена с севера придерживались моногамии, о чем свидетельствуют все описания их жизни. Полигамия, вероятно, сохранялась у оседлых племен центральной долины (бывших тольтеков) и всё шире проникала в нравы по мере повышения уровня жизни, особенно среди правителей и руководящей верхушки. У них были сотни и тысячи «жен» (у правителя Тескоко Несауальпилли — более двух тысяч) и установился обычай скреплять союзы между городами обменом женами, принадлежащими к разным династиям.
Термины «законность» или «незаконность», пришедшие после испанского завоевания под влиянием европейских представлений, не должны сбивать нас с толку: никакое пятно не лежало на статусе второстепенных жен или их детей. В принципе, надо полагать, только сыновья главной жены наследовали своему отцу, но в литературе полно противоположных примеров: взять хотя бы самый известный — императора Ицкоатля, сына наложницы очень скромного происхождения. Во всяком случае, дети от второстепенных жен всегда считались
Хотя теоретически полигамия допускалась и не вызывала проблем, на деле ревность между женами одного мужа и соперничество между его детьми имели разрушительные последствия. Наложницы порой пытались интригами вбить клин между мужем и детьми главной жены. Так, фаворитке Несауалькойотля удалось навлечь беду на голову юного Тецаупильцинтли, «чудесного принца».
Он, сын правителя и его главной жены, «был наделен всеми дарами, какими только природа может наградить славного государя. Он был превосходного нрава и, не доставив большого труда своим наставникам и учителям, достиг совершенства во всем: достойный философ, поэт и первостатейный воин, причем весьма умелый во всех ремеслах, — сообщает Иштлильшочитль. — Один принц, незаконнорожденный сын правителя, выточил из драгоценного камня птицу настолько искусно, что она казалась живой, и пожелал преподнести это сокровище своему отцу. Тот возрадовался, увидав драгоценность, и захотел подарить ее своему сыну принцу Тецаупильцинтли, которого безгранично любил».
Кто бы мог подумать, что эта милая семейная сцена перерастет в драму? Однако так и случилось. Ибо сын наложницы по совету матери сказал королю, что «принц дал ему весьма дурной ответ, наводящий на подозрения о том, что он намерен поднять восстание против своего отца: он заявил, что ему нет дела до ремесел, которыми занимается принц, выточивший драгоценность, поскольку его занимают военные дела, и что он собирается забрать власть над миром и, если возможно, стать выше своего отца; и с такими речами он показал склад, полный оружия».
Правитель взволновался, услышав такие новости, и отправил одного из надежных чиновников к своему сыну: посланец увидел, что отведенный ему дворец действительно со всех сторон украшен оружием. Посовещавшись с союзниками — правителями Мехико и Тлакопана, Несауалькойотль попросил их пойти к его сыну и выбранить его, чтобы наставить на путь истинный. Но оба монарха, которые, возможно, только обрадовались бы ослаблению соседней династии, «отправились во дворец принца, якобы чтобы навестить его и посмотреть на возводимые им постройки, и сопровождавшие их чиновники, делая вид, что надевают ему на шею цветочную гирлянду, задушили его… Когда король узнал о смерти принца, которого нежно любил, то принялся горько плакать, сетуя на суровость обоих королей… Он провел несколько дней в лесах, печальный и удрученный, плача над своим горем, ибо у него не было другого законного сына, чтобы сменить его во главе королевства, хотя от наложниц у него было шестьдесят сыновей и пятьдесят семь дочерей; большинство мальчиков стали знаменитыми воинами, а девочки вышли замуж за вельмож его двора или в Мехико и Тлакопане, и как тем, так и другим он отдал многие земли, поселки и поместья».
Впрочем, над семьей правителя Тескоко словно тяготел какой-то злой рок. Так случилось, что преемник Несауалькойотля Несауальпилли тоже дал согласие на смерть своего сына. Его старший отпрыск Уэшоцинкацин, «помимо других талантов и природных дарований, коими он был наделен, являлся выдающимся философом и поэтом; так, он сочинил сатиру в адрес госпожи Тулы, любимой наложницы своего отца. Та сама была очень искусна в поэзии: они начали обмениваться ответами, и принца заподозрили в том, что он ухаживает за фавориткой. Дело передали в суд, и поскольку по закону это считалось изменой правителю и каралось смертью, то хотя отец и любил его бесконечно, приговор пришлось привести в исполнение».
Заметим попутно, что эта дворцовая драма была одной из отдаленных причин падения мексиканской империи: в самом деле, поскольку утвержденный наследник Несауальпилли умер при таких обстоятельствах, наследование трона Тескоко вызвало ожесточенные споры между несколькими кровными братьями, и один из них, Иштлильшочитль, с досады перешел на службу к испанцам вместе со своими сторонниками и войсками.
«Госпожа из Тулы», вольно или невольно вызвавшая трагическую смерть Уэшоцинкацина, была совершенным образцом фаворитки мексиканского вельможи. Настолько же образованная, как и красивая (хотя она была всего лишь дочерью торговца), она соперничала с королем и вельможами в познаниях и поэтическом искусстве. Она была окружена своего рода двором, жила во дворце, выстроенном специально для нее, и «держала короля в своей власти».
И у главных, и у второстепенных жен было много детей, и полигамные семьи становились невероятно велики. У Несауальпилли было сто сорок четыре сына и дочери, из них одиннадцать — от его главной жены. В «Хронике Мешикайотль» перечислены двадцать два ребенка Ашайякатля, двадцать — Ауисотля, девятнадцать — Мотекусомы.
Разумеется, только сановники и богачи могли нести расходы на содержание таких семей. Но даже ограничиваясь привилегированным сословием, полигамия способствовала ускоренному демографическому развитию и уравновешивала последствия частых войн. Многие мужчины погибали на поле битвы или были принесены в жертву, прежде чем успевали жениться или, во всяком случае, породить многочисленных детей. В списках имен, приводимых в некоторых хрониках, пометка «погиб в бою с Уэшоцинко», «погиб в бою при Атлиско» звучит постоянным мрачным лейтмотивом. Вдовы либо оставались одни, либо снова выходили замуж (случалось, что вдова выходила за раба своего мужа и делала его своим управляющим), либо становились сожительницами одного из братьев покойного.
Мужчина был бесспорным главой семьи, в которой царил патриархат. Муж должен был одинаково относиться ко всем своим женам, однако бывало, что плохой муж подвергал одну из них, в особенности главную, всякого рода унижениям. Такое поведение общественность сурово осуждала. Правитель Тлателолько Мокиуиштли женился на сестре мексиканского императора Ашайякатля, принцессе Чальчиуненецин. Однако у нее дурно пахло изо рта, к тому же она была худышкой, как говорится, «не за что подержаться», и поэтому муж не желал ее видеть. «Все подарки, которые присылал для нее ее брат Ашайякатль, он раздавал своим второстепенным женам. Принцесса Чальчиуненецин сильно страдала: ее заставляли спать в углу, у стенки, рядом с