— Есть еще кое-что, что я должна сказать тебе о Барни… — начала она, обращаясь к Эрвину.
— Шшш. — Он прижал указательный палец к ее губам. — Это не имеет значения. Если ты по-прежнему хочешь позаботиться о нем, я разыщу его и верну ему деньги. В тот раз я не имел права забирать их у него.
— Нет, — прошептала Джоан. — Можешь ты хоть раз выслушать меня до конца? — Физическая боль, которую она испытывала, не заставляла ее жалеть себя: Джоан знала, что таков удел всех женщин. — Я вовсе не хотела давать ему денег. Десять тысяч фунтов, черт возьми! Но он шантажировал меня… — В этот момент ее буквально скорчило от боли. Паузы между фразами делались все длиннее. — Сказал, что если не получит денег, то сообщит в бульварные газеты о «подробностях» нашей с ним жизни… о том, что он якобы невинно пострадал… за наши общие махинации. Все это могло опорочить не только меня, но и тебя… и фирму. Я знала, что ты скажешь: пусть только попытается. Но я… не хотела даже давать ему такой возможности. Не ради себя… Ради тебя. Я хотела уберечь тебя от публичного скандала… О Боже мой! — выкрикнула она, чувствуя, что ее ребенку явно не терпится поскорее появиться на свет.
К счастью, Кармен не отходила от нее ни на шаг. Она успокаивала Джоан, говорила, что нужно делать, чтобы облегчить родовые муки. По её заверениям, все шло как нужно. Эрвин не выпускал руку жены, гладил ее разгоряченный лоб, тихо нашептывал ей слова любви и поддержки.
Затем он сказал, пытаясь немного отвлечь ее:
— Этот ребенок совсем как его отец. Такой же нетерпеливый. Том никогда не соглашался ждать ничего подолгу, даже в самом раннем возрасте. Однажды он взобрался на невероятно высокое дерево. А как-то раз под Рождество решил вылезти через трубу на крышу, чтобы проверить, достаточно ли та широка, чтобы по ней мог спуститься Санта-Клаус. Родители едва могли за ним уследить, было даже решено не отправлять его в школу. — Эрвин осторожно снял со лба Джоан мокрую салфетку и снова намочил ее в миске с лавандовой водой. — Физически он был слабым ребенком. Но силы духа у него хватило бы на десятерых. Он добился права самостоятельно принимать решения и в конце концов выжег себя дотла.
— А ты очень огорчился, когда он появился на свет? — спросила Джоан.
— Вначале — да. Мне казалось, что после рождения Тома обо мне все забыли. Я даже злился на него. Где-то до пятнадцати — шестнадцати лет. Но потом начал больше понимать что к чему, и это чувство постепенно исчезло. Однако когда я узнал, что ты носишь ребенка Тома, оно вернулось вновь. Правда, ненадолго. Я был не прав и относительно Тома… и относительно Барни, — быстро добавил Эрвин. — Если бы я знал, что этот ублюдок вздумал тебя шантажировать, наша встреча не ограничилась бы тем, что я просто отобрал у него деньги.
Джоан больше ничего не желала слышать. Эрвин любит ее, действительно любит и, значит, с ней все будет хорошо. А теперь ей предстоял завершающий, самый ответственный этап той миссии, которую она должна выполнить.
И вот пятнадцать минут спустя ее ребенок мальчик, лежал у нее на руках. Очаровательное хрупкое тельце весом не больше десяти фунтов, голубые глаза и светлые кудрявые волосики.
— Он так похож на тебя! У него даже точно такой же упрямый подбородок! — воскликнул Эрвин, осторожно трогая крошечные согнутые пальчики. — И можешь даже не спрашивать, стану ли я считать его своим сыном! Пусть не физиологически, но во всех других отношениях он будет моим ребенком. Моим и твоим!
Джоан благодарно улыбнулась мужу:
— Ты не станешь возражать, если мы назовем его Томом?
— Нет, я сам хотел предложить тебе это, — ответил Эрвин. — Только пообещай, что следующей у нас родится девочка.
— Сделаю все, что в моих силах. И пусть она будет похожа на тебя. Говорят, что, если дочь уродится в отца, она вырастет счастливой.
