Натянутый лук

Девушка откинулась на стуле и мучительно зажмурилась, словно шагнула под дождь без пальто. Геннадий почти физически ощутил то гигантское усилие воли, которое она сделала, — разумеется, совершенно бесполезное. Оно и к лучшему.

Тем не менее.

— Расслабьтесь, — сказал он, — постарайтесь… — Как же это описать? Ни малейшего понятия. — Постарайтесь сделать так, чтобы все казалось совершенно обычным. Вам нужно представить, будто вы спокойно стоите в комнате или где-нибудь на улице, которая выглядит как можно зауряднее. Единственная разница будет заключаться в том, что вы выйдете из нее тогда, а не сейчас. Скорее всего вы вообще не ощутите никакой разницы. Запомните, это не волшебство; это совершенно естественное явление, вроде как видеть сны.

Она расслабилась — расслабилась что было сил, — и Геннадию пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться.

— Ах, — проговорила девушка. — Понимаю. Да, кажется, получается.

Не может быть, уж это точно.

— Вы уверены? — спросил доктор, стараясь сохранять спокойствие. — Оглянитесь вокруг и скажите мне, что вы видите.

— Я не уверена, — пробормотала студентка. — Это какое-то место, где я никогда не была. Больше всего оно напоминает мне библиотеку. Здесь… — Она подняла голову, и ее закрытые глаза оказались прямо на уровне его глаз (хотя Геннадий и передвинулся после того, как она зажмурилась; откуда ей известно, где он находится?). — Доктор Геннадий, вы…

Вдруг она вскрикнула, скорее пронзительно взвизгнула от ужаса, и этот звук болезненно отозвался в тех самых клетках его мозга, которые вызывали головную боль. Геннадий вскочил и схватил ее за руки, которыми девушка бешено молотила воздух, словно тонущая кошка; она высвободилась и пихнула его в лицо так сильно, что доктор откинулся, упал на бок и выругался.

— Доктор Геннадий! — В ее взгляде застыла смесь ужаса и отчаянного стыда, а глаза сделались огромными, словно ложка катапульты. — Извините!

Он поднялся и сделал вид, что отряхивается.

— Все в порядке. Из того, чем я так долго пользовался, ничего не сломано. Расскажите мне, что вы видели.

— Но, доктор…

Он сел и взглянул на нее.

— Расскажите, — тихо произнес доктор, — что вы видели.

Девушка извлекла из рукава носовой платок и принялась теребить его.

— Доктор Геннадий, — начала она, и теперь в ее голосе, кроме ужаса, слышалась едва уловимая примесь гордости, — мне кажется, я видела падение Города. Ну, вы понимаете, Перимадеи. И… — Девушка сглотнула, сделала глубокий вдох, будто собиралась нырнуть с высокой скалы. — Мне кажется, я видела, как вас убили.

Геннадий кивнул.

— Понятно, — проговорил он. — Скажите, а как ваша голова?

Девушка пощупала затылок.

— Вы думаете, что я могла ее ушибить и мне стало мерещиться? Я уверена, что…

— Как ваша голова?

— Хорошо. Ну, — добавила она, потупив взгляд, — если не считать небольшой головной боли…

— Как я умер? — спросил Геннадий. Он сидел совершенно неподвижно, и его голос был абсолютно спокоен; лишь сцепленные пальцы вспотели. — Не волнуйтесь, я не обижусь.

— Вас застрелили, — ответила девушка тоненьким голосом. — Стрела попала вам в лицо и прошла прямо сквозь…

Она запнулась и издала несколько нечленораздельных звуков, что заставило Геннадия метнуться за большой медной вазой, в которой обычно лежали фрукты.

— Ничего-ничего, — успокоил он. — На некоторых это иногда так действует. Я должен был вас предупредить.

Она подняла глаза, закрывая платком подбородок.

— Значит, вы мне верите? — спросила студентка. — Ах, я так рада… ой, что я такое говорю, я имела в виду, что…

— Я знаю, что вы имели в виду. Если вам от этого будет легче, — солгал он, — в первый раз меня тоже тошнило. А я ничего страшного не видел.

— Доктор Геннадий… — Она встала, села, снова встала. — Я… пожалуйста, разрешите мне помыть эту вазу. Я жутко сожалею…

Я сожалею гораздо больше, — размышлял Геннадий, когда ему наконец удалось прогнать девушку в ее келью. — Похоже, беды так и вьются вокруг меня. Кретинка, которая способна прорываться в Принцип, когда пожелает… истинно разумный человек пошел бы следом за ней в келью и сразу же перерезал бы ей горло. Однако…

— Проклятие, — пробормотал он, повалившись на постель и поджав ноги.

Геннадий закрыл глаза и подумал о своем бывшем коллеге Алексии — по всей видимости, еще живом в силу какого-то чуда. Он на Острове, вдали от войны и, вероятно, вне опасности. Доктору вдруг пришла в голову мысль, а не попытаться ли добраться до него при помощи проекции… Да ты спятил? Нельзя потушить пожар в дровяном сарае, поджигая керосиновую лавку соседа.

Принимая во внимание случившееся, доктор заснул необыкновенно быстро; хотя ему снились очень яркие сны, Геннадий не смог вспомнить ни одного из них, когда проснулся.

К вечеру второго дня они нашли одиноко стоящий прямой ясень, который рос среди развалин заброшенного дома.

— Не самое лучшее, однако сойдет.

Бардас Лордан выпустил вожжи из рук и некоторое время сидел, глядя на камни руин, торчащие из снега словно локти из продранного рукава. Пожарище. Судя по виду, ему уже лет пятьдесят-шестьдесят; но даже теперь следы огня еще ясно видны. Так высоко в горах мох, плющ и другая растительность, по- видимому, считающая своей обязанностью исправлять человеческие ошибки, кажется, не в состоянии одолеть каменную кладку; несколько пятен клочковатой травы, растущей в щелях обнажившегося цемента, два юных побега рябины, пытающиеся противоестественным образом прижиться в расщелине между стеной и твердой землей, и этот красивый, взрослый ясень, который он намерен срубить, высящийся по самой середине бывшего дома. Будь Бардас человеком суеверным и склонным к раздумьям об ужасах и триумфах прошлых лет, ему, возможно, пришло бы на ум связать падение этого дома и жизнь дерева. Но он был человеком иного склада и видел перед собой лишь прямое дерево, встретившееся впервые за два дня.

Рядом с ним в повозке нетерпеливо заерзал мальчишка.

— Ведь это ясень, да? — спросил он. — Я думал, мы ищем тис или маклюру.

— Сойдет, — повторил Лордан.

Мальчик выпрыгнул из повозки и занялся лошадьми, а Лордан обошел дерево, всматриваясь в ветви и вполголоса бормоча какие-то вычисления. Парнишка наблюдал за ним, склонив голову набок.

— По-моему, вы говорили, что это хлам. Вы говорили, что больше возни, чем пользы.

Лордан нахмурился.

— Наверно, я преувеличивал. Разведи костер, потом приходи помочь мне.

Он вынул из повозки топор и потрогал лезвие большим пальцем. Оно показалось тупым, и Лордан поточил его о камень, прежде чем сбросить куртку и расправить плечи для первого удара.

— Никак не получается разжечь костер, — пожаловался мальчик. — Все сырое.

Лордан вздохнул.

— Ладно, брось. Я потом сам разожгу, когда закончим с этим. Твой топор с тобой? Хорошо, иди на другую сторону и старайся рубить точно как я, удар за ударом, чтобы было ровно. И ради Бога, будь поосторожнее. Держи его крепко, не торопись.

Он взялся за топорище, левой рукой за конец ручки, правой — почти у обуха, потом внимательно посмотрел на то место, куда хотел ударить, и замахнулся. Удар отозвался дрожью в плечах, и Лордан