объятий, пока он неожиданно не прервал поцелуй, эмоционально прошептав что-то по-французски, а затем добавив низким, чуть хрипловатым голосом:
— Ди! Ты так нужна мне...
Она не поняла сказанного по-французски, но угадала в этом дрогнувшем голосе чувство мучительной вины, раскаяние и нежность. И это чуть не разбило ее сердце. Ведь это она в порыве самозащиты заставила его страдать... А он и впрямь поверил, что надоел ей. Она слишком любила его и не могла допустить, чтобы его гордость, которая была неотъемлемой частью его харизматической личности, пострадала так сильно.
Это была первая разумная и позитивная мысль, которая посетила ее с того момента, как он продиктовал ей свои жесткие условия.
Потребность ободрить, утешить его, подарить ему любовь, которую она больше не в силах прятать, заставила ее дрожащими от волнения пальцами проникнуть под его рубашку, чтобы коснуться его тела.
Притрагиваясь к теплой коже мужчины кончиками пальцев, Диана почувствовала, как приподнялась его грудь, услышала его быстрый вздох. Она расстегнула его рубашку, а потом наклонилась и тронула языком его твердый сосок, а затем и другой. Ее руки ласково исследовали его широкие плечи, грудь...
Но когда ее ладони легли на его живот, а пальцы обхватили пуговицу на поясе брюк, его тело напряглось, и он выдохнул сквозь зубы:
— Ты вовсе не должна делать это. Я не хочу тебя вынуждать...
Его руки железной хваткой обхватили ее запястья, но она чувствовала неистовую дрожь его тела, в то время, как он пытался обрести контроль над собой.
Голосом, полным истомы, Диана произнесла:
— Но я сама хочу этого...
Затем она нежно коснулась губами его живота над пуговицей, и ее длинные волосы легли на его тело легким облаком. Его руки, держащие ее запястья, разжались, и он отдался волнам удовольствия, ослабившим его обычно железную волю.
Ни одна женщина прежде не обладала такой властью над ним. Это была его последняя мысль перед тем, как весь мир рассыпался на мельчайшие осколки. Все на свете могло провалиться в тартарары. Его занимало одно ощущение: сладостно мучительное прикосновение нежных пальцев к его животу, когда она расстегнула, наконец, пуговицы, выпуская его горящую плоть на теплый ночной воздух, во власть ее глаз, рук и губ.
Нежная чувственность ее движений заставила его задрожать. Его спина выгнулась, а дыхание стало неровным и прерывистым. От изысканного удовольствия, которое она доставляла ему, он чуть не потерял сознание. Застонав, он сжал руками ее склоненную голову и отодвинул ее от себя, а затем повернул податливое тело так, чтобы Диана оказалась под ним.
Поль опять обрел самоконтроль и понял, что она лгала ему. И она осмеливалась утверждать, что их занятия любовью надоели ей! Да она была так же заведена, как и он. Поль издал гортанный рык и завладел ее нежным ртом, горя страстью, радуясь тому, что ее желание было под стать его желанию, а еще тому, как охотно ее тело в вечном эротическом ритме двигалось под его телом.
Те доли секунды, на которые им пришлось оторваться друг от друга, чтобы снять одежду, показались им вечностью. Островерхие восставшие груди Дианы сияли в свете звезд, как соблазнительный десерт, от которого не отказался бы ни один нормальный мужчина.
Намеренно возбуждая и изводя ее, не теряя, однако, контроля над собой, Поль пробежал кончиками пальцев по ее напрягшимся соскам, наблюдая при этом, как закрываются ее глаза и приоткрываются губы...
Глухим голосом он спросил:
— Не скучно ли тебе, cherie? И она воскликнула:
— Нет!
Все ее защитные барьеры были низвергнуты его страстью. Диана больше не могла лгать человеку, которого никак не могла разлюбить. То, что он может обидеть и ранить ее, как-то забылось. Наверное, она постепенно сможет свыкнуться и с этим. Сейчас она уже не думала о том, что неразделенная любовь может привести ее к такому уровню саморазрушения, когда расставание с Полем станет для нее смертным приговором.
В порыве чувств она потянулась к нему, провела руками по его спине от линии плеч до талии, ощутила дрожь желания, пробежавшую по его телу, и попросила его заплетающимся языком:
— Люби меня, Поль, люби!
Рассвет уже загорался на небе, когда они расплели руки и ноги, чувствуя в теле тяжесть удовлетворения.— Диана отбросила густые пряди волос с лица, ощущая в сердце новую, неведомую прежде нежность.
Она так его любила! Она останется с ним до тех пор, пока будет нужна ему и ничего не попросит взамен — ни кольца на палец, ни его имени, ни привилегий, которые может дать его богатство. Пусть ее жизнь вплетется в его, как плющ в крону дерева.
Поль сел к ней спиной, расслабив мышцы плеч, и она сказала весело, глядя на него сияющими глазами:
— Эту ночь мы провели под звездами. Но теперь нам, наверное, пора идти?
Диана протянула руку, чтобы коснуться его, чтобы подчеркнуть то чувство единения, которое еще не покинуло их после ночи любви. Глаза ее вдруг потухли, когда он отстранился, взял свои вещи и быстро оделся, как будто проводя границу между ними.
Дрожа от холодного утреннего воздуха и от этого необъяснимого холода отчуждения, веявшего от человека, который всего несколько минут назад казался самым близким на свете, Диана натянула одежду. Поль ждал ее, бесстрастно глядя на последние звезды, медленно таявшие на небе. Его губы сжались в узкую строгую линию. Диана никак не могла найти причину того, почему он так отгородился от нее.
Когда она все же попала ногой в шлепанцы, хоть и не с первого раза, Поль холодно взглянул на нее:
— Готова? Нам недалеко. Иди за мной и смотри как следует под ноги.
Вот и все, что он сказал. И больше ничего.
Поль пошел по дальней стороне ложбины, и Диана, послушно следуя за ним, чувствовала, как ледяной комок сжимает ее сердце. Неужели он все еще сердится на то, что у, нее хватило безрассудства уйти от него, на ее упорное сопротивление здесь на острове?
Или он просто наказывал ее таким образом, заставляя расплачиваться за то, что делает для Тифани? Неужели он просто использовал ее, потому что ему была нужна сексуальная разрядка? Как он может быть таким холодным и равнодушным после того, что они пережили этой ночью!
— Поль, подожди!
Они спускались вниз по склону. Диана шла на три шага позади, не поспевая за его быстрым шагом. Гнетущее молчание, установившееся между ними, было в таком диссонансе с ласковым шепотом моря, с жизнерадостным бормотанием ручья и отдаленными криками чаек...
Поль остановился. Подождал. На его каменном лице не отражалось никаких эмоций.
— Что?
Немного запыхавшись, скорее от смеси страха и поднимающегося в душе гнева, чем от быстрой ходьбы, Диана подбоченилась и бесстрашно потребовала ответа, решив любой ценой прорваться сквозь невидимый барьер, который он возвел между ними:
— Что случилось? Я думаю, ты и к проститутке отнесся бы с большим уважением! По крайней мере, ты бы перекинулся с ней парой вежливых фраз, пока надевал штаны!
Ее горький упрек, казалось, вовсе не задел его, лишь губы сжались еще сильнее, а брови поползли к переносице, прежде чем он ответил:
— Никогда не пользовался услугами проституток, так что не могу судить... — И он продолжил свой путь.
Борясь с желанием закричать, Диана послушно последовала за ним. Сердце ныло, но она твердо решила, что теперь больше не сбежит от Поля. Она заставит его объяснить свое поведение, и если он собирается и впредь так проводить их совместные вечера, то пусть идет куда подальше!
