Губернатору провинции сообщили о поражении утром того дня, когда его старшей дочери исполнялось четырнадцать лет. Он сразу же отменил все запланированные празднества, что в полной мере соответствовало обстоятельствам, и написал длинное письмо префекту Ап-Эскатоя, выразив свое сочувствие, непоколебимую поддержку и глубокую уверенность в конечном успехе. Пообещав выслать в качестве подкрепления новую армию из 150 тысяч пехотинцев, 60 тысяч всадников и мощной артиллерийской поддержки, губернатор вежливо осведомился о картине на шелке работы Маржента, которую префект обещал выслать еще два месяца назад, но которая так и не пришла. Затем составил донесение центральному правительству, находившемуся в провинции Козин, в восьми неделях пути, и попросил инструкций относительно судьбы префекта: предать ли его суду, просто заменить или оставить на посту. В конце концов, будучи человеком добросердечным, губернатор разрешил-таки отметить день рождения дочери, поручив главному астроному внести в календарь дополнительный и действительный лишь в течение данного года месяц под названием Потеря-и-Укрепление. Общество восприняло такой жест с пониманием и одобрением и даже сошлось на мысли, что такой месяц следовало бы сохранить и в будущем.
Геннадий узнал о происшедшем за обедом, накануне того дня, когда корабли достигли Острова. Один пехотинец, самостоятельно добравшийся до побережья, заблудился и вышел севернее нужного места, где наткнулся на группу шастелских торговцев, возвращающихся домой с известием о грядущем повышении цены на бустрофидонскую медь. Ввиду крайней важности раздобытых ими сведений они, завидев бегущего по дороге солдата, решили либо убить его, либо убежать, но в итоге выслушали рассказ бедняги и, оставив его на произвол судьбы – у них не оказалось лишней лошади, – поспешили дальше с удвоенной скоростью и принесли новость еще до закрытия дневных торгов, заслужив столь небывалым актом героизма щедрую премию Ордена.
Геннадий, похоже, не удивился услышанному, и когда ушел спать, его коллеги пришли к выводу, что он, вероятно, каким-образом получил эти сведения еще раньше. Это увеличило их уважение и неприязнь к перимадейскому ученому, давно подозреваемому в колдовстве. Как можно вести себя, словно ничего не случилось, когда земля уходит из-под ног?
Занесенные в провинцию Воезин новости о катастрофе, постигшей армию, сопровождались чем-то вроде небольшого восстания в этом и без того неспокойном уголке Империи. На городской площади Резлаина в рыночный день появился неизвестно откуда взявшийся человек, который заявил, что он является избранным посланником Бога и его назначение – вывести народ из рабства. С собой незнакомец притащил напуганного и явно спятившего юношу, оказавшегося последним представителем бывшей правящей династии. Около шести тысяч человек построили баррикады, и хотя треть их составляли женщины, старики и дети, на протяжении шести дней они успешно держали оборону, пока из Ап-Бетнатура не прибыла артиллерийская рота, расстрелявшая баррикады из требушетов.
Арестованные, содержавшиеся в доме Аузелла, были, вероятно, последними на Острове, до кого докатились известия о победе кочевников. Они – известия – докатились в виде скамьи, вырванной самым безжалостным образом и брошенной в дверь на аллее Венарта. До этого скамья много лет мирно стояла на аллее у дворца Единства и Веры. Разбуженные солдаты – было раннее утро – пришли посмотреть, в чем дело, но к этому времени дверь уже болталась на петлях, а в дом ворвалось около дюжины вооруженных людей. То, что последовало за этим, трудно назвать боем в прямом смысле этого слова: один из солдат успел дойти до середины лестницы, когда между лопаток ему воткнулась стрела, и несчастный скатился вниз, пересчитав все ступеньки и ударившись лицом о пол. Все остальное происходило уже в иной атмосфере.
Освободители обнаружили Венарта под кроватью – «Я же говорила, что там его и надо искать», – заметила по этому поводу Ветриз, которая и сама повела себе ненамного лучше, спрятавшись за шторами, – вытащили его оттуда довольно-таки бесцеремонно и объявили, что теперь он новый вождь повстанческой армии Острова, обязанной отбить город у оккупантов, а самих их сбросить в море.
– Какого черта? Кто вы такие? – требовательно спросил Венарт, тщетно стараясь вырвать свой воротник из кулака человека, выволокшего его на свободу. – И что, черт возьми, вы тут делаете?
Незнакомец ухмыльнулся.
– Мы ваши союзники, – ответил он. – Нас прислал Горгас Лордан. Он поручил нам спасти вас. Шевелись, славная революция не может ждать, пока ты натянешь носки. Ну же, гляди веселее.
– Горгас Лордан? – успел пробормотать Венарт, но тут его подхватили под руки и вывели из дома.
Тем временем другой спаситель схватил за руку Исъют Месатгес, попытавшуюся тихонько проскользнуть мимо, и вытолкнул ее на улицу.
– Спроси у нее, – продолжал командир отряда. – Она была одной из тех, с кем он разговаривал во время встречи.
– Какой встречи? – удивленно спросил Венарт, переводя взгляд на Исъют.
Женщина пожала плечами. Услышав стук в дверь, она попыталась одеться, но схватила то, что оказалось под рукой, и, к несчастью, попала на костюм принцессы-воительницы, надеть который можно было только с помощью опытной служанки.
– Понятия не имею, о чем он говорит.
– Лжешь, – сказал Венарт. – Перестань увиливать, расскажи, что тут происходит?
– Ладно, – согласилась Исъют, стараясь дотянуться до бретельки, болтающейся за спиной вне пределов досягаемости. – Да, я действительно встречалась с Горгасом Лорданом, когда он приезжал сюда и уговаривал нас потребовать с властей провинции дополнительную плату за корабли.
– Так это была его идея?
– Думаю, что да. По крайней мере именно это он втолковал каждому, кто подставлял ему ухо. Только боги знают, зачем ему было это нужно.
Венарт покачал головой. Нет, он абсолютно ничего не понимал, но смутно чувствовал, что во всем происходящем таится некий смысл, пока еще ловко от него ускользающий. Это беспокоило.
– Значит, Горгас Лордан… Он виноват в том, что случилось. Это он мутил воду…
– Не надо во всем винить Горгаса, – сказал старший группы. – Без вашего участия тоже не обошлось. А главная причина – ваша непомерная жадная и бесконечная глупость. Но, в общем, вы правы, это он подбросил вам идейку, точнее, вбил ее в ваши головы, и теперь, когда армия Империи уничтожена, готов помочь вам выбраться из дерьма.
Исъют схватила его за руку:
– Вы сказали, что армия Империи уничтожена. Что это значит?
– Так вы ничего не слышали? – Незнакомец рассмеялся. – Благодарите за свое освобождение вождя Темрая. – Странно, что вы об этом не знаете. На улицах уже два дня не прекращаются волнения, а субпрефект ничего не может с этим поделать – половина его гарнизона отрезана, а другая половина сторожит корабли. – Он ткнул Венарта в бок – получилось довольно больно – и усмехнулся. – Вам бы надо пошевеливаться, славный вождь, а то ведь опоздаете, и ваша революция закончится без вас.
– Что значит «уничтожена»? – повторила Исъют. – Это невозможно.
– Уничтожена. Рассеяна. Истреблена. Сорок тысяч погибших. Кочевники напали на них на равнине и порвали в клочья. Откровенно говоря, никак не ожидал, что они на такое способны. Да, конечно, им удалось взять Перимадею, но с этим справилась бы и моя бабушка со своим котом. А вот разгромить имперскую армию – это уже совсем другое дело. – Он огляделся: его люди как раз вывели из дома Эйтли. – Теперь четверо, все на месте. Слушайте меня внимательно. Сейчас мы пойдем к складу Фаусса, где припрятано несколько тысяч алебард, о которых старик забыл упомянуть. Как только это оружие попадет на улицы, дела сразу пойдут по-другому.
Венарт Аузелл был в Перимадее в ночь Падения, и то, что сейчас происходило на улицах, тревожно напомнило ему те давние события: повсюду бегали люди с оружием, слышались воинственные призывы, хлопали двери. Пытаясь справиться с нахлынувшим беспокойством, он напомнил себе, что эти вооруженные люди не враги, что они не представляют опасности, впрочем, достаточно было приглядеться к тому, как горожане обращаются с пиками и алебардами, чтобы понять, насколько они действительно безобидны. Впрочем, сабля или боевой топор – это не арфа и не резец, не надо тратить годы на овладение искусством войны, чтобы ткнуть кого-то в живот палашом или рубануть по плечу.
Солдат почти не было видно. Лишь у некоторых зданий стояли часовые, а у перекрестков жались друг к
