револьвером. Два надзирателя пошли в каморку, тотчас им вслед раздались выстрелы, один был убит наповал, другой ранен, его добили тут же стамесками. Покончив с тремя, бросились к четвертому надзирателю и убили его в тот момент, когда он намеревался ударить в тревожный сигнал; это был старик 67 лет. На выстрелы из сапожной мастерской прибежал надзиратель Веселов, и, как только вошел, был сражен тремя пулями, отчего упал на колени. Не потеряв присутствия духа, Веселов вышел из камеры и захлопнул дверь, затем, уже обливаясь кровью, сообразил, что у арестантов имеются ключи и они могут открыть дверь. Дабы предупредить возможность побега, он, собрав последние силы, всунул свой ключ в замочную скважину, благодаря чему арестантам путь к побегу был закрыт, у другой же двери был висячий замок снаружи.
Этому герою я в тот же день дал 100 руб. награды и представил его к Георгиевской серебряной медали 'За храбрость'.
Арестанты, убившие надзирателей, были преданы военно-окружному суду и приговорены: двое — к смертной казни, третий — к 20-летним каторжным работам.
На другой день я приехал опять в тюрьму, чтобы проверить настроение как арестантов, так и надзора. Обошел все камеры каторжан, всматриваясь в каждого из них, и с теми, кто не смотрел мне в глаза, я заговаривал, задавая некоторые вопросы. Настроение оказалось у них подавленное, растерянное. Собрав надзор, я призывал их не падать духом, стараясь их ободрить, и потом посетил семьи убитых.
Днем была отслужена панихида — все четыре гроба поставлены были рядом в тюремной церкви и усыпаны цветами. Похороны были 23 января, несмотря на 16® мороза, по всему пути от тюрьмы до Лазаревского кладбища стояла сплошная толпа народа. Впереди колесниц с четырьмя гробами двигалась конно-полицейская стража Московского уезда, за гробами родные, начальствующие лица и взвод надзирателей с оркестром музыки, игравшим похоронный марш. […]
После погребения убитых надзирателей тюремный надзор обратился ко мне с просьбой повергнуть к стопам Государя верноподданнейшие чувства их беспредельной любви и преданности и твердое, непоколебимое желание служить Престолу и Родине верою и правдою, не страшась смерти, что мною и было исполнено. В ответ я удостоился получить нижеследующую всемилостивейшую депешу: 'Передайте членам тюремного ведомства города Москвы мою благодарность за выраженные верноподданнические чувства, высоко ценю их тяжелую и ответственную службу. Николай'.
Этот трагический случай заставил меня обратить внимание на постановку постовой службы надзирателей в тюрьмах, вследствие чего и были приняты некоторые меры предосторожности для предотвращения повторения подобных происшествий. Для вооруженных постовых надзирателей устроены были оградительные решетки; надзиратели, которые непосредственно соприкасались с каторжанами, были обезоружены, дабы лишить возможности этих последних воспользоваться огнестрельным оружием надзирателей. Но так как арестанты, работая в мастерских, имели все-таки в своем распоряжении всевозможный инструмент, которым, при желании, могли лишить жизни каждого из служащих в тюрьме, принужденных, в силу своих обязанностей, обходить все ее помещения, то совершенно оградить лиц тюремного надзора от нападений, конечно, не представлялось возможным. Это обстоятельство значительно усугубляло тяжесть службы чинов тюремного ведомства.
Отсутствие специальных помещений для мастерских в значительной степени препятствовало возможности занять арестантов работами. А так как продолжительное бездействие, помимо того, что расслабляло организм и делало его более восприимчивым ко всякого рода заболеваниям, весьма пагубно отражалось на поведении и нравственности заключенных, то я приказал для работ использовать коридоры и некоторые спальные помещения, стеснив несколько последние, что тоже было нехорошо. Зато арестантский заработок за 1911 г. достиг почти 200 000 руб., увеличившись с 1909 г. на 95 %; кроме того, занятие работами значительно отразилось и на поведении заключенных — число проступков и дисциплинарных взысканий уменьшилось наполовину.
К июлю месяцу больной вопрос о мастерских разрешился во вполне благоприятном смысле: смета и планы на новое грандиозное здание для мастерских при Бутырской тюрьме были утверждены, и можно было приступить к постройке. Работа закипела, и к 1 октября можно было назначить закладку новых зданий. Все здания сооружены были по проекту архитектора Б. А. Альберти и представляли собой: огромное здание в пять этажей со всеми новейшими усовершенствованиями на 2000 рабочих и другое здание в два этажа для женской больницы (до того времени было только женское отделение при мужской больнице). На торжестве закладки присутствовал прибывший из Петербурга начальник Главного тюремного управления С. С. Хрулев и представители судебного ведомства прокурор палаты А. В. Степанов и окружного суда В. А. Брюн де Сент- Ипполит.
В этом же году Москву посетил президент берлинской полиции вместе с двумя берлинскими профессорами гражданского и уголовного права, между прочим, у них было разрешение и для осмотра тюрем, которыми они очень интересовались. В течение двух дней они, со свойственной немцам аккуратностью и любознательностью, осмотрели Бутырскую тюрьму и тюремную больницу. Когда они уезжали, я просил их прислать краткое откровенное описание того впечатления, которое они вынесли от осмотра наших тюрем. Они любезно это исполнили, прислав на имя тюремного инспектора следующее изложение на немецком языке, переведенное, по моему поручению, на русский язык:
'Я тем охотнее исполняю желание тюремной администрации изложить письменно и сообщить ей наши впечатления при осмотре тюрьмы, что, благодаря стараниям и обстоятельному руководству администрации, мы получили по возможности точную и, сравнительно с краткостью времени, бывшего в нашем распоряжении, полную картину устройства тюрьмы.
Самые постройки хороши, светлы, просторны и совсем не страдают обычным в тюрьмах дурным запахом. В высшей степени удивительно, что главное здание, построенное еще во времена императрицы Екатерины II, до сих пор еще соответствует потребностям, хотя, конечно, и не новейшим. Этот факт доказывает, что еще в те времена благородные и гуманные убеждения старались смягчить и сделать более человечной тяжелую участь всех тех несчастных и заброшенных.
Коридоры и лестницы отдельных зданий сплошь широки, а в новых частях даже расточительно широки, высоки, светлы и согреваются водяным отоплением. Благодаря таким размерам, во всяком случае, достигается то, что в зданиях везде господствует хороший воздух. Странным кажется немецкому глазу то обстоятельство, что в старых частях здания коридоры часто уставлены мебелью (скамьями, шкафами), а часто также и сырыми материалами. На мой взгляд, это потому непрактично, что, во-первых, вследствие этого страдает обозримость, так как за мебелью легко могут скрываться заключенные, а, во-вторых, в особых случаях, как например во время пожара, эти предметы могут препятствовать к немедленному очищению тюрьмы. Кроме того, и во время возмущения, которое всегда является возможным, первым условием для успешной борьбы с ним является, по моему мнению, обозримость коридоров.
Отдельные камеры — очень велики и просторны. Широкие и высокие окна дают много воздуха и света: величина камеры, во всяком случае, предоставляет каждому заключенному достаточно простора для движения. Находящийся в каждой камере клозет действует гигиенично и без запаха.
Мебели везде очень много. Кровати практичны, так как они кажутся эластичными. На ней подушка и шерстяное одеяло. Подножьем для кровати служит открываемый ящик, в котором заключенные могут сохранять часть своих вещей. По-моему, очень гуманно, что пользование кроватью разрешается и днем, что в Пруссии разрешается только в случае болезни или специального разрешения. Стол, скамейка и находящаяся над ними лампа — хорошего и правильного размера, точно так же и стенная доска и полки, на которых лежат или висят посуда и прочие предметы употребления.
Кухня велика и просторна. Все принадлежности сохраняются в большой чистоте. Вызывает удивление и доказывает большую заботливость существование второй кухни для всех тех, кому тюремная пища вредна или кто пользуется правом иметь собственную еду.
Во всех зданиях находятся ванны и души, причем я обратил мое особое внимание на то, что ванны очень хорошие. Там, где работают совместно, находится общая умывальня, рядом с ней ряд клозетов. Все эти помещения велики и светлы.
За каждым отделением тюрьмы находится двор, окруженный забором, который достаточно велик для прогулок заключенных, так как последним ежедневно разрешается получасовая прогулка.
Обращение с заключенными мне кажется отличным. Прежде всего я обратил внимание на то, что общительный характер русского народа принимается настолько во внимание, что совместное заключение
