Фредериксу. Я имею честь представить Вашему высокопревосходительству поздравления от лиц Государевой Свиты. Мы все, преисполненные самыми сердечными к Вам чувствами, просим Вас в день 50- летия Вашей службы в офицерских чинах принять выражение наших искренних сердечных пожеланий. Ко всем проявлениям симпатии, которые Вас окружают сегодня, позвольте присоединить и наши благодарные воспоминания о том доброжелательном и рыцарском отношении, которое Вы всегда проявляли к нам. Проникнутые этим, мы просим Всевышнего сохранить Вас еще долго среди нас, уважающих Вас до глубины наших сердец и горячо Вас любящих'.
1 апреля в Москву прибыл великий князь Владимир Александрович для присутствия при освящении памятника-креста в Кремле на месте убиения великого князя Сергея Александровича. В 4 часа дня у места памятника отслужена была панихида от чинов Киевского полка в присутствии великой княгини Елизаветы Федоровны, а в 6 часов состоялось освящение храма-усыпальницы. На другой день совершено было торжественное богослужение в Чудовом монастыре, после чего под звуки 'Коль славен' хоров музыки частей войск, построенных на Сенатской площади, из монастыря двинулся крестный ход к месту памятника. Во главе духовенства шли митрополит Владимир, епископы Трифон, Евдоким и Анастасий, архимандрит Чудова монастыря Арсений и бывший духовник великого князя протопресвитер Зверев. Затем следовали августейшие особы — великий князь Владимир Александрович, великая княгиня Елизавета Федоровна, великий герцог Гессенский с супругой, великий князь Дмитрий Павлович и великая княжна Мария Павловна, за ними лица Свиты.
Все приглашенные к этому времени уже разместились в особо устроенном павильоне. После молебствия и окропления памятника и знамени святой водой была провозглашена 'вечная память' великому князю Сергею Александровичу и возложены были венки. Венки были следующие: 'Своему командиру — преображенцы', 'Незабвенному шефу — 5-й гренадерский Киевский', 'От Свиты', 'Незабвенному командующему войсками — чины штаба округа', 'Августейшему командующему войсками — московские лейб-драгуны', 'Незабвенному председателю — Императорский исторический музей', 'Народный дом имени великого князя Сергея Александровича' и др.
Памятник был сооружен по эскизу художника В. М. Васнецова: бронзовый крест с эмалью с изображением Распятия и Скорбящей Божьей Матери над ним. Крест укреплен был на постаменте из темно-зеленого лабрадора, положенного на гранитном основании. Внизу на кресте была надпись: 'Отче, отпусти им — не ведят бо, что творят'.
7 апреля в Николаевском дворце в Москве великая княжна Мария Павловна принимала поздравления от общественных и сословных учреждений и разных лиц по случаю предстоявшего брака ее с принцем Шведским. При этом присутствовали великая княгиня Елизавета Федоровна, великий князь Дмитрий Павлович, моя сестра, состоявшая при великой княжне, воспитатель Дмитрия Павловича полковник Лаймиг и я.
Депутация московского дворянства во главе с А. Д. Самариным поднесла великой княжне икону Св. Марии Магдалины — копию с картины В. М. Васнецова в Киевском соборе, икона была написана дочерью Васнецова. Самарин приветствовал великую княжну перед вступлением в брак и просил принять икону, как благословение на счастливую жизнь на утешение великой княгине Елизаветы Федоровны, радости и скорби которой были всегда близки московскому дворянству.
Н. И. Гучков, П. И. Калашников и С. Я. Мамонтов от городского управления поднесли икону Иверской Божьей Матери, причем Н. И. Гучков сказал: 'Москва привыкла считать вас, ваше императорское высочество, московской великой княжной, вы коренная москвичка, вы родились под Москвой, воспитались в стенах Москвы, и ваша деятельность по оказанию помощи бедным протекала совместно с деятельностью великой княгини Елизаветы Федоровны. Теперь вы покидаете Москву, и Московская городская дума поручила мне совместно со старейшими гласными напутствовать вас особо чтимой в Москве иконой Иверской Божьей Матери'.
От купеческого общества Лосев, Усачев и Проскурняков и старшина биржевого общества В. Г. Сапожников приветствовали великую княжну словами: 'Московское купечество, неизменно преданное своим Государям, их царственному роду, всегда находило в сердце своем отзвук на всякие события в их семье, и ныне оно радуется радостью вашего высочества и молит Всевышнего, да сохранит Он вас и ниспошлет счастия на многие лета'.
От мещанского общества были Н. А. Королев, Сенаторов и художник Пашков. Затем был ряд депутаций от хоругвеносцев храма Спасителя, от Комитета великой княгини Елизаветы Федоровны, от войск Московского гарнизона во главе с генералом Глазовым и др. Группа дам в числе более 100 во главе с M. H. Ермоловой поднесли ларец из серебра с адресом: 'Ваше императорское высочество, — гласил адрес, — примите наше сердечное поздравление и пожелания полного счастия в семейной жизни в Вашем новом отечестве. На память о Москве, где под дорогой опекой дяди и тети протекали годы молодости Вашей, позвольте в этом русском ларце поднести Вам Святое Евангелие — благословение московских дам, сердечно Вас любящих и Вам верно преданных'.
Весной 1908 г. Москву и Московскую губернию посетило страшное бедствие. В среду на Страстной неделе появились тревожные слухи о быстром подъеме воды в реках, а в ночь на четверг пришло и первое известие, что река Москва выступила из берегов и затопляет деревню Мневники Хорошевской волости Московского уезда, в 6 верстах от Москвы. Так как вскоре за этим пришло второе известие, что в Мневниках и соседней деревне Терехове один за другим затопляются дома и жителям грозит опасность, то я рано утром, захватив с собой спасательные круги и веревки, выехал на место и вместе с исправником Виноградовым и земским начальником Мясновым принял участие в спасании людей и скота, а затем прибыл и член управы Мессенер, принявший на себя по поручению земской управы заботы по продовольствию.
2–3 теплых дня кряду и несколько дождей сразу настолько дружно подвинули таяние снегов и разрыхлили лед, что быстрый и многоводный разлив реки Москвы был вне сомнения, но все же не ожидали такого сильного подъема. Еще 8 числа, во вторник на Страстной неделе, стоявшая почти на летнем уровне вода стала быстро подниматься.
Быстро поднялся в Москве местный лед, быстро взломался и прошел, когда стал прибывать лед с верховьев реки. Почти одновременно, по полученным мной телеграммам, лед двинулся из Рузы и Можайска, вскрылись все многочисленные речонки и понесли свой лед. Вода стала подыматься чрезвычайно быстро. 9 -го, когда я поехал в Терехово, она поднялась уже на 4 аршина, затем 10-го еще на столько же. Вода в городе подошла к самому карнизу набережных и начала выступать на мостовую. Около трех часов дня весь левый берег был еще свободен от воды, но в Замоскворечье вся набережная была уже залита водой, которая быстро проникала во все улицы и проулки. В угловые владения обеих Якиманок можно было подъезжать только на лодках. После пяти часов вечера вся площадь между рекой Москвой и Водоотводным каналом представляла собой картину потрясающую, но удивительной красоты. Начиная от дома Протопопова у Каменного моста нельзя уже было проехать ни по Неглинному, ни вдоль Кремлевской стены, ни по Москворецкой набережной — все было залито водой. Небольшой сухой оазис был только у въезда с Балчуга на Москворецкий мост. Далее по Москворецкой набережной можно было проехать только до Китайского проезда: вперед по направлению к Устьинскому мосту двигаться на лошадах было нельзя, и городовые бросались в воду, чтоб останавливать пытавшихся проехать.
На Устьинский мост можно было проехать кружным путем, через Китайский проезд, Солянкой, что я и сделал верхом, чтобы попасть в окруженный водой народный дом в Садовниках, но и тут приходилось переезжать громадное озеро, причем вода была выше брюха лошади, и мои ноги, когда я ехал верхом, были в воде. При переезде через Устьинский мост жуть брала, старый мост дрожал от напора воды, проносившиеся льдины почти касались наката моста. К народному дому в Садовниках я не мог подъехать верхом, пришлось пересесть в лодку, в которой я и подъехал прямо ко второму этажу.
'Болото' превратилось в настоящее бушующее море. В воде отражались огни фонарей и квартир, расположенных во втором этаже, в первых была абсолютная темнота. С большими трудностями я выехал на Раушскую набережную в наиболее высоком ее месте, вода бурлила, лошадь со страху фыркала.
Особенно красивая картина была вечером между мостами Каменным и Москворецким, возвышавшимися над сплошной водной поверхностью. В воде ярко отражались освещенные электрические фонари обоих мостов, а по линии набережных почти над поверхностью воды горели газовые фонари, от которых виднелись только верхушки и которых не успели потушить — казалось, что это плавающие
