Теперь сомнений не оставалось: перемены произошли, хотя и не такие, какие он воображал. Эту неделю можно было бы озаглавить «Впервые». Он впервые вымыл машину, впервые в субботу поднялся еще до девяти, впервые прибыл в «Улан» до одиннадцати. Кроме того, он пригласил девушку поужинать, вышел на люди в йоркширским терьером под мышкой, побывал в Уолтоне-на-Темзе, а его строгая очередность пользования полотенцами полетела ко всем чертям, и ему уже было без разницы, каким полотенцем он вытирается, — вторничным или четверговым, не говоря уж о том, красное оно, зеленое или черное, сухое, влажное или грязное.
Но самое главное, Диг чувствовал себя раскрепощенным, из него словно затычку вынули. Он чувствовал себя живым и свободным. Дилайла все изменила. Он был готов любить.
Оторвавшись от меню, Диг обвел цепким взглядом ресторан в поисках потенциальных возлюбленных. Привлекательных женщин хватало. Следует отметить, что «женщина» было поисковым словом, «девушка» не годилась. Но все кандидатки сидели за столиками на двоих, улыбались осанистым самодовольным мужчинам, явно белее смекалистым, чем он сам: они раньше него сообразили, зачем им вся эта любовь и опередили его. Мир, напомнил себе Диг, кишит парами. Это общеизвестный факт, над которым они с Надин обожали подшучивать. Они называли свои знакомые пары «мы-шки». Мы с Тимом. Мы с Анджелой. Мы с Робби.
Мы с Алексом.
Пары. Повсюду. Неудивительно, что Диг встречался с девчонками: возможно, юные девушки и не настроены на его волну, возможно, у них другие интересы и другие цели, но они доступны. Если уж ты взял на себя труд подойти к девушке и завязать разговор, то она по крайней мере не заявит, оглядевшись по сторонам: «Извини, ты очень приятный парень и все такое, но у меня серьезные отношения вон с тем самодовольным малым, и мы с ним давно вместе.» Или: «Прости, но я замужем за красавцем-ресторатором, который покупает мне лошадей и отправляет в Нью-Йорк за покупками, а поцеловала я тебя исключительно ради смеха, и здесь оказалась с единственной целью найти давно потерянную дочь, и…»
— Диг?
Он тряхнул головой и улыбнулся:
— Прости, задумался.
— Ты готов заказать?
— Да, — Диг закрыл меню. Он и без подсказки знал, что закажет. — Ладно, и что ты теперь собираешься делать?
— Ты о чем?
— Ну… ты нашла Софи. И что дальше? — Он напряженно ждал ответа. Пожалуйста, скажи, что ты уедешь домой, молился он про себя, скажи, что соберешь свое шмотье, разбросанное по квартире, упакуешь в безразмерные чемоданы и укатишь в Честер, прихватив придурошного пса, и маринованный лук, и китайские шары. Пожалуйста.
— Мечтаешь от меня избавиться? — ехидно осведомилась Дилайла.
— Нет! — едва не закричал он. — Нет! Ни в коем случае. Я лишь…
— Ладно. Думаю, я вернусь домой. К Алексу.
— Ты этого действительно хочешь?
— Больше всего на свете, — подтвердила Дилайла. — Я ужасно по нему скучаю.
— Но если Алекс для тебя так много значит, то почему ты не сказала ему, что едешь в Лондон? Почему оставила его? Ему, наверное, не сладко пришлось.
Дилайла вдруг слегка сжалась, и Диг с испугом обнаружил, что ее глаза влажно поблескивают. О черт, он довел ее до слез. Диг терпеть мог женских слез, особенно если они лились по его вине.
— Прости, — он схватил ее за руку, — я не хотел…
Дилайла помотала головой:
— Все в порядке, все хорошо. Просто… ты прав. Я должна была рассказать Алексу о своих планах, но я была в таком состоянии, и все случилось так неожиданно! Две недели я не могла ни о чем другом думать, а потом бросила все и уехала. У меня и в мыслях не было, что с нами такое может случиться, это казалось невозможным, и я никогда не хотела, правда, никогда не хотела, и…
— Дилайла! — рявкнул Диг. — Давай по порядку, а? Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
— О господи.. я беременна, Диг! Беременна, черт бы все побрал. Это невероятно! За весь год мы занимались любовью три раза, и использовали колпачок, но я все равно умудрилась залететь!
Отвисшая челюсть Дига, щелкнув, вернулась на место.
— А-а… — Так вот чем объясняется рвота, подумал он.
— И я никогда не хотела ребенка. Никогда. Что я знаю о материнстве? Какой пример был у меня перед глазами! — Она возмущенно вскинула брови. — Я уже отказалась от одного ребенка, и не хочу, чтобы это повторилось. Я не могу иметь ребенка, Диг, не могу и все! Не желаю… И Алекс рассердится. Когда я завела собаку, он весь изворчался.
Диг запаниковал. Час от часу не легче. Одна неподъемная проблема за другой.
— А ты не можешь… ну, сама знаешь, — промямлил он, — не можешь?
— Избавиться? Я думала об этом. И это было одной из причин моего приезда в Лондон. Я не могу сделать… прервать беременность дома. Через пять минут весь Честер будет в курсе, но им-то какое дело? — Она сердито насупилась. — И с тех пор, как я забеременела, я непрерывно думала об Изаб… Софи. Мысль о ней преследовала меня. И я поняла, что не смогу принять решения, — она глянула на свой живот, и Диг догадался, что она хотела донести до него, когда с загадочным видом разглядывала свой пах у него дома, — пока я не поставлю точку в истории с Софи. В агентстве мне сказали, что ее отдали в хорошую семью, но тогда мне было все равно. Я лишь хотела от нее отделаться. Я не могла смотреть на нее или прикасаться к ней. Мне было безразлично, станет ли она жить с королевой или Джеком Потрошителем, лишь бы никогда не видеть ее. Потому что… понимаешь, сейчас она походит на меня, но когда она родилась, она была вылитый он…
— Ее отец?
Дилайла кивнула, ее лицо посуровело, и Диг догадался, что они приближаются к самому главному. Откинувшись на спинку скамьи из красного бархата, он приготовился слушать.
На следующее утро после восемнадцатилетия Дилайлы солнце светило вовсю. Ночевала Дилайла, как обычно, у Дига. День рождения они отметили в винном баре на Оскфорд-стрит: совсем как взрослые, выпили бутылку розового «Мате». Родительский дом был пуст, когда Дилайла открыла дверь в половине десятого. Под дверью спальни она обнаружила поздравительную открытку от матери. Впервые за десять лет мамаша вспомнила о дне рождении старшей дочери, и в груди у Дилайлы внезапно потеплело.
Закрывшись в комнате, она разорвала конверт, вынула позолоченную открытку с выпуклым рисунком, изображавшим девочку верхом на пони, и прочла:
И подпись: «С любовью, мамочка», и даже отпечаток накрашенных губ — поцелуй. Дилайлу обуревали странные чувства. Конечно, мать не сама сочинила это стихотворное послание, но она выбрала открытку в магазине, заплатила за нее, поставила подпись, заклеила конверт и положила его под дверь. Ничего более нежного и трогательного Дилайла никогда от матери не получала. Дилайле почудилось, что на жизненном горизонте посветлело: они с Дигом собираются обручиться, он найдет им жилье, и она наконец сможет уволиться из этой вонючей аптеки, а теперь вот этот беспрецедентный жест материнской любви. Будущее выглядело куда более счастливым, чем прежде.
Дилайла приняла ванну, вымыла голову и надела халат, наслаждаясь тишиной и покоем, такими редкими в обычно грохочущем доме. Села на кровать, вытянула длинную белую ногу, взяла пузырек с серебристым лаком и начала красить ногти на ногах.
Внизу громыхнула дверь, и рука с кисточкой дрогнула, скользнув по пальцу.
— Черт! — Она встала и глянула вниз с лестницы.
Майкл, ее отчим.
