старлея, наперебой упрашивая его простить парня на первый раз. Через минут 10 старлей сдался, приказав Лехе стереть свое творение, а заодно и два десятка подобных. Инцидент был исчерпан, а мы с Лехой познакомились и далее старались держаться вместе. По словам старичков, некоторые сидели здесь уже вторую неделю, ожидая своих «покупателей». Леха сообщил, что через пару часов ему должны перебросить через забор курицу и бутылку водки, предложив мне поучаствовать в мероприятии передачи, отвлекая на себя внимание возможного противника. Я согласился. Мы вышли во двор заведения, вымощенный матерым булыжником, зашли в туалет, где я увидел большое количество призывников, поглощающих одеколон. Какой-то парень предложил разделить с ним пузырек, но я отказался, ибо неискушен был в потреблении традиционных спиртных напитков, тем более одеколона. Теперь я понял источник странного запаха, витавшего в казарме призывного пункта — это был одеколонный перегар.
Леха потирал руки в предвкушении своей курицы, но надеждам его не суждено было сбыться — не прошло и двух часов с момента попадания нас в «обезьянник», как по наши души явились два покупателя — капитан и старлей. Оба были весьма загорелы, в рубашках с короткими рукавами и в фуражках с голубыми околышами. На погонах у них была эмблема Военно-Воздушных Сил СССР. Нам велели построиться в шеренгу, затем старлей внимательно осмотрел каждого, как лошадь на базаре: зачем-то заглянул в рот, заставил показать тыльную сторону языка, рук, локтевые сгибы, растопырить пальцы на руках. Отобрав человек сорок, в том числе и меня с Лехой, они отвели нас в сторонку и кэп толкнул речь, суть которой состояла в том, что мы удостоились исключительной чести быть призванными в ВВС СССР, элиту вооруженных сил, а затем призвал всех вести себя достойно, ибо за любое нарушение дисциплины ему ничего не стоит отправить провинившегося обратно в казарму и заменить его другим.
Далее события развивались поистине с военной быстротой, нас посадили в крытые ЗиЛы, отвезли на автовокзал, далее мы были перегружены в Икарус, который довез нас до аэропорта. По дороге мудак- водитель умудрился переехать собаку, что радости не прибавило, я счел это дурным предзнаменованием. По приезду в аэропорт я с удивлением обнаружил там своих родителей, которые бог весть как узнали о том, что нас туда привезут. Матушка тут же принялась засовывать в мой мешок и в карманы всевозможные яйца, сваренные вкрутую, бутерброды с маслом и колбасой и прочую еду, от чего я тихо пытался отбрыкиваться, мне было неудобно перед ребятами, а есть не хотелось совсем, кроме того, перед выездом нам торжественно вручили белые картонные коробки с сухим пайком армейского образца, которые мы также тащили на себе. И все же матушке удалось всучить мне пару шоколадок, которые благополучно расплавились впоследствии в моем вещмешке. Затем матушка сообщила мне страшную тайну, которую от нас господа-офицеры почему-то тщательно скрывали до посадки в самолет: нас сажали на рейс Калининград-Ташкент. Настроение мое слегка улучшилось: я никогда не был в Ташкенте, а кроме того, никогда не летал на самолете, так что путешествие обещало быть интересным, хотя и было немного страшновато. «Пока все складывается не так уж и плохо…» — подумал я усаживаясь в удобное аэрофлотовское кресло рядом с Лехой, который успел занять стратегически важное место у окошка. Ту-154 запустился, вырулил на взлетку, и страшно заревев и угрожающе трясясь, помчался по стыкам бетонки. Погода, надо сказать, была полное дерьмо, было пасмурно, моросил мелкий дождик, поэтому земля быстро скрылась из виду, за окном была серая, непроницаемая пелена. Через несколько минут ярко сверкнуло солнце, мы оказались над облаками. Накануне я купил себе в спортивном магазине карманные шахматы, поэтому и предложил Лехе сыграть на высоте 10000 метров. Он пару раз обыграл меня вчистую, после чего я потерял к шахматам интерес и поменявшись с ним местами стал пялится на землю, которая уже начала показываться в разрывах между облаками. Служба в армии положительно начала мне нравиться — тетки стюардессы разносили газированные напитки в любом количестве, я сидел в кресле у окна и наслаждался полетом. Вскоре нам объявили, что мы пролетаем над Киевом, однако, сколь я не пялился в иллюминатор, кроме каких-то буро-зеленых пятен и блестящей поверхности какого-то водоема разглядеть мне ничего не удалось. Должно быть, сказалась моя близорукость, уже на тот момент у меня зрение было где-то -3 (я до сих пор не знаю точно, в чем измеряется близорукость, к своему стыду). У меня были с собой очки, которые я постеснялся надеть, дабы не прослыть «ботаником». Часа через три полета наш аэроплан стал снижаться, пугающе потрескивая какими-то элементами конструкции, мимо проплыла здоровенная зеленая гора, мне казалось что мы вот-вот в нее врежемся, стало страшновато. Как я не пытался разглядеть хоть что-то, напоминающее аэропорт, мне этого не удалось, тем не менее через несколько минут самолет бодро застучал по стыкам бетонки и остановился. Кто-то прочитал вывеску на здании аэровокзала — это были Минеральные Воды. Нас выгнали из самолета в здание аэровокзала, пока наш самолет дозаправляли, где мы и находились полчаса, под зорким присмотром наших сопровождающих. Команда наша выглядела весьма живописно, особенно Леха в его галифе с лампасами, которые, как выяснилось, он повзаимствовал у своего дедушки. Вокруг шлялись какие-то абреки, обросшие бородами или же сильно небритые, с черными рожами, белыми, блестящими зубами, взгляды которых не обещали ничего хорошего — посмотрит — мурашки по спине. Было довольно тепло, светило солнце, все было пропитано запахом каких-то растений, смешанного с запахом вокзального туалета. Наши провожатые предупредили, чтобы мы не вступали в какие-либо отношения с местным населением, в туалет отпускали только толпой человек в пять-шесть. По их словам, здесь зарезать человека было раз плюнуть. Думаю, это они делали для того, чтобы никто не сбежал до посадки в самолет. Но впечатления их страшилки произвели, по крайней мере на меня.
Вскоре объявили посадку, мы загрузились в аэроплан, который благополучно влетел.
Постепенно за бортом стемнело. В Минводах в салоне появились новые пассажиры, какие-то, похожие на цыганок женщины с отрешенными усталыми лицами, с детьми на руках, закутанными в какое-то невообразимое тряпье. Дети эти непрестанно орали, как их не пытались успокоить, что вкупе с темнотой за окном создавало весьма гнетущее впечатление.
Тем временем внизу начали появляться огни, их становилось все больше и больше, на горизонте появилось здоровенное розоватое зарево, должно быть это и был Ташкент. И верно, самолет стал снижаться, сделал несколько разворотов и вскоре мы благополучно приземлились. Первое, что поразило меня это жар и духота, которая охватила нас при выходе из самолета, ночью там стояла температура +25 градусов. Нас загрузили в стандартный аэрофлотовский скотовоз и повезли к зданию аэровокзала. Тут меня чуть не ввергло в столбняк странное зрелище. Перед зданием аэровокзала, прямо на асфальте, подстелив под себя газеты и накрывшись ими же повсюду лежали люди. Я сначала с перепугу решил, что здесь случилось какое-то стихийное бедствие или народные волнения, а лежащие кругом люди мертвы. Однако, некоторые из них шевелились, переворачиваясь с боку на бок. Как выяснилось, они просто спали, ожидая своего рейса, ибо находиться в переполненном зале ожидания было еще хуже. Земля здесь прогревалась настолько, что риск простудить себе что-нибудь отсутствовал.
Честно говоря, Ташкент мне представлялся не таким. Собственно, толком-то я его и не видел. Запомнилась жара, пыль, постоянный запах немытых человеческих тел и большое количество нищих и инвалидов во всех общественных местах. У нас такое было в диковинку. Но все это я увидел на следующий день, а пока нас отвели к какому-то зданию, согнали в кучу, после чего капитан куда-то убежал, а старлей остался нас караулить. Он не рекомендовал прислоняться к стенам, поскольку здесь полно всякой живности, укус которой может быть не то чтобы смертельным, но весьма неприятным.
Через некоторое время к нам подогнали тентованный КАМАЗ-«афганец», куда мы все загрузились, и повезли на железнодорожный вокзал, который больше напоминал цыганский табор, хотя подозреваю, что в таборе антисанитарии было значительно меньше. Мы расположились посреди зала ожидания, свалили наши вещмешки и рюкзаки в кучу, а сами легли на пол, головой на мешки. Особо активные с разрешения кэпа ломанулись в рублевый видеосалон (билет на фильм стоил рубль), тратить последние деньги, большинство же улеглись спать. Я последовал примеру последних. Заснуть на вокзале, когда голова переполнена новыми впечатлениями, часовой пояс сменился на несколько часов, а над головой постоянно, на русском и узбекском языках бубнит громкоговоритель, объявляя прибытие и отправление поездов, довольно трудно. Я долго ворочался с боку на бок. Заснул уже под утро, когда начало светать, да так крепко, что проспал момент, когда Леха и еще несколько человек решили сделать разведвылазку на местный базар. Меня же эти негодяи не разбудили. Проснулся я часов в 11 утра по местному, а уже в час дня нас загрузили в поезд Ташкент-Красноводск, в общий вагон. Это было совсем не то, что лететь на самолете. Ужасная жара, половина окон не открывается, никакого постельного белья, естественно, народу много, гораздо больше чем мест в вагоне. Я сразу смекнул, что лучше плохо лежать, чем хорошо стоять и
