и слепоте окружающих, «они любить умеют только мертвых» и т. д. Я бы охотно изобразил Бродского, но мне не дотянуться до его внутреннего мира, поэтому ограничусь средним молодым автором. Жена (один из аспектов) полностью безжизненная, надо что-то придумать.
Будем очень рады, если Вы поселитесь в часе езды от Нью-Йорка. Тем более, что это значит — жить в самом Нью-Йорке. Я тоже живу в часе езды, например, от Вайля или от Брайтона.
Между тем, хоть я и живу в центре американской культуры, моя переводчица губит меня, нарушает все сроки, срывает идеи и планы. Издательство полгода назад заказало заявку на «Зону», вчера я позвонил Ане в Балтимор и услышал, что она прочла 45 (!) страниц и что ей очень нравится. Выхода нет, потому что Анн Фридман — единственная доступная мне хорошая переводчица, все переводы других славистов (штук восемь) отвергнуты редакциями и агентами. Кроме того, Аня, при всем ее романтизме, скорби и одухотворенной красоте, жестко отшивает конкурентов, а сама родила дочку и не имеет времени для работы. Простите, что жалуюсь.
Вчера прочитал в уставе Пен-клуба, что они защищают писателей, находящихся в тюрьме, — может, пригодится.
Меттер, конечно, отъявленный мерзавец. И вообще, город полон монстров. Большинство из тех, кого я знаю, жулики. Вы, как профессиональный интеллектуал, должны знать какое-то объяснение всем метаморфозам, происходящим с людьми на Западе. Лгут почти все, это ужас.
Недавно я случайно беседовал с Кухарцом, и он сказал:
— Знаешь, я верю в высшую справедливость. Если кто-то несет людям зло, с ним непременно случается какая-то беда, например, он заболевает раком…
Тогда я ему сказал:
— Валера, если бы такая справедливость существовала, то всю твою «Руссику» должна была скосить чума два года назад.
А он говорит:
— Ты что-то имеешь против Цветаевой? Не думал, не думал… [Издательство «Руссика» выпустило в 1979–1980 гг. несколько томов произведений Цветаевой под редакцией Александра Сумеркина, с предисловием Бродского.]
На «Либерти» тоже своего рода монстры. И вообще, я беру курс на достижение к 45 годам полной независимости, разумеется, не в метафизическом, а в примитивном — бытовом, денежном смысле. Я больше абсолютно не в состоянии никого выносить, за исключением тех, кого люблю.
На этом слове — заканчиваю.
Рецензия на Елагина — жуткая халтура.
Ваш С. Довлатов.
P.S. Если у Вас есть время что-то читать, посмотрите книгу Владимира Варшавского (Издательство им. Чехова 1956 г.) — «Незамеченное поколение», а также «Комментарии» Адамовича и Глеба Струве — «Русская литература в изгнании», все это довольно интересно по созвучию с нынешними литературными делами. С.
Дорогой Игорь!
Мало кто способен оценить Ваши деловые качества лучше меня. Я не только имею вкус к порядку, но и борюсь за него художественными средствами. Главная тема моих писаний в самом общем смысле — попытка защититься от хаоса и безумия — через банальность, общие места и воспевания нормы.
Абсолютно ненавистный мне тип человека — неорганизованный, рассеянный, беспечный трепач да еще (как это часто бывает) со средними способностями. Вообразите себе тип Бродского, но без литературного дара…
Совсем недавно я, не сердитесь, объяснял кому-то:
«Ефимов может поставить очень жесткие условия, но если уж вы до чего-то с ним договоритесь, то дальше все будет четко и прекрасно…»
Мне кажется, такая репутация является очень выигрышной.
Вайль и Генис в одной из своих статей, трактуя тему безумия, писали: «Попробуйте договориться с двадцатью разными знакомыми о встрече в семь часов вечера в будущий вторник на таком-то углу — ни один не придет…»
Работы у Лены — масса, на шесть месяцев вперед. К сожалению, это еще не говорит о нашем богатстве: расплачиваются клиенты неохотно, хотя расценки и так божеские, многие тянут, двое пытались всучить фудстемпы, один принес в качестве платы мой отвратительный портрет масляными красками, скопированный из «Зоны» и не похожий совершенно. Если бы не я, Лена вообще не получала бы денег за работу, я временами кого-то оскорбляю, а одного, бывшего узника сталинских лагерей, физически вышвырнул из дома.
В Нью-Йорке вышли еще два периодических издания, оба малоинтересные, «Петух» на их фоне как «Вехи».
Шрагин в Париже, совещается с Марьей Розановой, Эткиндом, Любарским и Егидесом о новом журнале. Посмотрим…
Нью-Йорк — замечательный, потрясающий город, но хуже всех здесь лично мы.
Обнимаю Вас, будьте здоровы и успешны во всех Ваших делах.
С.Д.
Дорогой Ингемар!
Гриша тут ездил продавать книги, и я дал ему по три штуки — Ваших. Он загнал двух «Мессингов», одного «Губермана» и, не удивляйтесь, две «Зоны». Гриша упросил меня дать ему три штуки, продал две, я Вам из них высылаю 60 % (расчеты ниже), а Вы мне теперь должны 2 экземпляра «Зоны».
Мессинг (2 шт.)………….. 24 доллара.
Губерман (1 шт.)………… 6 долларов.
«Зона» (2 шт.)……………… 15 долларов.
Итого………………………….. 45 долларов.
60 %…………………………….. 27 долларов.
Я посылаю Вам чек, который нужно предъявить без особой задержки, потому что сейчас у меня на счету долларов 800, но мы взяли адвоката, уплатили ему аванс, и теперь ждем от него всяческих инвойсов [счетов] на всевозможные экспертизы, о, великий и могучий, правдивый и свободный русский язык!
Будь оно неладно, американское правосудие, все знают, что мы ни в чем не виноваты, все знают, кто может и должен платить, но адвоката брать приходится не для выяснения истины, а для процедурных дел, без которых проигрыш обретает стопроцентную неизбежность.
Обнимаю всех вас.
Довлатов.
Дорогой Сережа!
Недавно получил подряд несколько сильных плюх. Ну, в Кеннан не взяли это понятно; там деньги, престиж, длинная очередь. Ну, одна профессорша отказалась принять мою рецензию на Трифонова в качестве доклада на крошечной конференции под Нью-Йорком, а вместо этого предложила мне выступить в качестве русского литератора вместе с Моргулисом, Антоновичем и пр. — и это понятно, у них свои критерии. Но потом эту же рецензию отказался напечатать Перельман (причем в своей манере — два
