Иначе это очень плохо заканчивается.
Я жестом заказал еще пива. Взглянул на бокал Сьюзен. Она покачала головой.
На другом берегу бухты в воздух как-то неловко поднялся «Боинг-747». Оторвавшись от взлетной полосы в Логане, он с ревом устремился ввысь, прежде чем взять курс на запад. Лос-Анджелес? Сан- Франциско?
— Сьюз, — сказал я, — наши с тобой места на нем.
— На чем? — не поняла она.
— На самолете. Летящем на запад. Разрывающем мрачные оковы земли.
— Мне не нравится летать.
— Неужели?! — воскликнул я. — Значит, я наступил на больной палец?
— С чего ты взял?
— Тон, милая, тон разговора. Длина предложений, положение головы. Вспомни, я опытный сыщик. Разгадывать головоломки — мое ремесло. Что тебя разозлило?
— Не знаю.
— Это начало.
— Не смейся надо мной, Спенсер. Я не могу понять, на что я злюсь, на тебя или на происходящее. Может, из-за того, что я читала журнал «Мисс», может, из-за того, что слишком часто смотрела программы Марло Томаса. Я была замужем и развелась, наверно, я лучше тебя понимаю, с чем могла столкнуться жена этого человека.
— Быть может, все так и есть, — сказал я. Метрдотель сообщил, что наш столик свободен, и мы молча последовали за ним. Меню было огромным, напечатанным стильным шрифтом. Цена порции омара предусмотрительно не указывалась.
— Пусть ты лучше понимаешь, — продолжил я, — лучше можешь вникнуть в ее проблемы. Но почему ты злишься?
— Чопорность, — сказала Сьюзен. — Именно это слово я пыталась подобрать. Чопорность по отношению к маленьким шалостям женщины.
Появилась официантка. Я посмотрел на Сьюзен.
— Эскарготы[1], — сказала она, — и холодное мясо краба.
Я заказал разнообразные горячие закуски и бифштекс. Официантка удалилась.
— Не согласен с чопорностью, — возразил я. — Возможно, я бы назвал это непочтительностью.
— Решил проявить снисходительность, — усмехнулась Сьюзен.
— Нет. Возможно, я испытываю легкое беспокойство, если хочешь. Но не по отношению к ней, не по отношению к глупости всего мира. Тошнит от всевозможных движений. Меня тошнит от людей, которые считают, что новая система обо всем позаботится. Тошнит от людей, которые ставят дело впереди человека. Меня тошнит от людей любого пола, которые бросают детей и убегают. Ради работы, ради выпивки, ради секса, ради успеха. Это безответственно.
Официантка подала первые блюда. Мои закуски включали в себя моллюска «Казино», устрицу «Рокфеллер», жареную креветку, маринованную креветку и фаршированную шляпку гриба.
— Меняю шляпку гриба на улитку, — предложил я Сьюзен.
Она взяла щипчиками улитку и положила на мою тарелку.
— Гриб мне не нужен.
— Сьюзен, нет необходимости объявлять голодовку только потому, что тебя что-то разозлило. — Я вытащил улитку из ракушки и съел. — Последний шанс получить гриб.
Она покачала головой, я съел шляпку.
— Ты же не знаешь, почему она сбежала, — сказала Сьюзен.
— Никто из нас не знает.
— Но ты сразу предположил феминистские причины.
— Ты права, не нужно было этого делать.
— Я съем маринованную креветку, — сказала Сьюзен. Я переложил креветку на ее тарелку. Своей вилкой.
— Знаешь ведь, что это мои любимые, — сказал я.
— А также то, что ты равнодушен к фаршированным грибам.
— Стерва.
Сьюзен улыбнулась:
— Путь к раскаянию мужчины лежит через его желудок.
Все решила, как всегда, улыбка. Улыбка Сьюзен была цветной, объемной и со стереофоническим звучанием. Я почувствовал, как напряглись мышцы живота, что всегда происходило, когда я смотрел на нее, а она вот так вот улыбалась.
— Где ты была, черт возьми, двадцать лет назад? — спросил я.
