подписке газета всегда была в убытке.
К тому же «Новое русское слово», совершенно справедливо боявшееся утратить положение монополиста, шло на всевозможные уловки, чтобы осложнять положение конкурента. В ход шло все. Авторам ежедневной газеты недвусмысленно давали понять, что они не могут публиковаться в обоих изданиях. И авторам, и рекламодателям часто намекали, что в еженедельнике работают сотрудники КГБ. И так в продолжение всего срока существования «Нового американца».
В конце второго года накопившаяся усталость стала отражаться на отношениях между сотрудниками. Опять произошел раскол. Опять все сотрудники ушли, теперь от президента — Бориса Меттера. «Новый американец» нашел спонсора в лице хозяина «Руссики» (издательство и магазин), но потерял право на название, которое принадлежало Меттеру. Газета стала называться «Новый свет». Но рядом с номером нового издания в скобках помещался номер «Нового американца», потому что каждый надеялся, что прежнее название удастся вернуть тем, кому оно по праву принадлежит. То есть творческому коллективу.
Так оно и произошло. Через 9 недель газета стала снова выходить с названием «Новый американец».
Я ушла из «Нового американца» вместе со всеми, когда произошел второй раскол. Но, когда снова начал выходить «Новый американец», я в него уже не вернулась, потому что у нас с Сергеем родился сын. А когда нашему сыну было два месяца, Сергей ушел из «Нового американца». Уход был обусловлен нарушением издателем договора не вмешиваться в творческие дела. Главный редактор демонстративно ушел из своей газеты.
Закончился напряженный, но чрезвычайно интересный период, про который Довлатов говорил, как о лучшем времени в жизни, называя газету своим детищем.
Самый яркий период существования «Нового американца» — первые два с небольшим года, когда он родился и рос вместе с теми, кто его основал, и вместе с ними менялся.
Существование этой газеты становится теперь фактором историческим.
Елена Довлатова
Президент Борис Меттер
КАТЕРИНА ДОВЛАТОВА
Повторяю, это были лучшие дни моей жизни.
Перед вами та часть жизни Сергея Довлатова, которая является журналистским периодом, периодом его работы в газете «Новый американец». В этом издании собраны все «колонки редактора», статьи, интервью, отклики на злобу дня. Мне хотелось ознакомить российского читателя с Сергеем Довлатовым — нью-йоркским журналистом. Довлатов работал в многотиражках и до того, в Таллинне и Ленинграде, но это была своя газета, газета эмигрантов третьей волны, газета без надзора органов и партии. Это была независимая газета.
Об этом периоде жизни отца в России знают мало. За последние 15 лет, годы бурного интереса к жизни писателя, мне задали множество вопросов. И почти ни разу не спросили про тот период жизни, когда он был редактором русскоязычного нью-йоркского еженедельника. Мне трудно судить о жизни отца до моего рождения, но те два года, что он создавал «самую объемистую русскую газету» [1], я могу смело сказать — были самыми насыщенными и в его жизни, и в жизни нашей семьи в целом. В это время у нас дома произошли большие перемены: родился мой брат Коля. Первый Довлатов, ставший гражданином США.
В этом сборнике, который вы держите в руках, отражен именно этот период жизни Сергея Довлатова. Довлатов-писатель известен сейчас многим. О Довлатове-человеке все, кто считает себя вправе, уже рассказали подробно. А вот о работе Довлатова в газете почти не говорят. Вероятно, останавливает то, что Довлатов когда-то сказал сам. Что «когда он занимается журналистикой, задействовано другое полушарие его мозга», что у него меняется почерк, когда он «халтурит». И все же это не совсем так. Ведь журналистика бывает разная. «Новый американец» не был халтурой. Не был он и литературой, но он был детищем Сергея Довлатова. Отец создавал эту газету сам. Его интересовал каждый аспект издательского дела, от содержания номера до технических возможностей фотоувеличителя. Его так же интересовали проблемы каждого сотрудника. Ведь все жили как одна семья, и неудачи, а так же радости одного отражались на всем коллективе. Сначала работали в тесноте и на протяжении долгих месяцев добровольно работали бесплатно. Такое случается только с друзьями, и только, если все одержимы одной идеей. За те два года, 1980–1981, что выходил «довлатовский американец», «…мы двадцать раз горели. Пятнадцать раз закрывали лавочку. Четырежды умирали и возрождались»[2].
Все это происходило со сравнительно недавно приехавшими эмигрантами. Это были первые шаги в новой, непонятной стране. Первый опыт. Газета, которую они сами создали. После жизни в стране, где о таком даже помыслить было невозможно. Тогда все было внове, а это всегда оставляет самые яркие впечатления. «Это — первые робкие шаги в нескончаемых лабиринтах американского бизнеса. Это — невнятный лепет освобожденной младенческой речи. Это — слабые, едва уловимые толчки независимого сознания»[3].
Дела шли не очень гладко. Были ссоры и перемирия. Сплетни, обиды и объятия. Недаром в сотом, юбилейном, номере, всего за полтора месяца до ухода из газеты, отец написал: «И все-таки каждая неделя завершается праздником. Выходит 'Новый американец'. А ведь это — двести машинописных страниц. Объем 'Капитанской дочки'. Пятьдесят две 'Капитанских дочки' в год!..».[4]
Катерина Довлатова
Сергей Довлатов с сыном Николаем
Было все — и плохое, и хорошее. В какой-то момент плохое перевесило. Так бывает. Но и про это уже писали. Написал об этом и сам отец, в «Невидимой газете». Но ошибочно было бы думать, что художественное произведение полностью совпадает с действительностью. Особенно у Довлатова. В те годы я многого еще не понимала. И не мудрено, мне было всего 15 лет. Но я тоже была сотрудником газеты. И даже регулярно получала зарплату.
В моей памяти рождение «Нового американца» ассоциируется с огромным количеством телефонных звонков. Аппарат стоял в прихожей, которая была как бы продолжением гостиной, а перед ним кресло. И весь день папа был прикован к трубке — стоя, сидя, нервно подергивая ногой… мешая мне смотреть телевизор, который находился в гостиной.
Вероятно, из желания занять меня делом, а заодно и отвлечь от телепередач с «записанным смехом» (папа не мог принять юмора, где зрителю диктуют, в каких местах смеяться), он предложил мне переводить телевизионную программу для газеты. Каждую неделю, после школы, я ездила в Манхэттен, в редакцию. Часто возвращалась домой с отцом. Годы «Нового американца» были последними, когда я принимала
