Едем как-то в машине: Сичкин, Фима Берзон, жена Берзона – Алиса и я. Берзон – лопоухий, маленький и злобный. Алиса говорит Сичкину:
– Ответьте мне, Боря, как это женщины соглашаются работать в публичных домах? Обслуживают всех без разбора. Ведь это так негигиенично! И никакого удовольствия.
Сичкин перебил ее:
– Думаешь они так уж стараются? Всем отдаются с душой? Ну, первый клиент еще, может быть, туда- сюда. А остальные у них там идут, как Фима Берзон!
Лет тридцать назад Евтушенко приехал в Америку. Поселился в гостинице. Сидит раз в холле, ждет кого-то. Видит, к дверям направляется очень знакомый старик: борода, измятые штаны, армейская рубашка.
Несколько секунд Евтушенко был в шоку. Затем он понял, что это Хемингуей. Кинулся за ним. Но Хемингуей успел сесть в поджидавшее его такси.
– Какая досада, – сказал Евтушенко швейцару, – ведь это был Хемингуей! А я не сразу узнал его!
Швейцар ответил деликатно:
– Не расстраивайтесь. Мистер Хемингуей тоже не сразу узнал вас.
Рассказывают, что на каком-то собрании, перед отъездом за границу, Евтушенко возмущался:
– Меня будут спрашивать о деле Буковского. Снова мне отдуваться? Снова говно хлебать?!
Юнна Мориц посоветовала из зала:
– Раз в жизни объяви голодовку…
Юнна Мориц в Грузии. Заказывает стакан вина. Там плавают мухи.
Юнна жалуется торговцу-грузину. Грузин восклицает:
– Где мухи – там жизнь!
Алешковский рассказывал:
Эмигрант Фалькович вывез из России огромное количество сувениров. А вот обычной посуды не захватил. В результате семейство Фальковичей долго ело куриный бульон из палехских шкатулок.
Алешковский уверял:
– В Москве репетируется балет, где среди действующих лиц есть Крупская. Перед балериной, исполняющей эту роль, стоит нелегкая хореографическая задача. А именно, средствами пластики выразить базедову болезнь.
Томас Венцлова договаривался о своей университетской лекции. За одну я беру триста долларов. За вторую – двести пятьдесят. За третью – сто. Но эту, третью я вам не рекомендую.
В Нью-Йорке гостил поэт Соснора. Помнится, я, критикуя Америку, сказал ему:
– Здесь полно еды, одежды, развлечений и – никаких мыслей!
Соснора ответил:
– А в России, наоборот, сплошные мысли. Про еду, про одежду и про развлечения.
Оказался в больнице. Диагноз – цирроз печени. Правда, в начальной стадии. Хотя она же, вроде бы, и конечная. После этого мои собутыльники по радио «Либерти» запели:
«Цирроз-воевода дозором
Обходит владенья свои…»
Сцена в больнице. Меня везут на процедуру. На груди у меня лежит том Достоевского. Мне только что принесла его Нина Аловерт. Врач-американец спрашивает:
– Что это за книга?
– Достоевский.
– «Идиот»?
– Нет, «Подросток».
– Таков обычай? – интересуется врач.
– Да, – говорю, – таков обычай. Русские писатели умирают с томом Достоевского на груди.
Американец спрашивает:
– Ноу Байбл? (Не Библия?)
– Нет, – говорю, – именно том Достоевского.
Американец посмотрел на меня с интересом.
Когда выяснилось, что опухоль моя – не злокачественная, Лена сказала:
«Рак пятится назад…»
Вышел я из больницы. Вроде бы поправился. Но врачи запретили мне пить и курить. А настоятельно рекомендовали ограничивать себя в пище. Я пожаловался на все это одному знакомому. В конце и говорю:
– Что мне в жизни еще остается? Только книжки читать?!
Знакомый отвечает:
– Ну, это пока зрение хорошее…
Диссидентский романс:
«В оппозицию девушка провожала бойца…»
Волков начинал как скрипач. Даже возглавил струнный квартет. Как-то обратился в Союз писателей:
– Мы хотели бы выступить перед Ахматовой. Как это сделать?
Чиновники удивились:
– Почему же именно Ахматова? Есть более уважаемые писатели – Мирошниченко, Саянов, Кетлинская…
Волков решил действовать самостоятельно. Поехал с товарищами к Ахматовой на дачу. Исполнил новый квартет Шостаковича.
Ахматова выслушала и сказала:
– Я боялась только, что это когда-нибудь закончится…
Прошло несколько месяцев. Ахматова выехала на Запад. Получила в Англии докторат. Встречалась с местной интеллигенцией.
Англичане задавали ей разные вопросы – литература, живопись, музыка.
Ахматова сказала:
– Недавно я слушала потрясающий опус Шостаковича. Ко мне на дачу специально приезжал инструментальный ансамбль.
Англичане поразились:
– Неужели в России так уважают писателей?
Ахматова подумала и говорит:
– В общем, да…
Миши Юпп сказал издателю Поляку:
– У меня есть неизвестная фотография Ахматовой.
Поляк заволновался:
– Что за фотография?
