столу, как рекруты. Закуски отливали всеми цветами радуги. Шум стоял невообразимый.
Тамбовский волк лежал под столом, грыз рафинад и время от времени орал: «Горько!»
Молодые поселились у Нади в комнате с окном на бульвар. Волку постелили в коридоре.
Теперь Джон Смит и Надя каждое утро ехали вместе на работу в полупустом девятом трамвае. Джон вынимал из чемоданчика инструменты и уходил в машинное отделение, а Надя раскладывала на столе чистые бланки и копировальную бумагу. С заказчиками теперь она вела себя приветливее.
Однажды шпион постучался в кабинет заведующего.
— Понимаете, какая штука, — сказал он, — я тут перелистывал техническую литературу и подумал: а что, если карданную ось соединить под углом с одним из валиков и одновременно снизить обороты передаточного диска? Таким образом можно коэффициент изнашиваемости ткани в процессе обработки практически свести к нулю. Вот посмотрите.
Джон порылся в карманах спецовки, достал лист бумаги и моментально начертил схему.
— Интересная мысль, — сказал заведующий, — вы мне оставьте эту бумажку, я на досуге подумаю.
Джон Смит вышел из кабинета, насвистывая «Лалабай оф бердленд», а директор в это время с интересом разглядывал схему, которую шпион рассеянно начертил на обратной стороне миниатюрной географической карты, где птичкой был отмечен советский ракетодром в квадрате У-15.
На следующий день заведующий вызвал Джона Смита к себе.
— Входи, Петр Иванович, присаживайся. Что это ты всегда такой нерешительный и робкий? Посмелее надо быть. Я бы даже сказал, понахальнее. Ну-ка, брат, хлопни меня по шее! Да не бойся ты, хлопни! Здорово, мол, Кузьма Петрович! Размахнись и хлопни, кому говорю.
Джон Смит покорно размахнулся, но тотчас же замедлил движение и осторожно убрал пылинку с директорского пиджака.
— Э-э… — сказал директор, — ну да ладно. Садись, Петр Иванович, располагайся. Обдумал я твое изобретение, вник, как говорится. Здорово, ей-богу, здорово ты это придумал. Оригинально. Тысячи рублей экономии может дать твое изобретение. Решили к майским праздникам тебя премировать, а портрет — на Доску почета! Молодец, Петр Иванович, орел! Кулибин!
Директор с чувством пожал шпиону руку.
— Как у тебя с жилплощадью? — спросил он.
— Тесновато, конечно, — сказал Джон Смит, — но в общем ничего, жить можно.
— Дадим квартиру, — сказал заведующий, — первым будешь на очереди. Мы эту самую рационализацию очень поощряем, стимулируем, как говорится. Сам знаешь, какое значение приобрела химчистка в наши дни. Он, — директор указал на портрет Менделеева, — все это гениально предвидел. Наши задачи состоят в том, чтобы воплотить в жизнь его мечты и планы. В первую очередь для этого нужно освоить методы родственных предприятий у нас и за рубежом. В общем, мы хотим послать тебя в командировку. Есть два пункта — Нью-Йорк и Сыктывкар. На выбор. Что тебе больше по вкусу?
— Сыктывкар, — ответил Джон Смит, не задумываясь.
Директор слегка удивился.
— То есть, я понимаю, идейно тебе, конечно, ближе Сыктывкар, — сказал он, — но ведь, с другой стороны, — Америка, пальмы, попугаи…
— Чего я там не видел, — сказал разведчик, — поеду в Сыктывкар.
— Ну, как хочешь. Может, ты и прав. Во-первых, ты, брат, лысоватый и потому не можешь вполне достойно представлять наш народ за границей. Еще, чего доброго, подумают, что в СССР все лысые. К тому же языков, поди, не знаешь. А ведь они там, как сбесивши, все не по-русски шпарят. Так что, может, ты и прав. И вообще, ты для Запада больно уж тихий. Столько времени знакомы, а я голоса твоего не слыхал. Ну-ка, спой что-нибудь. Спой, не стесняйся. Хочешь, вместе споем: «Раскинулось море широко…»
Через неделю Джон Смит обнял жену, сел в поезд и уехал в Сыктывкар. Долгое время на поворотах ему был виден темный от дождя перрон, далеко выступающий вдоль железнодорожных рельсов, и две застывшие фигурки на нем: Надина в широком дождевике, а возле ее ног маленькая и взъерошенная — тамбовского волка.
В Сыктывкаре шпион провел четыре дня. Он обошел все родственные предприятия, побывал в библиотеке и картинной галерее, а также посетил местный краеведческий музей, где осмотрел хребет вымершего доисторического животного семги.
На четвертый день шпион заметил, что скучает. Он долго бродил под фонарями городского парка, выпил рюмку водки в ресторане «Пингвин», но мысли его были далеко, в Москве.
Разведчик пересек центральную площадь, обогнул гранитный монумент и вдоль забора, над которым видны были освещенные окна больницы, бездумно зашагал к горизонту.
На пути ему встретилась фанерная крашеная будка под вывеской «Пневматический тир». Джон Смит зарядил ружье, облокотился на барьер и выстрелил в пузатого Дядю Сэма, который со стуком опрокинулся, а на его месте вырос негр в комбинезоне.
— Меткий выстрел, — похвалил хозяин тира.
От этих слов Джон Смит, как и любой другой мужчина на его месте, слегка повеселел.
Подняв воротник плаща, разведчик под конвоем собственной тени брел через картофельное поле туда, где мерцали над землей огни аэропорта.
— Который на Москву? — спросил он у заспанного диспетчера.
— Кажись, вот тот, — ответил диспетчер и указал на серебристый лайнер ТУ-104.
Джон Смит поднялся в салон, неслышно прошел по ковровой дорожке вдоль кресел и сел у окна.
Когда из мрака выступили огни русской столицы, бесчисленные светящиеся трассы, Джон Смит закурил, чтобы скрыть волнение.
— Застегните ремни, — приказала стюардесса.
Через час разведчик был у своего порога. Надя осторожно приоткрыла дверь. На ней был пестрый фланелевый халатик.
— Это ты? — спросила Надя.
— Я, — ответил шпион, — ты рада?
— Я не рада, — сказала Надя, — я ни капельки не рада. Я счастлива.
В этот миг кто-то лизнул ему руку. В дверях стоял тамбовский волк, по-собачьи виляя хвостом.
В химчистке Джона Смита встретили приветливо.
— Это ты, — сказал директор, — вернулся?
Разведчик кивком головы подтвердил эту гипотезу.
— Материалы привез?
— Да. Вот они.
— А мы тебя заочно в местком избрали. Оказали доверие. Человек ты справедливый, идейно закаленный. В общем, проголосовали единодушно.
— Кузьма Петрович, разве я достоин?
— Народу, брат, видней.
Джон Смит вышел в коридор, прочитал очередной номер стенной газеты «Брак мой — враг мой!», а когда он направился в машинное отделение, то увидел на Доске почета, на малиновом бархатном фоне свой портрет.
Шпион невольно расправил плечи.
Дни потянулись вереницей.
Однажды утром, когда Джон Смит перелистывал свежий номер «Московского комсомольца», Надя сказала ему:
— Знаешь, что ты произнес сегодня ночью? Ты сказал: «Гуд бай».
Джон Смит притворно рассмеялся.
— А, — сказал он, — это я готовил уроки. Я ведь, милая, на курсы записался, иностранных языков. Мечтаю «Сагу о Форсайтах» в подлиннике читать. Да и вообще без языка в наше время не обойтись.
