дружище Расс.
Я положил револьвер на подлокотник и сложил ладони на коленях.
— Хорошо. Пусть именно это мне и хотелось услышать.
— Ну что ж, я рад буду рассказать тебе об этом, хотя это и нарушает обещание, данное Грейс. Дело в том, Расс, что ее всегда страшила одна лишь мысль... как бы не упасть в твоих глазах. Я знал, Грейс достаточно напугана, чтобы пойти на убийство Эмбер. Я видел эти шрамы на ее подошвах. Вообще я видел все, через что ей пришлось пройти из-за этой вот мамочки. Поздно ночью третьего июля она ушла от меня, полупьяная и с вполне конкретными намерениями в голове. Я поехал следом за ней. В итоге же я обнаружил лишь мертвую женщину, лежащую в спальне Эмбер, вот здесь, и стоящую вон там Грейс, которую выворачивало наизнанку. Я снова отвез ее к себе. Это дело рук Пэриша, точно говорю тебе. Ему хотелось выдать все это за дело рук Глаза, но когда он понял, что вместо Эмбер пристукнул Элис, решил вернуться и убрать все следы случившегося в надежде на то, что никто ни о чем не узнает. А если даже и узнают, то доложат опять же
Про себя я улыбнулся, хотя и не уверен, что улыбка не отразилась на моем лице. С лица же Эмбер не сходило выражение нескрываемой ненависти.
— Ну что ж, неплохая версия. Да вот только не стыкуется с рассказом Грейс. Она ведь мне обо всем рассказала. И Мартину Пэришу тоже все рассказала.
Я знал, это самое слабое место моей легенды, поскольку представляет чистую ложь, — Грейс ни в чем мне не призналась. Если связь между ними действительно настолько прочна, как я думаю, то Вальд вполне может упереться рогом и стоять до конца. Если же нет, он может дать слабину и начнет путаться в собственных показаниях.
Он только плечами пожал.
— Что бы ни сказала тебе Грейс, это остается всего лишь словами полоумного ребенка. Со своей стороны я сделал все, чтобы защитить ее. Да, мы в самом деле занимались с ней любовью. Я не отрицаю, я воспылал к ней чистой и неподдельной страстью, а также с гордостью признаю тот факт, что трахал ее в то самое время, когда ты, Эмбер, пыталась заставить меня ползать у твоих царственных ног. О, насколько же это было сладостное занятие! Не стану также отрицать и того, что научил ее, как стать самой чувственной, самой нежной женщиной в мире. Но я сдаюсь. Если она все же хочет, чтобы я взял на себя ответственность за это дело один, то единственное, что я могу сделать, так это — нанять хорошего адвоката.
Он встал, и я поднял пистолет.
— То есть ты, Эрик, хочешь сказать, что мы увидимся в зале суда?
— Это последнее место, куда я хотел бы попасть. Ты прекрасно понимаешь, любой процесс разрушит мою карьеру. После подобного скандала человек просто не может вести нормальную жизнь, даже если сам окружной прокурор поднимет лапки кверху и заявит, что снимает с него все обвинения. А как быть с Пэришем и Хэйтом? У этого тандема поистине беспроигрышные шансы — ухватить за задницу уже
Он улыбнулся и посмотрел на Эмбер.
— А ты? Ты только посмотри на себя. Самая смазливая в мире сучка.
Эмбер шагнула вперед и отвесила Вальду пощечину. Он чуть отклонился от удара, на лице его по- прежнему блуждала улыбка.
— Вы оба — ниже меня. И не смеете прикасаться ко мне даже пальцем. Погрязшая в деньгах шлюха и тупой экс-полицейский, возомнивший себя великим писателем. Просто удивительно, как это вам вообще удалось сотворить такую... красотку, как Грейс.
Когда Эмбер заговорила, голос ее дрожал, и, пожалуй, это был единственный случай во всей моей жизни, когда я не заметил в ней даже тени наигранности.
— Учти, Эрик, тебе это так просто не сойдет с рук. Ни то, что ты сделал с Грейс. Ни то, что ты сделал с Элис.
— Молчи, глупая сука. Да мне и так уже все сошло с рук. Единственное, о чем я действительно сожалею, так это о том, что не получил удовольствия размазать твои мозги по этому ковру.
При этих словах в комнату неожиданно шагнул Мартин Пэриш — из шкафа, в котором хранились многочисленные наряды Эмбер. В одной руке он держал портативный магнитофон, в котором все еще помаргивала красная лампочка, а в другой — устрашающих размеров револьвер, «магнум» сорок четвертого калибра.
— Гав-гав, — сказал он.
Вальд посмотрел сначала на него, потом на Эмбер и наконец на меня.
— Мы все прекрасно знаем: подобные записи не признаются судом в качестве вещественного доказательства. Это последнее, что я скажу вам без своих адвокатов. Точнее предпоследнее. Последним же будет то, что насрать мне на всех вас, болваны чертовы. Я на голову выше любого из вас и уже смог доказать это. И пока ты, Монро, будешь гнить в тюрьме, я женюсь на твоей дочери. А ты, Пэриш, не смей даже пальцем ко мне прикасаться. Я поджарю тебя, как кусок собачатины, коим ты, в сущности, и являешься. Советую тебе и впредь держаться своего обвинения против Рассела. Тогда мы с тобой и дальше сможем на пару бороться с преступностью.
Пэриш покачал головой.
— Пока ты начнешь приводить в действие свой план, протяни-ка руки, чтобы я смог надеть на них наручники по обвинению в убийстве Элис Фульц и растлении несовершеннолетней Грейс Вилсон. Мы сами направим обвинение твоему адвокату.
— Не забудь только упомянуть в нем про кражу чужого имущества, — сказал я. — В частности моего пистолета. Если бы все развивалось по новому плану Эрика, то завтра утром полиция уже занималась бы расследованием убийства и самоубийства, совершенных в этой самой комнате.
После того как Пэриш сковал руки Вальда за спиной, он повернул его к себе лицом и с такой силой двинул ему кулаком под дых, что я расслышал свист воздуха, вырвавшегося из горла Эрика.
Вальд качнулся, каким-то образом устоял на ногах, в чем ему, несомненно, помогло длительное увлечение искусством восточных единоборств. Тогда Пэриш двинул ему еще раз, после чего Эрик, хватанув ртом воздуха, рухнул как взорванное динамитом здание.
— Ну какая же милая картинка, — сказала Эмбер. — Жаль только, что я
Пэриш позвонил в диспетчерскую, вызвал две патрульные машины, всегда ожидающие на улице, и отдал распоряжение об аресте Грейс Вилсон, которая, как мы и предполагали, поджидала победного возвращения Вальда у него дома.
Пэриш сообщил, что Глаза не удалось задержать, несмотря на массированные, хотя и слишком запоздалые усилия, предпринятые управлением шерифа и властями лос-анджелесского аэропорта.
Пятью минутами позже четверо сотрудников управления увезли Эрика. А мы трое — Эмбер, Пэриш и я — продолжали стоять в ее спальне, где, собственно, и началось все это безумие.
Не могу поручиться за то, что знаю, о чем думали остальные, но сам я... у меня было такое ощущение, будто я стою на краю угрожающе раскачивающейся пирамиды, которая едва было не рухнула и не убила нас всех. Она и сейчас еще раскачивается, потому что к числу имеющихся у нас достоверных фактов относятся лишь наша — Марти и моя — страсть к этой женщине, наше участие в ее прошлой судьбе, наша попытка вторгнуться в ее настоящее и... жуткая правда о Грейс, которую мы только теперь наконец-то начали понимать...
К числу менее значительных фактов, однако занимающих весьма существенное место в моих мыслях, относится следующий: как могли мы с Мартином настолько поверить в виновность друг друга, что позволили Вальду исподволь стравливать нас? Меня мучило, как мог я предать честного человека, некогда являвшегося моим другом?
Озадаченное и явно смущенное выражение, застывшее на лице Мартина, свидетельствовало о том же