я, — сказал Юпп, — там запечатлен я на могиле Ахматовой в Комарове.
Миша Юпп говорил своему приятелю:
— Ко мне довольно часто являются за пожертвованиями. Но выход есть. В этих случаях я перехожу на ломаный английский.
Приятель заметил:
— Так уж не старайся.
Гриша Поляк был в гостях. Довольно много ел. Какая-то женщина стала говорить ему:
— Как вам не стыдно! Вы толстый! Вам надо прекратить есть жирное, мучное и сладкое. В особенности сладкое.
Гриша ответил:
— Я, в принципе, сладкого не ем. Только с чаем.
Блюмин рассказывал, как старая эмигрантка жаловалась мужу:
— Где моя былая грация? Где моя былая грация?
Муж отвечал:
— Сушится, Фенечка, сушится.
К нам зачастили советские гости. Иногда — не очень близкие знакомые. В том числе и малосимпатичные. Все это стало мне надоедать. Мама бодро посоветовала:
— Объясни им — мать при смерти.
Лена возражала:
— В этом случае они тем более заедут — попрощаться.
Эмигрантка в Форест-Хиллсе:
— Лелик, если мама говорит «ноу», то это значит — «ноу»!
В Ленинград приехала делегация американских конгрессменов. Встречал их первый секретарь Ленинградского обкома Толстиков. Тут же состоялась беседа. Один из конгрессменов среди прочего заинтересовался:
— Каковы показатели смертности в Ленинграде?
Толстиков уверенно и коротко ответил:
— В Ленинграде нет смертности!
Беседовал я с одним эмигрантом. Он говорил среди прочего:
— Если б вы знали, как я люблю телячий студень! И шашлыки на ребрышках! И кремовые пирожные! И харчо!
— Почему же, — спрашиваю, — вы такой худой?
— Так ведь я кушаю. Но и меня кушают!
Самый короткий рассказ:
«Стройная шатенка в кофточке от «Гучи» заявила полной блондинке в кофточке от «Лорда Тейлора»:
— Надька, сука ты позорная!»
Зашла к нашей матери приятельница. Стала жаловаться на Америку. Американцы, мол, холодные, черствые, невнимательные, глупые… Мать ей говорит:
— Но у тебя же все хорошо. Ты сыта, одета, более-менее здорова. Ты даже английский язык умудрилась выучить.
А гостья отвечает:
— Еще бы! С волками жить…
Произошло это в грузинском ресторане. Скончался у молоденькой официантки дед. Хозяин отпустил ее на похороны. Час официантки нет, два, три. Хозяин ресторана нервничает — куда, мол, она могла подевалась?! Некому, понимаешь, работать…
Наконец официантка вернулась. Хозяин ей сердито говорит:
— Где ты пропадала, слушай?
Та ему в ответ:
— Да ты же знаешь, Гоги, я была на похоронах. Это же целый ритуал, и все требует времени.
Хозяин еще больше рассердился:
— Что я, похороны не знаю?! Зашел, поздравил и ушел!
Моя жена училась водить автомобиль. Приобрела минимум технических знаний. Усвоила некоторое количество терминов. И особенно ей полюбился термин «wheel alignment» (выравнивание колес, центровка). Она с удовольствием произносила:
— Надо бы сделать вил элаймент… Вил элаймент — это главное…
Как-то раз мы вспомнили одного человека. Я сказал:
— У него бельмо на глазу.
Моя жена возразила:
— Это не бельмо. Это что-то другое. Короче, ему надо сделать вил элаймент.
Бахчанян сообщил мне новость:
— Лимонов перерезал себе вены электрической бритвой!
Сложное в литературе доступнее простого.
Романс диетолога:
Романс охранника:
Серманы были в Пушкинском театре. Показывали «Бег» с Черкасовым. Руфь Александровна страшно переживала. Особенно ее потряс Черкасов в роли генерала Хлудова. Она говорила мужу:
— Что с ним будет? Что с ним будет?
Илья Захарович ответил:
— А что с ним будет? Дадут очередную сталинскую премию.
Сорок девятый год. Серман ожидает приговора. Беседует в камере с проворовавшимся евреем. Спрашивает его:
— Зачем вы столько крали? Есть ли смысл?
Еврей отвечает:
— Лучше умереть от страха, чем от голода!
Томашевский и Серман гуляли в Крыму. Томашевский рассказывал:
«В тридцатые годы здесь была кипарисовая аллея. Приехал Сталин. Охрана решила, что за кипарисами могут спрятаться диверсанты. Кипарисовую аллею вырубили. Начали сажать эвкалиптовые деревья. К сожалению, они не прижились…»
— И что же в результате?
Томашевский ответил:
— Начали сажать агрономов…
У Аксенова заболели почки. Саша Перуанский рассказывал:
— Я решил позвонить Васе. Подошла Майя. Я начал очень деликатно: «Вася еще подходит к телефону?» Подошел Вася. Я говорю ему: «Не падай духом, старик. У меня был рак почки. Доктор сказал, что года не протяну. В результате почку мне удалили. Я стал импотентом. Но прожил уже четыре года…»
Перуанский закончил:
— Вася так приободрился!
У советского композитора Покрасса был родственник — американский композитор Темкин. Покрасс сочинял кавалерийские марши. Темкин — музыку к голливудским фильмам.
Известно, что Сталин очень любил кино. И вот был однажды кремлевский прием. И Сталин обратился к Дмитрию Покрассу:
— Правда, что ваш брат за границей?
Покрасс испугался, но честно ответил:
— Правда.
— Это он сочинил песенки к «Трем мушкетерам»?
— Он.
— Значит, это его песня — «Вар-вар-вар-вара…»?
— Его.
Сталин подумал и говорит:
— Лучше бы он жил здесь. А вы — там.
Блок отличался крайней необщительностью. Достаточно сказать, что его ближайший друг носил фамилию — Иванов.
Меркантилизм — это замаскированная бездарность. Я, мол, пишу ради денег, халтурю и так далее. В действительности халтуры не существует. Существует, увы, наше творческое бессилие.
Один эмигрант вывез из Союза прах нелюбимой тещи. Объяснил это своим принципиальным антибольшевизмом. Прямо так и выразился:
— Чтобы не досталась большевикам!
Все интересуются, что там будет после смерти?
После смерти начинается — история.
На литературные темы
Уроки чтения
Был чей-то день рождения, не помню… Собрались писатели, художники, так называемая вторая культурная действительность. Хозяин в шутку предложил:
— Давайте объявим конкурс на лучшее… постановление.
Художник Енин[1] голосом знаменитого диктора Левитана произнес:
— Отмечая шестидесятилетний юбилей Советского государства, ленинский Центральный Комитет выносит постановление: «НЕЛЬЗЯ!..»
Слово взял поэт Антипов:
— Ленинский Центральный Комитет постановляет также: «За успехи в деле многократного награждения товарища Брежнева орденом Ленина — наградить орден Ленина орденом Ленина!»
Высказался и прозаик Машков:
— В целях дальнейшего усиления конспирации групком инакомыслящих постановляет…
Машков дождался полной тишины, оглядел собравшихся и хмуро закончил:
— Именовать журнал «Континент» журналом «КонтинГент»…
Кто-то рассмеялся. Я задумался.
Действительно, конспираторы мы неважные.
Звонит приятель:
— У тебя есть… ну, этот… «Дед Архип и Ленька»? Достань. Можешь достать?
— Да зачем тебе? Ты что, Горького перечитываешь?
— Какой ты, ей- богу!.. Да «Архипелаг» мне нужен, «Архипелаг ГУЛАГ», по-нашему — «Архип»…
Ведь знаем, что телефонные разговоры прослушиваются. Ведь обыски были у знакомых. Кто-то работы лишился, а кто-то и сидит…
Вот уже третий год я читаю одну нелегальщину. К обычной литературе начисто вкус потерял. Даже Фолкнера не перечитываю. Линда Сноупс, мулы, кукуруза… Замечательно, гениально, но все это так далеко…
Снабжает меня книгами, в основном, писатель Ефимов. То и дело звоню ему:
— Можно зайти? Долг хочу вернуть…
Наконец Ефимов рассердился:
— Мне тридцать человек ежедневно звонят, долги возвращают… Меня же из-за вас посадят как ростовщика… Придумайте что-нибудь более оригинальное…
В «Континенте» появляется мой рассказ. Об этом знают все. Да я и не скрываю. В борьбе тщеславия с осторожностью побеждает тщеславие.
Заглянул на книжный рынок. Хожу, присматриваюсь. Мелькнула глянцевая обложка «Континента». Так и есть, одиннадцатый номер. Мой. С моим бессмертным творением.
— Сколько? — интересуюсь.
Маклак, оглядываясь, шепчет:
— Тридцать…
Затем, нахально усмехнувшись, добавляет:
— А с автора — вдвойне!..
«Континент» в Ленинграде популярен необычайно. Любым свиданием, любым мероприятием, любой культурно-алкогольной идеей готов
