компактную территорию с протяжённой береговой линией и относительно короткими восточной и западной границами, а также со столь этнически однородным населением как никогда за предыдущие 500 лет.
План этот столь своеобразен, что кажется почти намыслимым. Но так ли это на самом деле? Обратимся ещё раз к опыту Первой мировой войны. В ходе военных действий, как мы помним, такое государство как Сербия было, казалось, стёрто с лица земли. Армия и правительство вынуждены были отступить за пределы национальной территории. И что же? Через пару лет Сербия возродилась в виде гораздо более внушительного государственного образования — Югославии. Была ли заплаченная за это цена чрезмерно велика? Таких государств как Польша и Чехословакия и вовсе не существовало — разве что в виде каких-нибудь национальных комитетов и «легионов». Один раз такое уже удалось, причём тем же самым людям! Почему бы было не рискнуть во второй? Думается, замысел, вопреки первому впечатлению, был вполне реалистичен. Более того, обречён, в сущности, с самого начала полностью или частично на успех. Словом, истинный шедевр хитроумия.
— Ну, насколько я помню, такая схема уже применялась на практике, — вспомнила Кэт, — Королевство Сардиния участвовало в Восточной войне против России, и ее войска участвовали в осаде Севастополя.
— Да, именно так, — согласилась Юнона, — Я бы добавила, что подобную схему использовали сионисты, и в результате появилась декларация лорда Бальфура — отправная точка для возрождения государства Израиль. Добавлю, что как оккупированной стране Польше не пришлось бы гнать на фронт поколение за поколением, принося в жертву значительную часть своего мужского населения. Так полагали наши польские политики, исходя из опыта предыдущей войны, когда оккупация была, конечно, неприятным и унизительным, но в целом довольно сносным явлением. То, что на деле получилось несколько иначе, они не могли предвидеть.
Итак, армия после короткого, но героического сопротивления должна была капитулировать. Понятно, что сдаваться без борьбы нельзя было ни в коем случае — по многим причинам. Далее обеспечивать присутствие польского знамени на поле боя — а польскому правительству место за столом мирной конференции — должны были польские части и соединения в составе союзнических армий ('легионы'). Как мы видим, полное соответствие традиционной схеме, оправдавшей себя за предыдущие полтора века.
— Да, если вспомнить капитуляцию Греат Бритаина, то во многом похоже. И «героическое» сопротивление армии, и правительство в изгнании, — вставила Саманта, — Возникает вопрос, а не является ли данная схема бритаинской разработкой? Может что-то похожее было и до времен Наполеона?
— Интересный вопрос! — вскинула брови Юнона, — Попробую покопаться в истории и найти истоки образования данной схемы. Что-то мне подсказывает, что подобное должно быть в Ветхом завете. Но вернемся к нашим баранам. Точнее к моей родной Польше. Главным доказательством того, что такой план действительно существовал (помимо того факта, что именно он был реализован), является внешняя политика Польши в последние предвоенные годы. С одной стороны, Польша расчищала путь Германии, блокируя систему коллективной безопасности. С другой стороны, последовательно отказывалась от союза с Германией, несмотря на неоднократные предложения со стороны последней. Более того, в последние месяцы перед войной Польша как нарочно (может быть, действительно нарочно?) усиливает преследования немецкого меньшинства, вплоть до физического насилия, отвечает решительным «нет» на все мирные предложения из Берлина. А ведь Германия хотела не так уж много — разрешения на строительство автобана в Восточную Пруссию через Польский коридор, признания прав Райха на Данциг, причём Данциг должен был экономически оставаться в сфере влияния Польши. Взамен полякам было обещано признание Германией послевоенных границ. Т. е., поляки могли узаконить все свои аннексии за счёт Германии, уступив той вольный город Данциг, который Польше так и так не принадлежал! Иначе говоря, Польше было предложено сохранить своё, отдав чужое. Разве это плохая сделка? Но Польше не нужно было мирное урегулирование. Польше нужна была война. Большая война. Война, в которой Германия и СССР будут побеждены западными союзниками, ибо именно за счёт Германии и СССР планировала Польша реализацию своих великодержавных замыслов.
Известно, что нащупывая почву для соглашения фон Риббентроп встречался 6 и 16 января 1939 года с нашим польским премьером Беком. Разговор зашёл ни более ни менее как о Советской Украине. Германская сторона дала понять, что имеет виды на Украину. Но если польское правительство имеет схожие планы, то в интересах взаимопонимания немцы уступят Польше дорогу. И Бек подтвердил, что Польша сохраняет свои притязания на Украину… По логике вещей, если хочешь завладеть Украиной, то заключай союз с Германией и иди завоёвывать эту самую Украину. Так, видимо, и была понята ситуация немцами. Но не тут-то было. От союза поляки всё-равно отказались. Так где же логика? Территориальные претензии к Советскому Союзу имеются, а от единственного (на первый взгляд) способа их удовлетворить отказываются! Какой из этого следует вывод? Как собирался Бек завладеть Украиной?
Есть такая внешнеполитическая максима: дружи не с соседом, дружи через соседа. Или, в другой редакции: враг моего врага — мой друг. 'Через соседа' для Германии означало Советский Союз, равно как и наоборот. Провоцируя и ту и другую страну, Польша буквально толкала их к сближению. Пресловутый пакт Молотова-Риббентропа был подписан в Москве, но составлен в Варшаве! В Европе была только одна страна, способная организовать столь противоестественное соглашение — моя родная Польша. Только моей Польше был нужен и выгоден «союз» между СССР и Германией и война западного альянса против этого «союза». И только моя Польша могла всё это устроить, хотя бы и принеся саму себя в жертву. Во временную, впрочем, жертву, которая затем должна была сторицей окупиться.
Особого внимания заслуживает инцидент в Гляйвице. Чья это была в конце концов провокация? В самом деле немецкая? Какие есть тому доказательства? Сомнительная, мягко говоря, история. Вопрос требует дополнительного исследования.
— Хм, то есть ты считаешь, что Марта права? — удивилась Саманта.
— Похоже на то, — согласилась Юнона, — Скорее всего радиостанция была захвачена нашими польскими солдатами, а затем в бой вступили переодетые в польскую форму германские уголовники, или же это произошло одновременно. А может и вообще, это были только поляки. Я этого тоже не исключаю, ведь на кону была грандиозная халява — за чужой счет увеличить размеры государства!
Конечно, соотношение сил при этом у нас в Польше оценили совершенно неверно. Как мы знаем, уже в сентябре 1939 года План дал первый сбой. Англия и Франция не стали объявлять войну СССР. Однако польское лобби в Лондоне не теряло надежд. Случай представился полгода спустя, когда, в связи с советско-финским конфликтом, англо-французы стали готовить удар по Баку. То есть, они готовились бомбить потенциального союзника, чтобы помочь своему врагу! Всё это настолько абсурдно и настолько противоречит жизненным интересам Англии и Франции, что тут и без очков можно без труда разглядеть длинные уши нашей польской интриги.
Развитие событий пошло не вполне по Плану. Иной раз агрессор предстаёт перед лицом мировой общественности в качестве невинной жертвы. Увы! Конечно, во мне вопит моя польская кровь и польский гонор, но я считаю, что лучше признать свои заблуждения, чем жить в идиотском мире иллюзий. Мне гораздо приятней быть нормальным человеком, чем рупором идей польской политики.
— То есть, ты сумела вырвать из себя кусок дури, который заставлял тебя смотреть на мир сквозь кривые стекла? — восхитилась Саманта.
— Да, — покраснела Юнона, — Это было трудно, и я рада, что вы отнеслись к моему столь запоздалому прозрению без подначек и иронии. Знаете, в этом плане меня больше всего бесят всякие политики-уроды из других стран, которые размахивают польской картой, как своей собственной! Как будто это они пережили ужас бомбардировок в Варшаве, как будто это их загоняли в концетрационные лагеря. Я понимаю, что мои соотечественники еще имеют какое-то моральное право лгать о том, что мы поляки невинные жертвы — это в конце концов польская ложь, и нам полякам эту сотворенную нами же ложь и ее последствия и расхлебывать, но другие, которые наживают на этом политический капитал! Впрочем, чему я удивляюсь? Это ведь очень удобно! Отвечать ведь за все придется не им, а нам!
— Увы, Юнона, — грустно заметила Кэт, — Тут ты права на все сто. Грязные политики всегда сумеют выйти сухими из воды, а отвечать за их ошибки будут те, кто никакого отношения к их грязным играм не имел.
— Да, — кивнула Юнона, — Натали Одинцоффа права — если человек говорит четко и ясно — значит
