огрех. Но снежинки идеальны. Абсолютно. Каждая из них имеет уникальный, беспредельно очаровательный узор. Узор, который человеку, даже самому одаренному, недоступен. Он не сможет создать нечто подобное. Лишь природе доступно искусство снежинок. И, черт возьми, у нее получается до неприличия здорово! Я так думал. Видимо, потому что считал, что в этом искусстве у природы не имеется конкурентов. Да, в общем-то, так бы и считал, не увидь зимнюю Зону.
Он совсем другой и ощущается иначе. По-другому тает и по-другому ложится. Узор у него совсем другой. Лучше. Идеальней. И, смотря на него, ты не веришь в его существование. Не знаю, как для кого, но для меня он реальней чего бы то ни было. После него снег за Периметром уже не тот. Не такой чистый, не такой красивый. Не такой успокаивающий. Ведь, выпади здесь обычный снег — я ни за что не лег бы на эту проклятую землю. Но снег Зоны расслабил меня. Заставил поверить, что мне ничего не грозит. Я в безопасности. Даже рядом с аномалией. Даже рядом с горой разложившихся трупов.
Я повернул голову. Снег поцарапал обмерзшую щеку. Он здесь действительно режет. Чистейшая белизна постепенно приобрела алый оттенок. Я не стал стирать кровь с щеки. Только больше расцарапаю кожу. Я вообще не стал двигаться. Меня интересовал человек, лежащий рядом со мной.
Майор Михаил Иванов. Мы называли его Кэпом. Суровая личность. Гонял только так. Но его ответственности мог позавидовать каждый вояка. Не зря его назначили главным в нашем отряде. Он никогда не жертвовал своими подопечными. Многие военные посылали своих ребят в самое пекло, что сталкеры-мастера всяких «отмычек». В части об этом говорили много. Но все слухи проходили мимо ушей командования, будь оно проклято. Десятки жалоб от чудом выживших рядовых, рапорты, фотографии, аудио и даже видеозаписи. Эти сволочи на все плевали. Ссылались на то, что подделать такое можно за пару минут. Салаги пытались обратиться к полковнику Дегтяреву. Ведь через него проходили все дела близ Периметра. Он был в курсе происходящего на всех блокпостах и во всех отрядах. Но тот лишь промолчал. После этого поголовье гонцов за справедливостью изрядно сократилось. Однако кидали не только салаг- рядовых, но и их лидеров. Так случилось и с майором. Его с отрядом послали не на задание, а на чистейшее самоубийство. Отключить «Выжигатель» и открыть путь в Припять. Саша Попов погиб сразу от лап снорков. На пункте назначения нас ждали «долговцы». К счастью, мы не убили их, хотя должны были. Пробравшись на станцию близ ПВО, они нашли радиотехнику и перехватили военный сигнал. Как выяснилось, к нам уже направлялись вертолеты. Правда, нас ждала не эвакуация, а обратная ей ликвидация. «Долг» помог нам избежать ее. А я провел расследование. Ведь нас не могли подставить за просто так. Как выяснилось, в нашем отряде завелась крыса. Причем принадлежала она к теневой стороне, старавшейся уничтожить Зону. Однако фишка не в том, что она боролась за ту же правду. А в том, что воровала информацию из штаба командования. Начальству неважно, зачем информация была нужна, важен сам факт. А остальных по умолчанию причислили к соучастникам. Действительно, кому нужна лишняя морока с поисками правых и виноватых. По сути, нас отправляли на это задание именно чтобы убить, так как мы даже не были оборудованы пси-блокирующими устройствами. А чтобы у нас не возникало вопросов и подозрений, нашей якобы первостепенной задачей представили зачистку села Корогод. А потом уже нас отправили к Выжигателю. Они рассчитывали, что мы доберемся в тот же день, в момент активности пси-излучения. Но в их планы вмешался не предсказанный аналитиками выброс. В результате мы задержались и прибыли на место во время спада энергии. Тогда и отправили пару патрульных вертолетов. Но и затем план ликвидации был выполнен лишь на пятьдесят процентов. Нас не смогли уничтожить, однако, сумели запереть в Зоне, где нас ждала верная погибель. Вскоре про отряд забыли. Караулы на Периметре перестали поджидать нас с пулеметами наготове. Начальство с чистой совестью избавилось от всех архивов, хранивших информацию об отряде. А мы начали умирать, как и было запланировано.
Пустые глазницы майора, лежавшего за невидимой гранью аномалии, взирали на меня с некоторым изумлением. Видать, мертвец так и не осознал свою смерть за все годы, что пролежал тут. Грустно было глядеть на труп бывшего товарища. Но он погиб по собственной глупости. После смерти Саши нас оставалось трое. И мы постарались стать сталкерами. Это был единственный способ выжить здесь. Женя Рыжко не пережил встречи с контролером. А Иванов слепо погнался за артефактом. Лишь я смог зажить здесь. И, можно сказать, немного понять Зону. Все здесь стало привычным, обыденным. Кроме снега.
Я продолжал смотреть на разложившегося сослуживца. Перед его лицом, будто издеваясь, прокатился артефакт, нагло позаимствовавший имя знаменитого героя русского фольклора — Колобка. Этот персонаж всегда любил с улыбкой прокатываться мимо смерти. Но если шарик теста катился мимо собственной смерти, то артефакт куда больше улыбала смерть чужая. Тут же за ним пробежало «Пламя». За этими шарами и гнался майор. Аномалии он, конечно, не увидел. Она заметна только в снежное время года. С первого взгляда она напоминает окружность. Обыкновенная плоскость на земле. Но если присмотреться, можно увидеть, что снег не только не ложится на эту плоскость — в воздухе над ней снега тоже нет. Он окружает аномалию, но в нее лезть отказывается. И поступает гораздо умнее множества людей.
Не только Иванов лежал здесь. Десятки сталкеров. Неумелые сталкеры. Смелые ученые, отдавшие жизнь во имя науки. Которой, в общем-то, плевать хотелось на эту жертву. Даже мастера сталкерскогао ремесла в непробиваемых экзоскелетах. Меж трупов деловито проплыла «Золотая рыбка», по пути задев «Компас», тут же вспыхнувший с двойной силой. «Снежинка» печально глядела на своих меньших собратьев, падавших за границами аномалии. Редчайшие артефакты и шелуха, которую можно найти на каждом шагу. Аномальные порождения всех мастей, качеств и природ. Клондайк артефактов — греза каждого сталкера. Миллионы и безграничные возможности преподносились на блюдечке. Манили и убивали. Убивали надежды на спасение, несбыточные мечтания, жажду наживы. Убивали без дележа на тех, кому нужны деньги, чтобы вылечить больного лейкемией малыша и тех, кто желает купить новый мобильник. Теперь они ждали меня. Но я пришел не за ними. Хоть в душе и таилась надежда, с которой сюда приходили многие. Однако я знал один секрет, который мог спасти меня от чужой участи. О нем мне поведал старик, которого в народе прозвали Пастухом. Я зашел к нему, чтобы помочь по хозяйству. Ведь он многим сталкерам помогал советом и мне в том числе.
Когда дела были окончены, мы присели выпить чайку. И он внезапно спросил:
— Слушай, сынок, а число сегодняшнее не подскажешь?
— Сейчас проверим, — ответил ему я, сверяясь с ПДА. — Шестое января, дед.
— Значит, завтра мне будет 28. — Загадочная улыбка отразилась в чашке с чаем.
— День рождения у тебя, что ли? — полюбопытствовал я, пока не поняв, что Пастуху никак не могло быть 27.
— Нет, не совсем так… Тебе ведь 38 сейчас?
— Да.
— Угу… — промычал он, отхлебывая чая. — Собрался к Клондайку, так?
— Проницательный ты, дед. — усмехнулся я.
— Понимаешь, что не выживешь?
— Мне нечем рисковать.
— Тогда выслушай меня. — лицо его стало немного печальным, — Войди в аномалию за три минуты до полуночи. Главное, не тормози. Как войдешь, хватай «Компас». Приметь его заранее. Затем беги с ним к центру аномалии…
Я поднес к глазам руку и задрал рукав. Поглядел на ПДА. 23.55. Резкий рывок — и я уже стою. Перед глазами поплыло, от головы отхлынула кровь. Из носу потекло. Простыл. Но это уже не играет никакой роли. 23.56. Я поглядел на «Компас». Он выдавал себя сильнейшим свечением. Мне не стоит торопиться. У меня будет три минуты. Но Пастух посоветовал не медлить. Лучше послушаюсь его.
23.57.
Я вступил в аномалию. Меня обдало теплом. Снег перестал падать на лицо. Майор прекратил взирать на меня. Я прошел мимо него. К ногам подкатился «Огненный шар». Я пнул его в сторону. К чертям ваши сволочные артефакты!
Рука потянулась за «Компасом». Сердце с дикой скоростью гнало кровь по жилам, адреналин разрывал внутренности. Понимание того, что я могу сделать что-то не так, могу сам пойти на смерть, било по мозгам. «Компас» тем временем уже лег в руку, а ноги понесли меня к центру Клондайка. Сердце с редкостной жестокостью избивало ребра, разрывало артерии. Остановись уже! Стоп, нет, что я говорю?!
