окончательно возвернутся. Я так понял, что в нынешнем виде садик его решительно не устраивает. И то правда: на кой ему эти дикие сорняки? Может, фруктовых деревьев побольше насадит? Кто его знает, чего он там себе думает... Люсю бы надо предупредить, что отца-то нашли.
Решив, что не стоит заходить в покинутый дом, Владимир Константинович присел на ступеньку, набросал коротенький протокол и, дав понятым подписаться, торопливо поднялся. Ему захотелось как можно скорее уехать отсюда, чтобы не видеть ни этого, уподобившегося заброшенному погосту, вертограда, ни возвышающегося над ним траурного мавзолея с плотно пригнанными слепыми ставнями.
Глава двадцать восьмая
___________________________________
ТЕМНАЯ НАБЕРЕЖНАЯ
Вечер выдался на редкость безветренный. После мимолетного дождика, ласкового, как в мае, стало еще теплее и явственно запахло робким цветением.
Не зная, чем себя занять, Люсин вышел на улицу. Оставаться в четырех стенах было невмочь. Еще издали примечая каждую телефонную будку, он влился в подхвативший его поток и, безотчетно ускорив шаг, понесся по направлению к Садовому кольцу.
Потерпев поражение в борьбе с самим собой, а может быть, одержав победу, решился наконец позвонить Наташе.
- Простите, но это я, - торопливо выпалил он, точно боялся, что она сразу же повесит трубку. - Больше вам не придется пугаться меня, ожидая плохого. Оно случилось, Наташа, и, как мне ни горько, я хочу, чтобы вы узнали все от меня. - И умолк, слыша, как отдается дыхание в настороженной пустоте. Слова были продуманные и заряженные внутренней энергией.
- Где вы сейчас? - отчетливо прозвучал ее голос, соединив разделенные бездной материки.
- В двух шагах от вашего дома.
- Тогда заходите. Сейчас я объясню вам, как нас скорее найти.
- Может, лучше на улице? Если вы, конечно, не против!
- Ладно, - с вялым безразличием согласилась она.
- Тогда жду вас на том же месте! - задохнулся он от невыразимого облегчения. - Я буду там через две с половиной минуты.
- Надо же, какая точность...
Обменявшись молчаливым рукопожатием, они, не сговариваясь, направились в сторону Ленинских гор. Люсину казалось, что с ним уже однажды было такое: темная набережная, тени встречных прохожих, одиноко сгущающиеся у фонарных столбов, плавное течение без всяких переходов и поворотов. Люсин молчал, благодарно ощущая, как тает горечь одиночества. Ему даже казалось, что слова могут лишь помешать столь неожиданно установившемуся совершенно удивительному общению душ, которое, если и бывает между людьми, то только во сне.
- Расскажите, как это случилось, - мягко напомнила Наташа, напрочь развеяв иллюзию.
- Да-да, - вздрогнув, очнулся Люсин и, опуская натуралистические детали, коротко изложил основные события вчерашнего дня.
Наташа выслушала, ни разу не перебив. Незаметно сжившись с гнетущим ожиданием беды, она, в сущности, не узнала теперь ничего нового. Запоздавшая на два с лишним месяца весть оказалась даже в чем-то успокоительной для переболевшего сердца. В ней была та определенность, перед которой в конце концов смиряется человеческий разум.
- Ужасно, - уронила под конец Наталья Андриановна, коря себя за бесчувственность. - Как вы считаете, когда можно будет организовать похороны? - Ей стоило усилия переключиться на мысль о предстоящих хлопотах. - Нужно же как следует подготовиться?
- Если позволите, мы решим организационные вопросы с вашим начальством. С Людмилой Георгиевной я уже говорил. - Собравшись с духом, он взял ее под руку.
- Но вам-то зачем? - искренне удивилась Наташа.
- По ряду причин. Так уж получилось, что Георгий Мартынович стал мне не безразличен, - Люсин ответил ей виноватой улыбкой. - И Степановна тоже, - добавил он как бы вскользь, умалчивая об остальном. - Я обязательно дам ей знать о дне похорон.
- Спасибо. - Наташа на мгновение прижала к себе бережно поддерживающую ее руку. - Как непрочно все в этом мире! Ушел человек, и в одночасье начинает распадаться с такими трудами сложенное им строение. Цепная реакция падающих на голову кирпичей. Наша кафедра уже совсем не та, что прежде. А ведь это только начало! У Георгия Мартыновича есть... была, словом, осталась древнекитайская 'Книга перемен'. Там говорится, что перемены являются основным законом жизни природы, общества и человека. Нравится нам это или не очень, но приходится принимать миропорядок таким, каков он есть. Ничего не поделаешь.
- Ничего, - глухо повторил Люсин.
- Поговорим о чем-нибудь еще. - Наташа осторожно высвободилась и подошла к парапету.
От реки несло сыростью и немножечко тиной. По железнодорожному мосту грохотал бесконечный товарный состав. Над Лужниками клубился туман.
- Боюсь, что от меня будет мало толку. - Люсин свесился над непроглядной водой. - Я ведь прекрасно знаю, что мое поведение самоубийственно, но ничего не могу с собой поделать.
- Не понимаю, о чем вы.
- Мне казалось, что вы все понимаете.
- Нет, я сознательно разучилась понимать недосказанное. Так спокойнее. Чувствуешь себя более уверенной, защищенной.
- Вы давно разошлись с мужем?.. Ничего, что я об этом спрашиваю?
- Двенадцать лет.
- А Тёме уже четырнадцать?
- Скоро будет. Ждет не дождется. Готовится вступить в комсомол. Хочет поскорее сделаться взрослым, глупышка.
- Взрослому легче. В детстве все переживается гораздо острее. Любая безделица. О мировых вопросах я уж и не говорю. Байрон, Лермонтов, Леопарди! Мне казалось, что они писали специально ради меня, что лишь я, единственный, сумел постичь безмерную глубину людского страдания.
- А кто такой Леопарди?
- Как, вы не знаете Леопарди? Значит, вас никогда не мучила мировая скорбь. Очевидно, это удел мужчин.
- Причем болезненно переживающих свое раннее созревание.
- Это вы о великих?
- Нет, о таких, как вы, перескочивших на палубу с подножки трамвая.
- Запомнили, однако. - Люсин был благодарен ей даже за этот пустяк. Но Наталья Андриановна инстинктивно отвечала иронией на каждое проявление чувства.
- Лучше сформулируем так: не забыли, - непринужденно парировала она. - Надеюсь, в мореходке основательно повыбили из вас байронизм?
- Скорее, напротив, загнали вглубь.
- По крайней мере, вы научились драить медяшку, чистить картошку и мыть на кухне полы.
- В камбузе. - Люсин напустил на себя обиженный вид. - Не терзайте слух моряка, гражданочка.
- Вот таким вы мне нравитесь гораздо больше.
- Отныне я всегда буду только таким.
- Скоро надоест.
- Придется обучиться секрету вечной новизны. С кем вы предпочитаете иметь дело сегодня?
- Оставайтесь лучше самим собой. - Наташа видела, что внешняя непринужденность дается ему с немалым трудом. Ей и самой было куда как муторно. Намереваясь вежливо распрощаться и повернуть к дому, она тем не менее почему-то медлила, через силу поддерживая готовую увянуть беседу.
- Боюсь, что в качестве сыщика я покажусь вам уж совершенно неинтересным, - сказал Люсин. Его губы дрогнули в мимолетной, чуточку горькой улыбке. - Как жаль, что вы так скоро добрались до истинной сущности. На сем реквизит исчерпывается. Небогатый, приходится признать, реквизит...
- Зачем вы так? - Наташа ощутила себя слегка уязвленной, но тут же устыдилась и, доверительно
