Жизнь-в-сновидении

путешествия.

Меньше чем двадцать четыре часа назад, когда мы перекусывали в японском ресторане в пригороде Лос-Анжелеса, он вдруг ни с того ни с сего спросил меня, не составлю ли я ему компанию в путешествии в Сонору на несколько дней.

— С удовольствием поеду, — импульсивно выпалила я. — Учебный семестр закончился. Я свободна. Когда ты собираешься выезжать?

— Сегодня вечером! — ответил он. — Фактически, как только мы закончим нашу трапезу.

Я засмеялась, будучи уверена, что его приглашение было шуткой.

— Я не могу так вот просто сорваться с места, — заметила я. Как насчет завтра?

— Сегодня вечером, — сказал он мягко и настойчиво, затем протянул руку и очень официально пожал мою. Только когда я заметила в его глазах огоньки удовольствия и озорства, до меня дошло, что это означало не прощание, а заключение договора.

— Когда решения приняты, нужно немедленно начинать действовать в соответствии с ними, — произнес он, оставив слова висеть передо мной в воздухе. Мы оба уставились на них, словно они и в самом деле имели форму и размер.

Я кивнула, вряд ли сознавая, что принимаю решение. Поворот судьбы был здесь, вне меня, наготове, он был неизбежен. Мне не пришлось ничего предпринимать, чтобы вызвать его.

Внезапно я с поразительной живостью вспомнила свою предыдущую поездку в Сонору годом раньше. Тело содрогнулось от страха и потрясения, когда картины — никак не связанные в своей последовательности — завертелись у меня глубоко внутри. События этой странной поездки так основательно стерлись из моего сознания, что до этого момента я жила так, словно их вообще никогда не было. Однако сейчас они предстали перед моим мысленным взором так ясно, как в тот день, когда произошли.

Содрогнувшись, но не от холода, а от невыразимого ужаса, я повернулась, чтобы посмотреть на Джо Кортеза и рассказать ему о своей поездке. Он неподвижно смотрел на меня со странной силой. Его глаза были словно туннели, глубокие и темные, они вобрали в себя мое смятение. Кроме того, под их воздействием картины той поездки отступили. И как только они потеряли свой заряд, в моем сознании остались лишь пустые банальные мысли. В этот момент я в своей обычной самоуверенной манере решила, что не стану ничего рассказывать Джо Кортезу, поскольку настоящее приключение само выбирает свой путь, и самые восхитительные запоминающиеся события моей жизни — это те, у которых я не становилась на пути.

— Как ты хочешь, чтобы я тебя называла? Джо Кортез или Карлос Кастанеда? — спросила я с противной женской игривостью.

Медный цвет его лица озарился улыбкой.

— Я твой детский приятель. Дай мне имя. Я зову тебя нибелунга.

Я никак не могла выбрать подходящее имя и спросила его:

— А в твоих именах есть какой-то порядок?

— Пожалуй, — сказал он задумчиво, — Джо Кортез — это повар, садовник, мастер на все руки; это внимательный и задумчивый человек. Карлос Кастанеда — это человек из академического мира, но я думаю, ты его еще не встречала.

Он с улыбкой неотрывно смотрел на меня. В его улыбке было что-то детское, что-то, вызывающее глубокое доверие.

Я решила, что буду звать его Джо Кортез.

Мы провели ночь — в разных комнатах — в мотеле в Юме, штат Аризона. После того, как мы выбрались из Лос-Анжелеса, я всю дорогу изводила себя беспокойством по поводу того, как мы будем спать. Временами меня одолевал страх, что он набросится на меня прежде, чем мы доберемся до мотеля. В конце концов, он был сильным молодым мужчиной, чересчур самоуверенным и агрессивным. Я бы так не беспокоилась, если бы он был американцем или европейцем. Но поскольку он был из Латинской Америки, я просто знала, что у него на уме. Принять приглашение провести с ним несколько дней означало, что я желаю разделить с ним постель.

Его задумчивость и тактичное обращение со мной на протяжении длительной поездки прекрасно вписывались в то, что я о нем думала: он готовил почву.

Мы добрались до мотеля поздней ночью. Он отправился в кабинет управляющего справиться о комнатах для нас. Я осталась в машине, мысленно разыгрывая один мрачный сценарий за другим.

Я была так поглощена своими фантазиями, что не заметила, как он вернулся. Услышав, как он звенит передо мной связкой ключей, я подпрыгнула на сиденье и выронила бумажную коричневую сумку, которую держала в руках, подсознательно прижимая к груди. В ней лежали все мои принадлежности туалета, которые мы купили по дороге.

— Я снял для тебя комнату в западной части мотеля, — сказал он. — Она вдали от трассы.

Он указал на дверь в нескольких шагах от нас и добавил:

— Сам я буду спать в этой, выходящей на улицу. Я привык спать при любом шуме, — он сам себе улыбнулся. — У них остались только две эти комнаты.

Ошарашенная, я взяла ключи из его рук. Все мои сценарии разом отпали. Теперь у меня не будет возможности его отвергнуть. Не то чтобы мне действительно этого хотелось. Но в глубине моей души раздавались голоса, жаждущие победы, не важно, сколь незначительной.

— Не вижу, зачем нам снимать две комнаты, — сказала я с заученной небрежностью.

Дрожащими руками я подбирала с пола свои вещи и запихивала их обратно в бумажную сумку. То, что я сказала, звучало невероятно для меня самой, однако я не в силах была остановиться.

— Шум машин не даст тебе отдохнуть, а тебе нужен сон не меньше, чем мне.

В данный момент мне как-то не верилось, что кто-то может уснуть под шум, доносящийся с трассы.

Не глядя на него, я выбралась из машины, а затем услышала собственное предложение:

— Мы могли бы спать в одной комнате — в разных кроватях, я имею ввиду.

На мгновение я застыла в немом оцепенении. Никогда прежде я ничего подобного не делала, и никогда у меня не было такой шизоидной реакции. Я говорила не то, что имела в виду. Или я-таки имела в виду именно это, но сама не понимала, что делаю.

Его смех положил конец моему смятению. Он хохотал так громко, что в одной из комнат постояльцы зажгли свет и стали кричать, чтобы мы заткнулись.

— Остаться с тобой в одной комнате, чтобы ты посреди ночи мной воспользовалась, — выдавил он из себя между приступами бурного веселья. — Как раз после того, как я приму душ. Не выйдет!

Я покраснела, да так сильно, что вспыхнули уши. Мне хотелось умереть от стыда. Это не вписывалось ни в один из моих сценариев.

Я вернулась в машину и захлопнула дверь. — Отвези меня в Трейхаунд на автостанцию, — прошипела я ему с затаенной злобой. — Какого черта я поехала с тобой? Надо проверить, все ли в порядке у меня с головой!

Все еще смеясь, он открыл дверь и мягко вытащил меня наружу.

— Давай будем спать не только в одной комнате, но и в одной постели.

Он робко посмотрел на меня.

— Пожалуйста, подари мне свою любовь! — попросил он так, словно и самом деле хотел этого.

Ошеломленная, я вырвалась из его объятий и прокричала:

— Да ни за что в жизни!

— Вот, — сказал он. — Ты так свирепо меня отвергла, что я не осмеливаюсь настаивать. — Он взял мою руку и поцеловал ее. — Ты отвергла меня и поставила на место. Проблем больше нет. Ты отомстила.

Я отвернулась от него, готовая разрыдаться. Моя досада была связана не с тем, что он не желает провести 60 мной ночь, — реши он так поступить, я бы на самом деле не знала, что делать, — а с тем фактом, что он знает меня лучше, чем даже я сама. Я не поверила тому, что, как мне казалось, было лишь способом приукрасить свои достоинства. Он мог видеть меня насквозь. Внезапно это меня испугало.

Он подошел поближе и обнял меня. Это был простой добрый жест. Как и раньше, сумятица, царившая