Японии, чем спуск на воду корабля в 1994 году или землетрясение 1995 года. Все дело в том, что Япония реагирует на события недостаточно быстро и гибко, а следовательно, может потерять равновесие в случае неожиданного кризиса. Тем не менее Япония держится, а японцы не теряют присутствия духа. Они размышляют, консультируются, а затем идут вперед — к той цели, которую себе поставили. Именно поэтому японцы добивались успеха в прошлом и будут делать это и впредь.
Глава 5
Гиганты Азии
ЧАСТЬ I. КИТАЙ
Борьба за власть в Пекине
Во вторник, 10 сентября 1991 года, я приехала в Пекин по приглашению китайского правительства. Это был период серьезной международной напряженности. Всего три недели назад непримиримые коммунисты в Москве предприняли окончившуюся неудачей попытку захватить власть. Президент Горбачев получил свободу, однако героем событий стал Борис Ельцин. Переворот не только не привел к сплочению Советского Союза, но и подтолкнул его к распаду. Коммунистическая партия Советского Союза полностью дискредитировала себя (впоследствии она несколько оправилась). Я также имела отношение к некоторым из этих великих событий[129]. На пути в Пекин около полуночи мой самолет приземлился в Алма-Ате для дозаправки. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев лично приехал в аэропорт, чтобы встретиться со мной. В течение нескольких часов мы обсуждали с ним произошедшие события. Он, будучи проницательным тактиком, по всей видимости, играл роль посредника в сложных отношениях между г-ном Горбачевым и г-ном Ельциным. Когда на следующий вечер я оказалась в Китае, меня больше всего занимал один вопрос: как события в Советском Союзе скажутся на будущем коммунизма и, в частности, Китая?
Мне было известно, что этот же вопрос мучил и руководство Китая, правда по другой причине: премьер-министр и министр иностранных дел Великобритании, Джон Мейджор и Дуглас Херд (ныне лорд) побывали в Пекине накануне, и г-н Херд сообщил мне, что им удалось выяснить. В течение десятилетий китайцы радовались всему, что ослабляло их давнишнего советского соперника. Однако сейчас их сильно беспокоило, как происходящее отразится на их собственном режиме. В 1989 году они с помощью танков успешно подавили выступления в защиту свободы на площади Тяньаньмынь. В Москве же этот испытанный инструмент оказался совершенно неэффективным, танк послужил даже трибуной борьбы за демократию для Бориса Ельцина.
В Пекине я должна была остановиться в государственной резиденции для почетных гостей «Дяоюйтай», которая представляла собой хорошо охраняемый комплекс зданий, где когда-то Цзян Цин, жена Мао, готовила заговор со своими радикально левыми друзьями и, в конце концов, была арестована. В доме, или «особняке», где мы расположились, была похожая на пещеру гостиная, обставленная в роскошном и угрюмом стиле, столь милом сердцу коммунистических специалистов по интерьеру. В ней мы обнаружили удивительную коллекцию бутылок со спиртными напитками. Китайцы, однако, хорошо понимая, как цена влияет на поведение людей, для ограничения их потребления включают стоимость выпитого гостями в счет.
Мы прибыли на место в начале двенадцатого ночи, но мне не терпелось получить подробный инструктаж от служащих посольства: график следующего дня был очень насыщенным, а я хотела знать всю последнюю информацию. Поэтому я через переводчика попросила женщину-администратора отпустить персонал и сказала, что мы позаботимся о себе сами. У меня был очень хороший переводчик, однако ему удалось растолковать, что мы хотим, только с четвертого раза: администратор нам явно не верила. Тому, кто полагает, что коммунизм — это равенство, было бы не вредно поговорить на эту тему с той женщиной.
Помимо официальной информации, которую мне сообщили, я получила и еще кое-какие ценные сведения. Мне передали суть разговора между Генри Киссинджером, который был в Пекине незадолго до моего приезда, и премьер-министром Китая Ли Пеном. Более всего меня заинтересовали ответы Ли Пена на замечания д-ра Киссинджера. Никогда не вредно иметь представление о том, как мыслит другая сторона. В случае с китайцами это полезно вдвойне, поскольку можно не сомневаться в том, что уже после первой встречи они будут в точности знать
В графике следующего дня первым значился министр иностранных дел Китая Цянь Цичэнь. Г-н Цянь был несговорчивым и умным профессиональным дипломатом, по характеру чем-то напоминающим Громыко. Он специализировался на отношениях с Россией, однако отлично владел английским языком. Признание со стороны политбюро он получил за непоколебимое проведение линии партии, когда возглавлял информационный отдел Министерства иностранных дел Китая. Г-н Цянь ни на йоту не отступил от этой линии и на этот раз.
Китай, сказал он, крайне заинтересован в том, чтобы Советский Союз сохранился в своей прежней форме и оставался стабильным. Двойная проблема текущего момента заключается в состоянии советской экономики и «русском шовинизме». Я заметила, намеренно смещая фокус, что с оптимизмом смотрю на будущее Советского Союза, — как оказалось позднее, я ошибалась, — исходя из решительной реакции народа на переворот. Довольно прозрачно намекая на подавление выступлений на площади Тяньаньмынь в 1989 году, я добавила: «В современном мире танки и пушки не могут сломить стремления людей».
Г-н Цянь смутился. Не дали ему расслабиться и мои рассуждения по поводу выполнения Китаем его публичного обязательства соблюдать права человека. В конце нашей встречи я высказала соображение, что новый мир стал реальностью в результате прогресса в сфере передачи информации: это требует нового мышления и новой системы измерений. Руководители не могут более игнорировать желания своих народов. Вот смысл того, что произошло в Восточной Европе, а теперь в Советском Союзе. (Я надеюсь, что моя не высказанная напрямую мысль была понята.)
Следующим, с кем мне предстояло встретиться, был удивительный джентльмен по имени Жун Ижэнь. Г-н Жун официально занимал должность заместителя председателя Народного собрания, но это ничего не говорило о его реальном положении. По сути, он являл собой образец «красного капиталиста». До революции г-н Жун был очень богат. Однако в отличие от большинства китайских магнатов, которые бежали из страны и окончили свои дни в Гонконге или где-нибудь еще дальше от дома, он нашел общий язык с коммунистами. Власти практически всегда стремились убедить влиятельных представителей Запада в том, что богатые вполне могут процветать в Китае с благословения партии. Г-н Жун являлся тому живым доказательством. По его словам, он пострадал во время Культурной революции, но впоследствии был реабилитирован и сейчас живет на широкую ногу.
Г-ну Жуну принадлежал дом с внутренним двором. Подобные дома редко встречаются в наше время и очень престижны, однако когда-то они были традиционными для Пекина и составляли значительную долю в его застройке — серые с красными крышами, часто с прекрасными внутренними садами.
Гостиная, в которую меня провел г-н Жун, была заполнена мебелью конца эпохи династии Цин и расписана орнаментами. Каждый предмет представлял необыкновенную ценность. На стене висело огромное полотно с каллиграфией, принадлежавшей кисти хорошо известного художника, в углу которого сам Ден Сяо Пин начертал свою высокую оценку. Впечатление отчасти портило чучело собаки г-на Жуна, находившееся в стеклянном сосуде. Я не знала, как на все это реагировать.
