преступлений против личности и чувство долга по отношению к бедным.
Один мусульманский классик, чтобы объяснить другим свою веру, написал о пророке Мухаммеде так:
Его [пророка] уважение к знаниям, терпимость к другим, щедрость духа, сострадание к слабым, почтение к родителям и стремление к лучшему, более чистому миру составляют главные элементы мусульманского идеала. Для мусульман жизнь пророка является примером победы надежды над отчаянием, света над тьмой[182].
В то же время существует и другая сторона мусульманского общества, проявляющаяся в коррупции и лицемерии некоторых из тех, кто стоит у власти, в угнетении женщин, в жестокости некоторых традиций, в частности наказаний, а также в убогости и отсталости многих городов Ближнего Востока.
В наши дни причиной беспокойства стала связь между исламом и насилием. За исключением Северной Кореи, все государства, причисленные к разряду
Следует, однако, сделать существенную оговорку. Несмотря на то, что выражение «исламский терроризм» уже широко вошло в практику (я и сама пользуюсь им при необходимости), в нем есть чтото неправильное. Терроризм нельзя анализировать, и, в конечном счете, бороться с ним, исходя из его «мотивов» — религиозных или мирских, политических или экономических, социальных или этнических. Существует множество определений терроризма[183]. Но в любом случае бояться и ненавидеть террористов заставляют методы, подразумевающие насилие, а не причины или оправдания. Террорист пытается добиться своего не просто с помощью насилия, а с помощью страха перед насилием. Он хочет запугать не меньше, чем убить и причинить увечье. Его целью поэтому косвенно, а нередко и прямо, является гражданское население. Насилие в этом случае всегда применяется без разбора. У терроризма нет никаких ограничений, поскольку он не признает ни национальных законов, ни международных соглашений, ни норм морали. Терроризм Усамы бен Ладена — насилие, направленное против тысяч невинных людей, — можно, таким образом, считать абсолютным.
Религия и в самом деле нередко дает некое извращенное оправдание терроризму. И фанатики, убивавшие крестоносцев в ХII веке, и их наследники, террористы-смертники из организаций «Хамас», Хезболла» и «Исламский джихад» в ХХI столетии, — убежденные мусульмане. Однако тамильские экстремисты, в числе которых был смертник, убивший Раджива Ганди, — индуисты, а баскские террористы из запятнанной кровью организации ЭТА и беспощадные партизаны из организации «Сияющий путы» в Перу — марксисты. Даже там, где корни насилия лежат в религиозных убеждениях, его внешние проявления могут разочаровывать. Большинство ирландских республиканских террористов давнымдавно перестали считать себя католиками, перестала считать их католиками и Церковь. Они, как и их коллеги «лоялисты» — полувоенная организация в Ольстере, переключились на рэкет, отмывание денег и торговлю наркотиками. Даже муллы из «Талибана» при всей их набожности, финансируют свой режим и покупают оружие на деньги, полученные от экспорта героина. Как мотив для террора религия в большинстве случаев требует изрядного сдабривания презренным металлом.
Однако необходимо добавить, что взгляды Усамы бен Ладена на ислам разделяют немногие. Его действия широко осуждаются правоверными мусульманами, хотя и не везде. Беспокоит то, что условия, при которых он и его организация могут действовать, создавались на протяжении многих лет теми, кто теперь ужасается при виде результатов. Мусульманским религиозным лидерам, которые не устают осуждать Израиль и призывают к борьбе против Америки, не стоит удивляться тому, что некоторая часть их паствы воспринимает их призывы буквально. Когда же, как это часто бывает, последующее осуждение терроризма сопровождается двусмысленными намеками на то, что Запад тоже виноват — из-за своей политики, — это осуждение превращается в пустой звук. Исламский мир не несет ответственности за то, что сделал бен Ладен. Однако в прошлом многие влиятельные мусульманские деятели не считали нужным открыто выступать против того, к чему призывает Усама и его окружение.
Существует еще одна, более широкая, проблема, которую необходимо учитывать при поиске подходов к решению задач, поставленных исламом. Она заключается в неспособности государств, где преобладает мусульманское население, создать либеральные политические институты, по крайней мере до настоящего момента. Заметного прогресса на этом пути смогли добиться лишь Турция и Индонезия, да и то с оговорками. В результате нерешенности политической проблемы мусульманские государства в большинстве случаев страдают от экономической отсталости.
Конечно, пока еще рано делать окончательный вывод о несовместимости ислама и демократии. Однозначно можно утверждать лишь, что ценности исламского общества всегда оказывают очень сильное влияние на формы, которые приобретает зарождающаяся демократия. Эти ценности гораздо больше, чем в немусульманских странах, ориентированы на интересы не личности, а общества — прежде всего общины единоверцев (уммы). Они традиционно предполагают большее уважение к власти всех уровней. Роль исламского закона — шариата также своеобразна. Доподлинно известно, что, когда в конце ХVIII века одному из представителей мусульманского мира довелось увидеть процесс работы палаты представителей в Англии, его поразило, как он позднее написал, что британский парламент сам устанавливает законы и назначает наказание за их несоблюдение. По его мнению, англичане вынуждены действовать столь сомнительным образом, поскольку, в отличие от мусульман, они не руководствуются законом божьим, данным свыше[184]. Мусульмане до сих пор вкладывают в выражение «торжество закона» иной смысл, чем большинство представителей Запада.
Пожалуй, не менее важно и то, что режимы мусульманских государств, взаимоотношения с которыми складываются в целом удачно и которые представляют наименьшую угрозу для нас, совершенно не похожи на либеральные демократии западного типа. Взять хотя бы Марокко. Это государство, где хорошо относятся к христианам, а в богатых национальных традициях много элементов западной, особенно французской, культуры. Вместе с тем при покойном короле Хассане I, который по праву считался одним из самых искусных и храбрых правителей арабского мира, Марокко определенно нельзя было назвать демократией, в чем мгновенно убеждались те, кто осмеливался поднять голос против короля.
Или, например, большинство государств Персидского залива, характеризующихся значительной стабильностью и очень хорошо относящихся к тем представителям Запада, которые соблюдают установленные правила и уважают местные обычаи. Со временем они, возможно, постепенно и придут к непосредственному участию народа в управлении. Однако в небольших, более традиционных государствах, не обладающих большими запасами нефти, которые могли бы привлечь нежелательное внимание со стороны таких алчных государств, как Ирак или Иран, древние системы правления работают на удивление хорошо. Западные либералы, недовольные отсутствием парламентской демократии, зачастую недооценивают значение прямых личных связей между правителем и его народом. Любой может с минимальными формальностями попасть на регулярно проводимые приемы и подать просьбу или жалобу. Подобные приемы позволяют эмиру и его министрам лучше, чем многие демократически избранные президенты, чувствовать настроения и ожидания народа.
Нам нечего стесняться своей заинтересованности. Саудовская Аравия и государства Персидского залива — одни из самых важных союзников Запада в регионе, который является основным источником нефти в мире. Любое действие, направленное против наших союзников, представляет непосредственную угрозу и нам самим. Игнорировать или, что хуже, умиротворять подобные посягательства было бы крайним безрассудством.
Турция — еще один важный союзник, который заслуживает всемерной поддержки со стороны Запада. Фактически она в равной мере европейское и ближневосточное государство. Свои соображения насчет политики в ее отношении я выскажу несколько позже. Однако в ответ
..
