Шабоно

Я осторожно пробралась на темные базальтовые камни, выступающие среди водопадов и долго стояла под струями, подняв руки, чтобы смягчить оглушительную силу воды, ниспадающей с прогретых солнцем высот.

— Белая Девушка, выходи! — крикнул Этева. — Не то духи быстрой воды нашлют на тебя болезнь.

Ближе к вечеру мы сделали привал у рощицы диких банановых деревьев. Среди них я обнаружила авокадо. На нем был только один плод, причем не грушевидной формы, а круглый и большой, как мускусная дыня, блестящий, словно восковой. Этева подсадил меня до первой ветки, и я медленно поползла за плодом, висящим на самой вершине.

Я так жаждала добраться до этого зеленого шарика, что не обратила внимания на предательский треск хрупких веток под ногами. И как только я схватила плод, ветка, на которой я стояла, обломилась.

Этева хохотал, пока по щекам у него не потекли слезы.

Ритими, тоже смеясь, соскребала раздавленное авокадо с моего живота и бедер.

— Я чуть не покалечилась, — сказала я, задетая их беззаботным весельем. — Может, я ногу сломала.

— Не сломала, — заверил Этева. — Земля тут покрыта сухими листьями и мягкая. — Он собрал в ладонь немного раздавленной мякоти и заставил меня съесть. — Говорил я тебе не стоять под водопадом, — серьезно добавил он. — Духи быстрой воды сделали так, что ты не обратила внимания на опасность от сухих веток.

Пока Этева соорудил хижину, день растаял без следа.

В лесу стоял беловатый туман. Дождя не было, но роса при малейшем прикосновении крупными каплями стекала с листвы.

Мы снова спали на банановых листьях, согревая друг друга телами и впитывая тепло небольшого костра, который Этева поддерживал всю ночь, время от времени подталкивая ногой ближе к огню горящие поленья.

Еще до зари мы тронулись дальше. Густой туман все еще окутывал деревья, и кваканье лягушек доносилось до нас словно издалека. Чем выше мы взбирались, тем беднее становилась растительность, пока, наконец, не остались лишь трава да камни.

Мы выбрались на вершину изъеденного ветрами и водой плато, этого реликта иной эпохи. Лес внизу еще спал под одеялом тумана. Загадочный, непроходимый мир, всю огромность которого невозможно постичь извне. Сев на землю, мы молча стали дожидаться восхода солнца.

Как только небо на востоке заиграло багрянцем и пурпуром, я в благоговейном порыве вскочила на ноги. Послушные ветру облака разошлись, дав место поднимающемуся солнечному диску. Розовый туман волнами катился над деревьями, подсвечивая сумерки глубокой синевой, разливая по всему небу зеленые и желтые тона, пока оно наконец не стало прозрачно-голубым.

Я оглянулась на запад, где облака меняли очертания, уступая потокам света. На юге небо было подернуто огненными полосами и громоздились подгоняемые ветром светящиеся изнутри тучи.

— Вон там наше шабоно, — сказал Этева, показывая куда-то вдаль. Схватив за руку, он развернул меня на север. — А там течет большая река, где проходят пути белого человека.

Солнце подняло одеяло тумана. Река золотой змейкой блеснула сквозь море зелени, и я совершенно затерялась в этом необъятном пространстве, казавшемся частью иного мира.

Я хотела говорить, крикнуть во весь голос, но не было таких слов, чтобы выразить мои чувства. Взглянув на Ритими и Этеву, я увидела в их глазах глубокое понимание того, что со мной творится. Я распахнула руки, словно желая обнять эту волшебную границу между лесом и небом. Я чувствовала, что нахожусь на краю пространства и времени. Я слышала, как трепещет свет, как шепчутся деревья, ветер доносил до меня далекие голоса птиц.

Внезапно я поняла, что вовсе не из-за отсутствия интереса, а вполне сознательно Итикотери никогда не расспрашивали меня о прошлом. В их глазах я не имела личного прошлого. Только так они могли воспринимать меня не как некую диковинку. События и связи из прошлого начали стираться у меня в памяти. Не то чтобы я стала их забывать, — я просто перестала о них думать, ибо в лесу они теряли всякое значение. Подобно Итикотери, я научилась жить настоящим. Время было вне меня. Оно стало чем-то, пригодным только на короткий момент. Попользуешься им, и оно снова погружалось в себя и становилось неощутимой частицей моей внутренней сущности.

— Ты так долго молчишь, — сказала сидящая на земле Ритими. Подтянув колени, она обхватила их руками, уперлась подбородком и пристально посмотрела на меня.

— Я думала о том, как я здесь счастлива, — сказала я.

Улыбнувшись, Ритими немного покачалась вперед и назад. — Однажды когда-нибудь я пойду собирать дрова, а тебя со мной рядом не будет. Но я не стану печалиться, потому что сегодня, перед тем как войти в шабоно, мы раскрасим наши тела оното и будем радоваться, глядя, как летят попугаи вдогонку за уходящим солнцем.

Часть Четвертая

Глава 14

Как я уже говорила, женщины не имеют отношения к ритуалу принятия эпены.

Обычно они даже не готовят ее и им не разрешается принимать галлюциногенную смесь.

Женщинам неприлично даже прикасаться к тростниковой трубке, через которую вдувается смесь, если только мужчина не попросит принести ее.

Поэтому я очень удивилась, когда однажды утром увидела Ритими, склонившуюся над очагом и внимательно изучающую темно-красные семена эпены, сохнущие над углями. Не подозревая о моем присутствии, она продолжала тереть ладонями сухие семена над большим листом, на котором была кучка пепла из коры. С той же тщательностью, что и Этева, она периодически плевала на пепел и семена и смешивала все в мягкую тестообразную массу.

Сложив рыхлую смесь в разогретую глиняную посудину, Ритими посмотрела на меня. Она по-детски смеялась над моим озадаченным выражением лица.

— Да-а, эпена будет сильной, — сказала она и снова сконцентрировалась на приготовлении галлюциногенной смеси, которая лопалась с чихающими звуками на куске терракоты. Гладким камнем она растирала быстро высыхающую массу, пока та не превратилась в очень мелкую пудру, в состав которой входил слой грязи с поверхности посудины.

— Я не думала, что женщины знают, как готовить эпену.

— Женщины могут делать все, — сказала Ритими, ссыпая бурую пудру в небольшой бамбуковый контейнер.

Напрасно понадеявшись, что она сама удовлетворит мое любопытство, я наконец спросила: — А почему ты делаешь смесь? — Этева знает, что я хорошо готовлю эпену, — гордо сказала она. — Он любит, чтобы к его возвращению с охоты было готово немного смеси.

Уже несколько дней мы не ели ничего, кроме рыбы.

Будучи в неподходящем для охоты настроении, Этева вместе с группой мужчин преградил маленький ручей, в который они бросили срезанные ветви лозы ayori-toto. Вода стала белой, как молоко. Единственное, что осталось сделать женщинам, — это наполнить корзины поднявшейся на поверхность задыхающейся рыбой. Но Итикотери не особенно любили рыбу, и скоро женщины и дети начали жаловаться на недостаток мяса. С тех пор как Этева и его товарищи ушли в лес, прошло два дня.

— Откуда ты знаешь, что сегодня Этева возвращается? — спросила я, и прежде чем Ритими успела